4. Принцип телесности и механицизм

Как уже говорилось, для Гоббса философия — это наука о "телах", а точнее, можно дополнить, о "причинах''тел. Образцами этой науки были геометрия Евклида и физика Галилея. Однако между физикой и геометрией существуют значительные различия. Геометрия уста­навливает постулаты, а "образование" фигур "зависит от нашего произвольного выбора". Гоббс уточняет: "Именно потому, что мы сами создаем фигуры, получается геометрия, и она — доказуема".

Мы прекрасно знаем то, что сами делаем, строим, устанавливаем и основываем, но мы не можем с такой же точностью познать естественные, природой созданные вещи, потому что не мы их построили. Гоббс делает следующий вывод: "Все же из самих свойств, с помощью дедукции мы можем доказать, что их причины могли быть теми или иными", т. е. даже такие свойства, как твердость, сводятся к чисто количественной характеристике. А по­скольку все естественное, сотворено природой в развитии, то дви­жение и будет основной причиной.

Разумеется, речь идет не о движении в аристотелевском смысле, а, скорее, о движении с количественными характеристиками, то есть измеряемом математическими и геометрическими способами (в га-

лилеевском смысле).

Таким образом, на основе всего двух элементов: 1) тела, не зависящего от нашего мышления и "совпадающего с частью про-

312

Гоббс

странства", и 2) движения, понимаемого как механическое переме­щение тела в пространстве с одного места на другое, Гоббс пытается объяснить всю действительность. На этом основан его материализм, а, точнее, механистический материализм, в свое время вызвавший столько споров. Впрочем, иной раз кажется, что Гоббс представляет свое "учение о совокупности тел" как "гипотезу", ане догму. Однако также верно, что иногда он склоняется к тому, чтобы считать основой материальных тел ни больше ни меньше как самого Бога. Это вызвало бурное несогласие одних, обвинения со стороны других, от которых он едва успевал защищаться разными способами.

Итак, материальное тело и механическое движение объясняют все на свете. Свойства вещей являются "призраками органов чувств", так как, по Гоббсу, ощущение цвета, звука, запаха и т. д. не имеют объективной значимости, а как бы привносятся в мир нашим сознанием: "Все так называемые воспринимаемые свойства предме­та представляют собой не что иное, как такое же количество разно­образных движений (потому что движение вызывает другое движе­ние)". К механическому движению сводимы качественные изме­нения и сами процессы вырождения и разложения.

Вследствие этого процессы познания также можно объяснить с механических позиций. В работе "О теле " он излагает свои сообра­жения следующим образом: "Из всех знакомых нам явлений наибо­лее удивителен сам факт существования явлений, сам факт этого to phainesthai (являемость), т. е. обстоятельство, что из тел, существу­ющих в природе, некоторые обладают отображениями почти всех вещей, другие же не обладают никакими. Если мы познаем принци­пы вещей только благодаря явлениям, то в конце концов основой познания этих принципов является чувственное восприятие, или ощущение, и из последнего мы черпаем всякое знание. Но и исследование причин ощущения не может иметь в качестве отправ­ного пункта никакое другое явление, кроме самого чувственного ощущения".

Однако, позднее, он начал объяснять ощущение на основе дви­жения, вызванного объектом у чувствующего субъекта, который, в свою очередь, реагирует еще одним движением, из которого и возникает образ или представление. "Движениями" также являются чувства удовольствия и боли, стремления и желания, любви и ненависти и сама воля.

Свободы нет, ибо движение разных видов и вытекающие из него механические связи являются строго необходимыми. В работе "О теле" Гоббс рассуждает: "И свобода воли или желания не при­сутствует в человеке больше чем у других живых существ. Действи­тельно, желанию предшествует собственная причина этого желания и, поэтому, сам акт желания... не мог бы не следовать за ней, то есть

Теория абсолютистского государства 313

он следует неизбежно. Значит, ни воле людей, ни воле животных не свойственно, чтобы подобная свобода была свободной от необходи­мости. Если под свободой мы понимаем способность не желать, а делать то, что хочется, тогда наверное такую свободу можно предо­ставить как первым, так и вторым, а когда она существует, она одинакова и у людей, и у животных".

