Шизоанализ

как боковой поверхностью и органом передачи и крестьянами как рабочими частями в ее основании...” (Делез и Гваттари). Естественно, что деспотия только перекодирует потоки желания, вовсе не освобождает их. Делез и Гваттари выделяют две черты варварского имперского закона, который, по крайней мере в начале, создается вовсе не как гарантия против деспотизма: параноидально-шизоидную (метонимию), в соответствии с которой он управляет нетотализованными или нетотализуемыми частями, и маниакально-депрессивную (метафора), в· соответствии с которой он запрещает любое познание.

Капитализм является отрицанием всех общественных формаций. Детерриторализуя потоки желания, капитализм движется к своему пределу — собственно шизофреническому пределу. Капитализм изо всех сил старается производить шизофреника как субъекта декодированных потоков на теле без органов. “Шизофреник стоит на пределе капитализма: он представляет собой его развитую тенденцию, прибавочный продукт, пролетария и ангела-истребителя” (Делез и Гваттари). Но возникает вопрос: почему капитализм в своем безумном стремлении к декодированию потоков, к шизофреническому пределу все же постоянно останавливает шизофренический процесс, отталкивает шизофреника, запирая их в клинику или тюрьму? “Почему он заточает безумцев вместо того, чтобы видеть в них своих героев, свое собственное завершение?” Дело в том, что поскольку капитализм, в отличие от предшествующих формаций, которые кодировали и перекодировали, совершает декодирование потоков, он выступает пределом любого общества. И все же, как поясняют авторы Ш., капитализм — это относительный предел, поскольку он совершает декодирование потоков на теле капитала как детерриториализованного социуса. Шизофрения, напротив, является абсолютным пределом, поскольку совершает декодирование на десоциализованном теле без органов. В этом смысле шизофрения есть внешний предел капитализма,

потому ему приходится постоянно переводить на собственный язык шизофреническое декодирование. Капитализм одновременно декодирует и аксиоматизирует потоки. “Денежные потоки представляют собой совершенно шизофренические реальности, но они существуют и функционируют лишь в рамках имманентной аксиоматики, которая заключает и отталкивает их реальность. Язык банкира, генерала, промышленника, чиновника... является совершенно шизофреническим, но статистически он работает лишь в рамках опошляющей его аксиоматики, ставящей его на службу капиталистическому строю...” (Делез и Гваттари). Т. о., существует глубокое противоречие между капиталистами и шизофрениками — в их радикальной близости в смысле функции декодирования, в их глубокой враждебности в смысле функции аксиоматизации.

Одной из важнейших характеристик “производства желания” является множественность. Отношение между частями и целым строится т. о., что целое не объединяет части, а добавляется к ним как дополнительная часть. “...Целое есть продукт, производимый как часть наряду с другими частями, которые оно не объединяет и не тотализует, но применяется к ним, устанавливая типы отклоняющейся коммуникации между несообшающимися сосудами, поперечное единство элементов, которые остаются полностью различными в своих собственных измерениях...” (Делез и Гваттари). Точно так же производится тело без органов: оно не объединяет и не тотализует части, а располагается рядом с ними.

Соотношение “производства желания” и социального производства предполагает исследование всего сущего в двух аспектах: “молекулярном” и “молярном”. Шизофрения представляет собой границу между “молярной” организацией и “молекулярной” множественностью желаний. “Молярная” организация предполагает существование предустановленных связей, которые производятся “машинами желания” как микрофизикой бессознательного. Но “молекулярная”

==1022*