Глава 4. Динамика социального происхождения и становления, элиты 197

работавших на нужды фронта. Характерно, что удельный вес фронтового поколения был примерно одинаковым во всех должностных группах.

Роль других временных групп в политической социализации элиты 1960 г. сильно различалась. Можно выделить еще две ключевые группы: 1936-1940 гг. и 1946-1950 гг. Первая из них - своего рода «репрессив­ный призыв», время вступления в партию для представителей которой в большинстве своем —1939 и 1940 гг. Их удельный вес в составе элиты в целом невелик —11 %, однако именно им принадлежали ведущие пози­ции в руководстве — 30,6 % в составе первых секретарей. В целом же выдвиженцы «репрессивного призыва» вместе с предшественниками составляли 34,7% первых секретарей, 20,4% председателей исполко­мов. Любопытным может быть тот факт, что максимальное число выдвиженцев «репрессивного» призыва сконцентрировалась именно в должностной категории первых секретарей городских и сельских партий­ных комитетов, за исключением областного центра. Так, среди лидеров парторганизаций городов области они составляли 66,7 %, сельских районных центров — 36,0 %.

Распределение по возрастным группам внутри других поколений региональной политической элиты начинает отличаться от того, что было в 1960 г. Происходит постепенное исчезновение самой базовой возрастной группы, распределение по группам партийного стажа стано­вится более равномерным. К 1990 г. уже четыре возрастные группы включают в себя по 20 % и более членов РПЭ.

Поколение 1980 г. примечательно тем, что оно характеризует состав региональной элиты в ее «классическом», «застойном» варианте. Основ­ные пропорции в ее составе достигают определенного «совершенства», олицетворяя собой облик регионального руководства 1970-1980-х гг. Поколение 1985 г. фактически является «слепком» с ситуации 1980 г. Единственное принципиальное новшество — продолжение тенденции на выравнивание роли возрастных групп (по времени вступления в КПСС).

К 1990 г. происходят существенные изменения в составе региональ­ной элиты с точки зрения начального этапа политической социализации ее представителей: практически полностью исчезают лидеры, вступав­шие в партию при Сталине (их остается лишь 2 %); чуть более 20 % составили те, кто вступал в КПСС в годы критики культа личности Сталина; около четверти состава— вступившие в годы экономической реформы А. Косыгина. Удельный вес «застойного» поколения (1971-1985 гг.) составлял в целом по политической элите 53,1 %, в том числе среди первых секретарей — 36,6%; среди председателей исполкомов — 46,3%.

Рассматривая в целом динамику начального этапа политической социализации, можно отметить несколько важнейших тенденций.

Во-первых, основной массив элиты составляли коммунисты с партий­ным стажем более десяти лет, причем с течением времени происходило все более равномерное распределение по возрастным когортам внутри каждого поколения элиты. На протяжении 1960-1990 гг. произошла примечательная инверсия групп по партийному стажу: в 1960-1975 гг.

198 В П Мохов Региональная политическая элита России (1945-1991 гг )

половина и более состава РПЭ, и в т. ч. первых секретарей, была с партийным стажем от 10 до 20 лет; в 1980-1990 гг от 40 до 50 % состава РПЭ были с партийным стажем более двадцати лет, в т.ч. первые секретари — 60% и более. Единственной «аномалией» выглядит период 1965 г., когда политико-управленческие задачи решались за счет прито­ка относительно молодых членов партии со стажем до десяти лет.

Во-вторых, лидеры территорий — первые секретари горкомов и рай­комов КПСС — были, как правило, старше (по партийному стажу), чем другие члены РПЭ. Это обстоятельство, впрочем, вполне естественно. Однако можно выделить несколько особых периодов, в рамках которых доля лиц с партийным стажем в двадцать лет и более среди первых секретарей была значительно (на 10-15%) выше, чем во всей РПЭ: это 1960, 1980-1990 гг. Но если в 1960 г. таких в составе первых секретарей была всего треть, то в 1980-е гг.— уже две трети.

Руководство городами и районами было в руках лидеров, прошед­ших длительную политическую эволюцию и переживших на своем политическом веку несколько перемен генерального курса, массу реор­ганизаций и административных перестроек. Потенциал их приспособля­емости к сложившимся условиям был значителен. Вместе с тем это был опыт, накопленный в основном в период 1970-1980-х гг., когда не происходило сколько-нибудь значительных институциональных измене­ний. Для данных лидеров в большей степени были характерны инерт­ность, низкая мобильность, что диктовалось стабильностью политичес­ких условий существования.

В-третьих, отчетливо просматривается противоречие междутой ситуа­цией, в которой происходило вступление в партию, и теми условиями, в которых приходилось лидерам элиты руководить своими территориями.

Так, в 1960 году кампаниями по перестройке общественно-полити­ческой жизни страны, в том числе по разоблачению культа личности И. Сталина, руководили лидеры, которые более чем на треть вступали в партию в 1937-1940 гг., и почти на половину —в период Великой Отечественной войны. Экономические реформы второй половины 1960-х гг., предусматривавшие широкое внедрение хозрасчетных начал в народном хозяйстве, проводились лидерами, более чем на 80% вступившими в КПСС «при Сталине», для которого понятие «прибыль» было несовместимо с социализмом. В годы «застоя» во главе низшего слоя региональной элиты стояли выдвиженцы эпохи реформ Н. Хрущева и А. Косыгина. Период перестройки завершали лидеры, вступившие в партию тогда, когда страной безраздельно правил Л. Брежнев. Только поколение 1950 г. не имело такого противоречия, поскольку лишь три человека из изученных нами вступили в партию в годы Гражданской войны, а 53,8% состава —в период 1931-1940 гг., т.е. в период наиболее жесткой борьбы с «кулачеством», «врагами народа», «шпиона­ми и диверсантами» и т. д.

Противоречие между политическими установками в момент вступле­ния в партию и тем, что предстояло делать в качестве политических