Очевидно, что если определенное движение предположительно является "предшествующей" причиной, то из него необязательно возьмет начало "следующее" движение. Свобода разрушает обычную связь и, вследствие этого, нарушает логику теории материальных тел и механицизма. В пределах материализма нет места для свободы.

Однако в этих пределах нет также места для объективного "блага" (и "зла"), а, следовательно, и для "моральных ценностей". Для Гоббса благо — это то, к чему стремятся, а зло — чего избегают. Но в силу того, что некоторые люди желают одних вещей, а другие — нет, одни чего-нибудь избегают, а другие — нет, получается, что благо и зло — относительны. Даже о самом Боге нельзя сказать, что он — безусловное благо, ибо "Бог добр для всех тех, кто взывает к Его имени, но не для тех, кто поносит Его имя, богохульствуя". Значит, благо относится к человеку, месту, времени, обстоятельствам, как утверждал в древности еще софист Протагор.

Но если благо относительно и, значит, абсолютных ценностей не существует, как можно построить общественную жизнь и создать нравственность? Каким образом можно устроить совместную жизнь людей в одном обществе?

Ответам на эти вопросы посвящены два шедевра Гоббса: "О гражданине " и "Левиафан ".

5. ТЕОРИЯ АБСОЛЮТИСТСКОГО ГОСУДАРСТВА

В основе предлагаемого Гоббсом устройства общества и государ­ства лежат два допущения. 1) Во-первых, философ допускает, что, хотя все блага и относительны, среди них, тем не менее, есть первое и основополагающее благо, заключающееся в жизни и ее сохранении (следовательно, главное зло — это смерть). 2) Во-вторых, он отрицает существование естественной справедливости и несправедливости, поскольку нет безусловных "ценностей" и утверждает, что они устанавливаются по взаимному согласию, по договору людей, а, зна­чит, совершенно и a priori принимают вместе со всем, что из него следует.

314

Осью новой политической науки, как совершенной дедуктивной системы (как, например, вроде евклидовой геометрии) являются 1) "эгоизм" и 2) "конвенционализм" или "договорное" происхож­дение государства.

Чтобы адекватно понять новую политическую концепцию Гоббса, следует вспомнить, что она представляет собой в высшей степени радикальную противоположность классической аристотелевской точке зрения. Стагирит утверждал, что человек — это "общественное животное", поскольку, в силу своей природы, он создан, чтобы жить с другими людьми в политически устроенном обществе; кроме того, философ уподоблял существование этого "общественного животно­го", то есть человека, жизни и положению других животных (напри­мер, пчел и муравьев), которые желают и избегают тех же вещей и, стихийно объединяясь, направляют свои действия на общие цели. Гоббс энергично возражает Аристотелю и приведенному им приме­ру. По его мнению, каждый человек глубоко отличается от остальных людей и старается обособиться (он — атом эгоизма). Поэтому он совершенно не связан с остальными людьми стихийным согласием, как это происходит у животных, основанном на "естественном стремлении". В действительности а) во-первых, между людьми есть поводы и причины для распрей, зависти, ненависти, мятежей, которых нет среди животных; б) во-вторых, благополучие отдельных животных, живущих в сообществе, не отличается от общего благополучия, в то время как у человека его частное благополучие отличается от обще­ственного; в) в-третьих, животные не способны распознавать недо­статков своего общества, тогда как человек их замечает и постоянно вводит новшества, которые создают причины разногласий и войн; г) в-четвертых, животные не обладают даром речи, которая у людей часто становится "трубой войны и мятежей"; д) в-пятых, животные не порицают друг друга, тогда как люди часто осуждают других; е) и наконец, у животных согласие естественно, в то время как у людей — нет. Следовательно, Государство является не естественно, а искусственно. Оно возникает следующим образом.

