Глава 1 Элиты и элитизм в российском обществе XX века 47

g Мацкевича: «А ты что, не знаешь, что сельское хозяйство курирую я?.. Какое ты имел право вносить предложение о снятии с работы Мацкеви-_ча? Ведь это моя личная номенклатура!» ⁵⁰(подчеркнуто нами.— В. М.). %_ Лигачев, описывая свои отношения с Д. Устиновым, вспоминает о его примечательных словах: «Егор, ты наш, ты входишь в наш круг» ^.Хоро­шо известно, какую роль в СССР в политическом продвижении играла прежняя работа совместно с Л. Брежневым в Днепропетровске и Запорожье.

Но если на высших этажах власти влияние клиентельных взаимосвя­зей несколько ограничивалось конкуренцией и влиянием круга «первых» лиц в государстве и в партии, то на региональном уровне клиентелизм становился особенно значим. По данным Э. Шнайдера, 43,9 % всех карьерных шагов, предпринятых в высшей советской политической элите, в определенной степени протежировались. При этом патрон-клиентские отношения формировались на местном и региональном уровне прежде всего в партийных и близких к ним организациях ⁵².Это дало основание М. Афанасьеву сделать вывод о том, что «организован­ный таким образом советский народ «сверху» представлял собой пре­имущественно номенклатуру, а «снизу» — преимущественно массовую клиентелу»⁵³. Конечно, номенклатура внутри также была пронизана клиентельными взаимосвязями, и рассмотрение взаимоотношений между массой и номенклатурой через призму клиентелизма возможно в каче­стве одного из серьезных инструментов анализа советской действитель­ности.

Для дальнейшего анализа имеет практический смысл ввести понятие формальных и реальных политических элит. Различие между ними проходит по характеру их роли в принятии политических решений. Реальные элиты — инициаторы, разработчики, проводники политичес­ких решений. На них возлагалась основная ответственность за проведе­ние политического курса Центра. Именно они должны были организовы­вать на выполнение партийных директив как нижестоящие слои элиты, так и массы. Их специфика заключалась в том, что номинально они не могли единолично распоряжаться своими правами и полномочиями: при принятии решений они должны были получать одобрение тех коллектив­ных органов руководства, в составе которых они действовали. Реальная политическая элита осуществляла свою власть постоянно, профессио­нально (по должности), с максимальными полномочиями.

К формальным элитам можно отнести членов выборных органов (партийных, советских, общественных), чья роль состояла фактически в одобрении заранее разработанных решений, в высказывании реальной элите просьб, заявок, претензий. В целом ряде западных политологи­ческих исследований советской политической элиты упор делается на анализ именно тех категорий, которые мы относим к формальным ^элитам. Представляется, что эта попытка применить теоретические конструкции, описывающие западные демократии, к анализу советского °бщества имеет ограниченные возможности.

48

В. П. Мохов Региональная политическая элита России (1945-1991 гг.;

За исключением самых ранних и самых поздних этапов советской истории, ни партийные, ни советские форумы (съезды, сессии, пленумы и т. д.) не играли, как правило, принципиальной роли в реализации власти. Попытка уподобить Верховный Совет СССР или областной совет 1970-х гг. парламенту или органу регионального управления России 1990-х гг. была бы неудачной. В истории СССР послевоенного периода можно назвать лишь несколько ситуаций, когда формальные элиты играли самостоятельную роль на политической арене, переходя с позиций «ночного сторожа» властных отношений на позиции «делателей королей». Это события 1957 г., когда Пленум ЦК КПСС выступил против «антипартийной группы» в поддержку Н. Хрущева; события 1964г. когда Пленум ЦК КПСС сместил Н. Хрущева со всех его постов и избрал новое руководство страны; события начала 1989-1991 гг., когда Съездь народных депутатов СССР, заседания Верховного Совета СССР, сес­сии местных советов, пленумы и заседания партийных комитетов раз­личного уровня стали самостоятельно принимать решения, содержание которых определялось действительно волей большинства, а не мнением только лишь лидеров партийных комитетов.

Правда, было бы излишним упрощением полагать, что формальные элиты были такими по существу. Роль их не ограничивалась только послушным одобрением политических решений, разработанных реаль­ными элитами. Формальные элиты были «стабилизаторами» власти нивелируя силой числа случайные колебания мнений, возможные прояв­ления спонтанности в выработке решений. Они также были весьма значимы как интеграторы мнений и позиций, определяя своим согласи­ем или несогласием пределы альтернативности решений реальных элит. Наконец, они были значимы как «реальные» представители отрас­левых (территориальных, профессиональных и т. д.) элит в составе политической элиты, что предопределяло их далеко не формальный статус в иерархии соответствующих отраслевых (территориальных, профессиональных и т. д.) элит.

Между реальными, формальными элитами и номенклатурой нет полного соответствия. Соотношение между формальными элитами и номенклатурой можно представить как пересечение нескольких окруж­ностей, сердцевину зоны пересечения которых занимает реальная политическая элита. Это, так сказать, горизонтальный срез власти. Вертикальный срез власти не дает столь простого соотношения номен­клатуры и политической элиты. Политическая элита с точки зрения вертикальных взаимосвязей выглядит как система иерархически сопод­чиненных слоев лидеров властных структур, действующих внутри взаи­мопересекающихся номенклатурных систем.

Элиты противостоят массам (населению, народу), но не непосред­ственно, а опосредованно — через структуры, существующие в обще­стве и государстве, через номенклатуру, управляющую этими структу­рами. Если бы между элитами и массами в советском обществе не было промежуточных звеньев, то вряд ли бы оно просуществовало свой срок.