Номадология

материю и форму, а материал и силу. Речь идет не о выделении инварианта в ряду переменных, а о приведении самих переменных в состояние непрерывной вариации. “Уравнение возможно здесь только как уравнение — временное равновесие переменных, несводимое к алгебраической форме и неотделимое от процесса вариации” (Делез и Гваттари). Уравнение выделяет не всеобщие материи, а индивидуальные моменты. Пространство кочевников — это пространство скорее тактильное, чем визуальное, в противоположность расчерченному пространству Эвклида. Это гетерогенное пространство соответствует особому типу множеств — децентрированным ризоматическим множествам, которые не размечают занимаемое ими пространство. Пространство кочевников нельзя наблюдать извне, как Эвклидово пространство, “скорее оно напоминает звуковую или цветовую гамму”.

Соответственно, выделяются два типа науки. Один тип науки основывается на воспроизведении, другой на движении. Первый тип науки трактует пространство и время как переменные, чей инвариант выражает управляющий ими закон. Второй тип науки — это нечто другое: “Мы не стоим на берегу, наблюдая за течением реки, однонаправленным и разделенным на струи, а сами несемся в клубящемся потоке, сами вовлечены в процесс вариации”. Кочевник обладает территорией, передвигается маршрутами, движется от одного пункта к другому. Однако эти пункты сами принадлежат маршруту, тогда как для оседлого жителя пункты задают маршрут. “Жизнь кочевника — это интермеццо”. Кочевник движется из одного пункта в другой в силу фактической необходимости. Далее, маршрут кочевника — полная противоположность дороги: “он делит людей (или животных) в открытом пространстве — неочерченном и несвязном”. Дорога, напротив, делит замкнутое пространство. В то время как кочевники населяют гладкое пространство, метки которого постоянно смещаются вместе с трассой, пространство оседлых народов расчерчено

стенами, границами и дорогами. С отсылкой к Тойнби Делез и Гваттари постулируют, что кочевник — скорее тот, кто не движется. Мигрант — это беглец, кочевник же никуда не бежит, он сращен с этим гладким пространством. В присвоении и обживании заключается территориальный принцип кочевника. Он движется, но движется сидя, “он сидит всегда, когда движется (бедуин в галопе сидит, подвернув под себя ступни ног)”.

Применительно к кочевникам следовало бы говорить о скорости. Движение экстенсивно, предполагает перемещение из одного пункта в другой, скорость же интенсивна, скорость — это абсолютная характеристика тела, отдельные части которого заполняют гладкое пространство наподобие вихря. “...Только кочевник владеет абсолютным движением или скоростью; круговое движение — свойство его военной машины”. Кочевника можно в полном смысле слова назвать детерриториализованным именно потому, что детерриториализация осуществляется не после, как у мигранта, и не посредством, как у оседлого жителя, связь кочевника с землей создает именно детерриториализация. Сама возможность территориализации — приобретение земельных участков — покоится на возможности детерриториализации. “Земля перестает быть землей, становится просто почвой, опорой под ногами”. Номадизм связан скорее с “неустойчивостью локальных климатов”, чем с глобальными изменениями климата. Кочевник порождает пустыню в той же степени, в какой порожден ею. Пустыня содержит подвижную ризоматическую растительность, связанную с картиной осадков и определяющую направления кочевок. Пространство пустыни не имеет ни перспективы, ни контура, видимость ограничена, при том, что предполагает присутствие развитой топологии, основанной на комплексных ситуативных приметах. “Отличительная черта гладких пространств-корневищ — переменная картография, изменчивость, разнонаправленность. Расчерченное пространство является целостно-релятивным... Кочевник не принадлежит этой

==574