Среди людей, находящихся в догосударственном, естественном состоянии, царит беспредельный эгоизм и злоба. Каждый стремится к удовлетворению своих интересов, но, так как на земле "тесно", стремления одних сталкиваются с подобными же стремлениями других и неизбежно возникает притеснение и насилие одних над другими, то есть борьба всех против всех. Каждый хочет уничтожить другого, чтобы очистить место для себя. Кроме того, природа ("ес­тественное состояние") не ставит пределов, поэтому каждый имеет пршю на все. Именно в этом смысле Гоббс использует знаменитую фразу homo homini lupus (est) — "человек человеку волк", не ради мрачного пессимизма, а в роли выразительного средства, призван-

Теория абсолютистского государства 315

ного обрисовать положение, которое требуется исправить. Вот слова самого Гоббса: "Конечно, правильны оба утверждения: и человек человеку Бог, и человек человеку волк. Первое — в том случае, если речь идет об отношениях между собой сограждан, второе — когда речь идет об отношениях между государствами. В первом случае благодаря справедливости, доброте и прочим мирным добродетелям человек возвышается до подобия Божия, во втором — из-за злых и дурных людей даже людям порядочным, если они хотят сохранить свое существование, приходится прибегать к добродетелям воен­ным — к силе и хитрости, то есть к звериной жестокости. И хотя люди обычно ставят ее в упрек друг другу, в силу врожденной им привычки, видя собственные дела свои в другом и, как в зеркале, принимая правое за левое, а левое за правое, однако естественное право, исходя из необходимости самосохранения личности, не по­зволяет считать это пороком".

В подобной ситуации человек рискует потерять главное благо — собственную жизнь, потому что в любое мгновение он подвергается опасности насильственной смерти. Помимо этого, он не может также посвятить себя промышленной или коммерческой деятельности, не имея гарантий воспользоваться результатами; не может он посвятить себя и развитию ремесел или искусств; одним словом, каждый человек остается наедине со своим страхом.

Человек находит выход из этого положения с помощью двух основных вещей: а) некоторых инстинктов; б) здравого смысла.

Инстинкты — это желание предотвратить постоянную борьбу, чтобы сохранить жизнь, и потребность добывать все необходимое для существования.

Разум здесь следует понимать не столько как цель в себе, сколько как инструмент, пригодный для осуществления вышеупомянутых основных стремлений.

Таким образом появляются "естественные законы", представ­ляющие собой рационализацию эгоизма, то есть нормы, позволяющие воплотить в реальность инстинкт самоохранения. По этому вопросу Гоббс дает следующие пояснения: "Естественный закон (lex natu-ralis) — есть предписание, или найденное разумом общее правило, согласно которому человеку запрещается делать то, что пагубно для его жизни и что лишает его средств к ее сохранению, и пренебрегать тем, что он считает наилучшим средством для сохранения жизни ".

Обычно упоминают первые три, как основные, естественные законы. Но в "Левиафане "Гоббс перечисляет девятнадцать. Способ, каким он их ставит и выводит, дает полное представление о приме­нении им геометрического метода рациональной дедукции в прило­жении к этике, а также о том, как он сумел вновь ввести, уже в новой

316

Гоббс

форме, те нравственные ценности, которые прежде исключал, но без которых нельзя построить никакого общества.

1). Предписание или общее правило разума гласит, что всякий человек должен добиваться мира, если у него есть надежда достигнуть его, если же он не может его достигнуть, то он может использовать любые средства, дающие преимущество на войне. Первая часть этого правила содержит первый и основной закон, гласящий, что следует искать мира и следовать ему. Вторая часть есть содержание естест­венного права, сводящегося к праву защищать себя всеми возможны­ми средствами".

2). Второй закон приказывает отказаться от права на все, иными словами, от прав, присущих естественному (догосударственному) состоянию, являющихся причиной всех человеческих распрей. Итак: "В случае согласия на то других, человек должен согласиться отка­заться от права на все вещи в той мере, в какой это необходимо в интересах мира и самозащиты, и довольствоваться такой степенью свободы по отношению к другим людям, которую он допустил бы по отношению к себе ". Гоббс комментирует это правило словами Еван­гелия: "Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними" (Матф. 7, 12). И это закон всех людей: quod tibi fieri поп vis, alteri ne feceris (чего не хочешь для себя, не делай другим)".

3). Третий закон предписывает, чтобы выполнялись заключенные соглашения. На этой основе зарождается справедливость и неспра­ведливость (справедливо придерживаться договоренностей, неспра­ведливо их нарушать).

За этими тремя основополагающими законами следует шестна­дцать остальных, которые мы вкратце рассмотрим.

