Евразийство (Евразийское движе-

ве) — интеллектуальное и идейно-политическое движение в среде русской эмиграции 20 — 30-х гг. Занимало промежуточную позицию между крайне правым крылом эмиграции и “сменовеховцами” по отношению к Советской власти и СССР. Наиболее яркая особенность идеологии движения — опыт синтеза биолого-морфологической методологии культурно-исторического анализа с конкретно-политическими   тенденциями. Развитие движения проходит три периода: в 1921 — 25 гг. происходит разработка и оформление основных историкокультурологических концепций, оценка современной ситуации, определение перспектив развития, поиск методологической базы. Центром движения в это время является эмигрантская община Софии, лидерами — П. Н. Савицкий (1895 - 1968), П. П. Сувчинский (1892 1985), Н. С. Трубецкой (1890 - 1938), Г. В. Флоровский (1893 - 1979). Программа и основополагающие идеи Е. представлены в сборнике “Исход к Востоку” (София, 1921), послужившем стимулом для оформления движения, и в ряде др. сборников полемико-теоретического характера. В 1923 г. Г. В. Флоровский заявляет о разрыве с Е. и разворачивает активную критику идеологии движения с позиции православной философии. В дискуссиях принимают участие многие видные деятели философской эмиграции, в т. ч. — Н. А. Бердяев. Во второй период (1926 — 1929) центр движения перемещается в Париж, расширяется круг участников (в это время к Е. примыкали Н. Алексеев, Н. Арсеньев, П. Бицилли, Г. Вернадский, В. Ильин, А. Кожев, Э. Литауэр). Основным теоретиком Е. в это время становится Л. П. Карсавин (1882 Ι 952), ρущественно трансформировавший первоначальные мотивы евразийской идеологии и возглавивший “левое” крыло движения вместе с еженедельной газетой “Евразия” (1928 — 1929). Е. переживает ряд расколов и скандальных процессов, связанных с откровенно просоветской позицией лидеров “левых” евразийцев, инфильтрацией спецслужбы СССР и т. п. В идейном плане этот период характеризуется, с одной стороны,

 

==273

Евразийство (Евразийское движение)

обоснованием общей теоретико-методологической платформы, развитием социософских и специальных историко-этногеографических исследований. С другой стороны, Е. все более ориентируется на политико-идеологическую деятельность вплоть до непосредственно политической пропаганды. Крайняя политизация движения к 1929 г. привела к острому конфликту между лидерами “правого” (Савицкий, Ильин) и “левого” (Карсавин, Дм. Святополк-Мирский) течений. В результате большинство видных теоретиков, входивших и сотрудничавших с Евразийским движением (включая Карсавина), порывает с ним. Последний период (1930 — 1939) связан с деградацией Е., распадом движения и участием его в сугубо просоветской и прокоммунистической агитации среди русской эмиграции. В это время идейное развитие Е. затухает, хотя его влияние сказывается во многих явлениях русской зарубежной философии (в частности, в поздних работах И. Бердяева). В целом Е. воспринимает и развивает традицию морфологического анализа социокультурных процессов, опираясь на характерные мотивы и концепции раннего славянофильства, Н. Я. Данилевского, К. Н. Леонтьева, Н. Н. Страхова, ?. Μ. Δостоевского. Благодаря этому в идеях раннего Е. центральными темами становятся вопросы характера и движущих сил исторического процесса, проблема смыслообразующих аспектов истории и социокультурного бытия, специфика общностей, взаимосвязь цивилизации и культуры и, разумеется, проблема исторического и этнокультурного своеобразия России.

Особенностью евразийского осмысления данных проблем является принципиальный акцент на интеркультурный характер российского общества или Евразии: ее положение между Западом и Востоком и существенное влияние последнего. Евразийцы рассматривают в качестве географической определенности Евразии пространство, очерченное Восточно-Европейской, Западно-Сибирской и Туркестанской равнинами. Доминирующий этнический субстрат — русские (без особого акцентирования “славянского братства”) с учетом воздействия тюрко-туранских компонентов. Культурный облик Евразии определяется доминированием православия, русский вариант которого подчеркнуто характеризуется как “восточная ветвь восточного христианства”. При этом культурно-православный облик Евразии воспринимается скорее как традиционно-бытовая специфика, нежели самостоятельный религиозно-философский синтез, целостное и вполне систематическое миропонимание (что соответствовало бы аналогичным построениям славянофилов). В отличие от ранней славянофильской традиции, Е. стремится обнаружить именно этногеографические параметры евразийской самобытности, часто пользуясь методом прямой экстраполяции “географического фактора” в схемах социокультурного анализа. Кроме того, Е. связывает перспективу вероятного и прогнозируемого лидерства Евразии не с русским или же панславянским фактором, а именно с взаимодействием и симбиозом “евразийских этносов”. Отсюда — пристальное внимание к концепции преемственности евразийской государственности, которая и представляет полноценную реализацию “духа Евразии”. Вкратце схема такова: империя Чингизидов (первый опыт государственного объединения евразийских народов), наследующая ей Российская империя (бывшее Московское царство) и — в качестве современного варианта — СССР. Эта схема интерпретируется как последовательное возрастание и установление органичного синтеза социального и духовно-культурного единства — от простого “насильственного тиранизма” к более мягким и осознанным формам солидарности. Эти формы противопоставляются “западным” вариантам либерально-демократической политической системы как более эффективные и жизнеспособные, воплощающие опыт различных этнокультурных общностей. Параллельно развивается критика европоцентризма, экспансии рационально-прагматических   ценностей, западного стиля жизни, техноло

 

==274