Глава 1 Элиты и элитизм в российском обществе XX века 23

политической) элиты: воеводство — боярство — дворянство — номен­клатура (А. В. Понеделков)²², боярство —дворянство —имперская бюрократия — советская номенклатура (О. В. Гаман-Голутвина)²³ и др.

Однако у такого подхода очевиден и «минус». Элита превращается в понятие такого высокого уровня обобщения, что теряется его собствен­ная специфика. Любые рассуждения об элитах превращаются в пре­дельно общие, не всегда содержательные утверждения, причем для их конкретизации с неизбежностью требуются исторически определенные пояснения. Например, для характеристики элиты средневековой Руси-России нужно указывать, какой конкретный слой понимается под эли­той - боярство, дворянство. От такого уточнения зависит достаточно много в конкретно-историческом анализе поведения элит.

Другой «минус» связан с известным эффектом удвоения понятий, связанным с анализом властвующих «верхов». С неизбежностью прихо­дится пояснять значение понятия «элита» применительно к соответству­ющей эпохе, создавая, по сути, параллельный понятийный аппарат.

Вторая позиция, изложенная А. В. Дукой и авторским коллективом под его руководством, заключается в том, что элиты возникают в рамках индустриального буржуазного общества²⁴. А. В. Дука основывает свои взгляды на культурно-институциональном подходе, определяя элиты как исторически определенную форму существования властных групп. Ин-ституционализация элиты происходит по мере образования открытости общества, власти, политики. Поскольку элиты связаны с буржуазным обществом, постольку говорить о существовании элит в России можно только применительно к досоветскому или постсоветскому периоду, поскольку советский период истории выпадает из этой ситуации. А. В. Дука предлагает изучать применительно к советской истории феномен номенклатуры, полагая, что она является такой же формой властных групп, как элита и аристократия ²⁵.

Подход, который изложил А. В. Дука, имеет ряд преимуществ, созда­вая основу для исторической конкретизации содержания понятия «эли­та». В данном случае элита выступает не как универсальное понятие, а как конкретное, исторически содержательное определение той соци­альной и политической силы, которая правит в обществе в определен­ную эпоху.

Однако такая позиция вызывает возражения, поскольку она абсолю­тизирует западный «буржуазный» вариант развития общества. Между тем элиты есть результат появления не столько буржуазного общества, сколько индустриального, которое может возникнуть и на небуржуазной основе, как это произошло в СССР. Буржуазный и небуржуазный, °варный и нетоварный пути развития индустриального общества — лишь отличающиеся варианты развития мировой цивилизации эпохи ^м°Дерна ²⁶. Истоки появления, основные функции, важнейшие результа-^ь* Действия элит однотипны для буржуазных и «социалистических»

Ществ. П. Бергер, оценивая общества «реального социализма», отме-^Ил> что «в той мере, в какой эти общества обладают современными

SET ~

24 В П. Мохов Региональная политическая элита России (1945-1991 гг.)

индустриальными экономиками, они порождают классовые системы, де­монстрирующие замечательные сходства с аналогичными системами ин­дустриального капитализма (включая степень «равенства-неравенства»)»²⁷. Очевидно и другое: элиты связываются с демократическим обще­ством, с капиталистическими отношениями, с господством буржуазии, • Это, как нам представляется, придает идеологическую окраску понятию, связывая появление, существование и саму судьбу элит с западным обществом. Возникновение элит в других обществах возможно лишь в той мере, в какой они приближаются к западному по своим базовым параметрам. Этот «европоцентризм», при всей его распространенности в российском обществознании, имеет серьезный ограничитель: любое общество сравнивается по своим характеристикам с западным на предмет соответствия последнему. Западная модель развития неявно признается эталонной вместе с тем понятийным аппаратом, который описывает это общество. В таком случае мы должны согласиться либо с тем, что должен возникнуть понятийный аппарат, описывающий соци­альные и политические реалии незападных обществ, и этот понятийный аппарат будет существовать параллельно с элитистским, либо ждать «дозревания» других обществ до уровня западных.

Наша позиция заключается в том, что для индустриального общества характерны универсальные процессы, которые находят себе дорогу в любой общественной системе, но в своей специфической форме. Поэтому и элиты как феномен общественной жизни характерны и для западного, демократического общества, и для советского, как, впрочем, и для любого другого, индустриализирующегося общества. В этом случае элитизм как способ анализа властных трансформаций применим и к советскому обществу. Другое дело, что для советского общества образовалась конкретная форма, в которой существуют элиты,— номен­клатурная форма²⁸.

Универсализм элитизма индустриального общества носит технокра­тический характер: одинаковые технологии производства предопреде­ляют сходные (но не одинаковые) характеристики социальной, полити­ческой, духовной жизни. Чем больше проходит времени с момента крушения коммунистической системы в СССР и странах Восточной Европы, тем более становится явным, что советское и западное обще­ства — лишь разные вариации одной индустриальной системы. Причем это не единственные разновидности индустриализма. Сейчас можно говорить о специфических азиатских формах индустриализма и пороЖ'

даемого им элитизма.

Элитизм базируется на одних и тех же закономерностях, вызванных самим фактом существования индустриального общества. В социаль­ной сфере этими последствиями становится появление масс и эли^ Массы в данном случае понимаются не просто как совокупности люде^ Массовизация образа жизни миллионов людей, вызванная развитие^ массового производства, вовлечение их в политическую жизнь привод^ к появлению «массового» человека. «Восстание масс», о котором пис^