4). Четвертый закон (благодарность) возвращать полученные блага, чтобы другие не раскаивались в своих благих деяниях и продолжали их делать; отсюда берут начало благодарность и неблагодарность.

5). Пятый закон (взаимная уступчивость) рекомендует каждому человеку приспосабливаться к другим; отсюда появляются общитель­ность и ее противоположность.

6). Шестой закон (легко прощать обиды) предписывает, чтобы, когда будут получены нужные гарантии в отношении будущего , были прощены все те, кто раскаялся и просит прощения.

7). Седьмой закон гласит, что "при отмщении (т. е. воздаянии злом за зло) люди должны сообразовываться не с размерами совершенного зла, а с размерами того блага, которое последует за отмщением". Несоблюдение этого закона порождает жестокость.

8). Восьмой закон — против оскорбления: "ни один человек не должен делом, словом, выражением лица или жестом выказывать

Теория абсолютистского государства 317

ненависть или презрение другому". Нарушение этого закона — нане­сение оскорбления.

9). Девятый закон (против гордости) предписывает каждому че­ловеку признавать другого равным себе от природы; нарушение этого закона — гордыня.

10). Десятый закон (против надменности) предписывает, чтобы никто не претендовал на какое-либо право для себя, если он не согласился бы предоставить его любому другому человеку; отсюда возникают скромность и высокомерие.

11). Одиннадцатый закон (беспристрастие) предписывает тем, кому доверена обязанность судить (разбирать тяжбы) двух людей, вести себя справедливо по отношению к обоим; отсюда берет начало справедливость и беспристрастие. Нарушение этого закона лице­приятие (prosopolepsia).

Остальные восемь законов предписывают равное использование общих вещей, правило вверять жребию (естественному либо уста­новленному по договоренности) пользование неделимым имущест­вом, гарантию неприкосновенности для посредников мира, третей­ский суд, условия годности для беспристрастного судебного разбирательства, законность свидетельских показаний.

Тем не менее, этих законов самих по себе еще не достаточно для построения общества, нужна еще власть, заставляющая соблюдать законы: "договоры без меча, принуждающего их соблюдать", не годятся для достижения установленной цели. Именно вследствие этого, согласно Гоббсу, нужно, чтобы все люди избрали одного единственного человека (или ассамблею) представлять их интересы.

Однако ясно видно, что "общественный договор" заключен не подданными с правителем, а подданными между собой. (Совершенно иным будет общественный договор, который предложит Руссо.) Правитель остается за рамками договора единственным хранителем тех прав, от которых отказались подданные, а, следовательно, един­ственным, кто сохранил все первоначальные права. Если бы и правитель тоже вошел в договор, гражданские войны нельзя было бы предотвратить, потому что скоро возникли бы различные проти­воречия и распри в управлении. Власть верховного правителя (или ассамблеи, собрания) неделима и абсолютна в этой самой радикаль­ной теории абсолютистского государства, выведенной не из "Божьей милости" (как прежде), а из вышеописанного "общественного до­говора".

Поскольку правитель не принимает участия в "договоре", полу­чив в свои руки все права граждан, он держит власть непреложно. Он стоит над справедливостью (потому что третье правило, как и все остальные, имеет законную силу для граждан, но не для правителя (монарха). Он может вмешиваться в вопросы общественного мне-

318

Гоббс

ния, судить, одобрять или запрещать определенные мысли. Все полномочия должны быть сосредоточены в его руках. Сама Церковь должна ему подчиняться. Значит, Государство будет вмешиваться в дела религии. И поскольку Гоббс верит в Откровение, а, следова­тельно, и в Библию, Государство, гипотетически им созданное, должно, по его мнению, быть посредником также в вопросе толко­вания Священного Писания и религиозной догматики, пресекая, таким образом, любые поводы для несогласия. Абсолютизм этого Государства действительно полный.

6. "ЛЕВИАФАН" И ВЫВОДЫ ИЗ ФИЛОСОФИИ ГОББСА

В Библии, в Книге Иова (гл. 40) описан левиафан (извивающийся) как непобедимое чудовище:

"Поворачивает хвостом своим, как кедром;

жилы же на бедрах его переплетены. Ноги у него, как медные трубы; кости у него, как железные прутья; Это — верх путей Божьих; только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой. Горы приносят ему пищу, и там все звери полевые играют. Он ложится под тенистыми деревьями, под кровом тростника и в болотах. Тенистые деревья покрывают его своею тенью; ивы при ручьях окружают его. Вот он пьет из реки и не торопится; остается спокоен, хотя бы Иордан устремился ко рту его. Возьмет ли кто его в глазах его и проколет ли ему нос багром ? Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его?

Именно это имя — "Левиафан" — берет Гоббс, чтобы обозначить Государство и символически озаглавить работу, обобщающую всю его философию. В какой-то момент он хотел дать книге название "Смертный Бог", потому что ему (государству), под покровительст­вом бессмертного Бога, мы обязаны сохранением мира и нашей жизни. Однако двойное название в высшей степени знаменательно:

"Левиафан" 319

абсолютистское государство, созданное им в теории, действительно наполовину монстр и наполовину смертный Бог, как на примере доказывает следующая выдержка: "Такая общая власть, которая была бы способна защищать людей от вторжения чужеземцев и от несправедливостей, причиняемых друг другу, и, таким образом, доставить им ту безопасность, при которой они могли бы кормиться от трудов рук своих и от плодов земли и жить в довольстве, может быть воздвигнута только одним путем, а именно путем сосредоточе­ния всей власти и силы в одном человеке или в собрании людей, которое большинством голосов могло бы свести все воли граждан в единую волю. Иначе говоря, для установления общей власти необ­ходимо, чтобы люди назначили одного человека или собрание людей, которые явились бы их представителями; чтобы каждый человек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель общего лица будет делать сам или заставит делать других в целях сохранения общего мира и безопасности, и признал себя ответст­венным за это; чтобы каждый подчинил свою волю и суждение воле и суждению носителя общего лица. Это больше чем согласие или единодушие. Это реальное единство, воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с каж­дым другим таким образом, как если бы каждый человек сказал другому: я уполномочиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему мое право управлять собой при том условии, что ты таким же образом передашь ему свое право и санкционируешь все его действия. Если это совершилось, то множество людей, объединенное таким образом в одном лице, называется государством, по-латыни — civitas. Таково рождение того великого Левиафана или, вернее (выражаясь более почтительно), того смертного Бога, которому мы под влады­чеством бессмертного Бога обязаны своим миром и своей защитой. Ибо благодаря полномочиям, отданным ему каждым отдельным человеком в государстве, указанный человек или собрание лиц пользуется такой огромной сосредоточенной в нем силой и властью, что внушаемый этой силой и властью страх делает этого человека или это собрание лиц способным направлять волю всех людей к внутреннему миру и к взаимной помощи против внешних врагов. В этом человеке или собрании лиц состоит сущность государства, которая нуждается в следующем определении: государство есть единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты.

Гоббса обвиняли в том, что он написал "Левиафана", чтобы завоевать симпатии Кромвеля теоретически узаконив диктатуру и благодаря этому вернуться на родину. Но обвинения, по большей

320

Гоббс

части, не обоснованы, потому что корни политического построения философа лежат в самих предпосылках онтологического учения о телах, отрицающего духовное измерение, а, значит, свободу, равно как объективные и безусловные нравственные ценности, а также в его логическом "конвенционализме".

Гоббса обвиняли также и в атеизме. Но, скорее всего, атеистом он не был. Половину его "Левиафана"занимает тематика, в которой религия и христианстно стоят на первом плане. Но верно и то, что его материализм, вопреки его собственным намерениям и утверж­дениям, порождал непоследовательное отношение к религии и цер­кви и даже приводил если не к отрицанию Бога, то, по меньшей мере, к выражению сомнения в Его существовании.

Источник сложностей в философии Гоббса заключается, прежде всего, в том, что Гоббс механически отрывает одну область знания от другой; эмпиризм и рационализм, индукция и дедукция остаются не связанными между собой и не переходят одна в другую. Кроме того, применение методов математики и естествознания в филосо­фии приводит к возникновению целого ряда апорий, как это случи­лось с Декартом и, в особенно показательной форме, произойдет с Кантом.

В любом случае, противоречия философии Гоббса характеризуют большую часть современной ему философии, находившейся под влиянием галилеевской научной революции.

Глава девятая

Джон Локк и создание критического эмпиризма