2. Концепция философии и ее разделов

Уже упоминавшееся фундаментальное знание классических язы­ков помогло Гоббсу хорошо изучить поэзию и историю, но не античных философов. Он враждебно относился к Аристотелю, а к схоластическим доктринам (неадекватно трактовавшимся в его эпоху) был нетерпим.

Концепция философии и ее разделов 303

Вместе с тем его увлекали "Начала" Евклида с их строгими дедуктивными построениями, которые Гоббс считал образцом для методов новой философии. (В XVII в. среди всех наук на первый план выдвинулись механика и математика. Это наложило отпечаток на материализм Гоббса, считавшего геометрию образцом логичес­кого мышления, а механику Галилея — идеалом естествознания).

Заметное влияние оказали на Гоббса картезианский рациона­лизм, проникнутый веяниями научной революции, и Бэкон — утилитаристской концепцией познания. Но самое сильное влияние оказали на него исследования физики Галилея: во многих работах Гоббса очевидно стремление стать Галилеем философии, и, в част­ности, быть как Галилей в области политической науки. Гоббс спе­циально подчеркивал, что физика, понимаемая как наука о движе­нии, берет свое начало в трудах Галилея, равно как гражданская философия начинается с собственной работы Гоббса "О граждани­не" (№2).

В "Посвящении" графу Девонширскому, предпосланном книге "De corpore "("О теле "), в развернутой форме Гоббс дает обоснование новым духовным веяниям и провозглашает (как Декарт и Бэкон) конец эпохи философствования и начало новой эпохи, оставляющей за порогом античные и средневековые доктрины без права обжало­вания этого решения в течение долгого срока. Гоббс отмечает, в частности, следующие моменты: а) высокие заслуги Галилея; б) не­обходимость создать новую науку о государстве по образу и подобию галилеевской; в) бессодержательность и несостоятельность гречес­кой философии; г) вредность смешения Библии с платоновской и, особенно, аристотелевской философией, которое Гоббс считает пре­дательством по отношению.* христианской вере; д) необходимость изгнать метафизического монстра (Гоббс напоминает о монстре, принимавшем разное обличье у входа в ад) и разграничить филосо­фию и религию.

Цитируем страницу из работы Гоббса, представляющую читателю один из самых значительных манифестов философии Нового вре­мени: "Галилей первым открыл нам главные врата всей физики, а именно указал природу движения: поэтому, как мне кажется, только с него и следует начинать летоисчисление физики. [Следует обзор достижений медицины (принадлежащее английскому врачу Гарвею открытие кровообращения) и астрономии, вернее, физики челове­ческого тела и общей физики.] Следовательно, физика — новое явление. Но философия общества и государства (Philosophia civilis) является еще более новой, она не старше (и я бросаю вызов своим недоброжелателям и завистникам, дабы они увидели, сколь не­многого они добились), чем написанная мною книга «О граждани­не». Но действительно ли это так? Разве среди древнегреческих

304

Гоббс

философов не было таких, которые трактовали бы о физике и о государстве? Безусловно, среди них были люди, претендовавшие на это, о чем свидетельствует высмеивающий их Лукиан; о том же свидетельствует и история государств, из которых такие философы слишком часто изгонялись публичными эдиктами. Но это вовсе не значит, что такая философия существовала. В Древней Греции имела хождение фантастическая концепция, внешне похожая на филосо­фию (в сущности же мошенническая и нечистоплотная), которую неосторожные люди принимали за философию, присоединяясь к тем или другим учителям ее, хотя и несогласным друг с другом. Таким учителям мудрости эти люди доверяли за высокую плату своих детей, хотя они не могли научить их ничему, кроме того, как вести споры, а также, пренебрегая законами, решать любой вопрос по собственному произволу.

В эти времена появились первые после апостолов учителя церкви; и когда они в борьбе против язычников начали защищать христиан­скую веру с помощью естественного разума, то они и сами начали философствовать и смешивать с учениями Священного Писания некоторые воззрения языческих философов. Первоначально они переняли от Платона некоторые наименее опасные из его учений. Впоследствии же, заимствуя из "Физики" и "Метафизики" Аристо­теля множество неудачных и неверных положений, они едва ли не предали крепость христианской веры, впустив в нее врага. С этого времени место theosebeia (богопочитания) заняла схоластика, име­нуемая theologia (теологией); она шествовала, опираясь на здоровую ногу, какой является Священное Писание, и на больную, какой была та философия, которую апостол Павел назвал суетной, а мог бы назвать и пагубной.

Ибо эта философия возбудила в христианском мире бесчислен­ные споры о религии, которые привели к войнам. Эта философия подобна Эмпусе Афинского комедиографа (т. е. Аристофана). В Афинах ее считали божеством, обладающим меняющейся внеш­ностью, причем одна ее нога была медной, а другая — ослиной. Как полагали, ее послала Геката, чтобы известить афинян о предстоящем несчастье.

Я думаю, что против этой Эмпусы нельзя придумать лучшего заклятья, чем разграничение правил религии, т. е. правил, согласно которым следует чтить Бога и которые следует искать в законах, и правил философии, т. е. учений частных людей. При этом учения религии должно доставлять Священное Писание, а философские учения — естественный разум и это, несомненно, так и произойдет, если я буду правильно и ясно трактовать основы только философии, как я и стараюсь делать. Так, в третьей, уже изданной и посвященной Вам части всякое — как духовное, так и светское правительство

Концепция философии и ее разделов

305

возведено мной к одной и той же высшей власти, причем я исполь­зовал наиболее прочные доводы и не вступал в противоречие со Словом Божиим. Теперь же, приведя в порядок и ясно изложив истинные основания физики, я приступаю к тому, чтобы отпугнуть и прогнать эту метафизическую Эмпусу не посредством борьбы, а посредством дневного света".

В этих рассуждениях — предвестие приближающейся эпохи Про­свещения, особенно в финальной части: намек на изгнание "мета­физической Эмпусы" не с помощью оружия, а лишь "светом" науки, то есть просвещением разума. Эта тема поднимается также в "Обра­щении к читателю", где подчеркивается, что работы Гоббса — философия совсем иного рода, чем "метафизические кодексы": она — плод "естественного человеческого разума".

Мы уже упоминали о влиянии, оказанном на Гоббса работами Бэкона: Гоббс даже повторяет бэконовское изречение "цель науки — господство". И уточняет, что философия максимально "полезна", поскольку, с применением научных норм в морали и политике она сможет предотвратить гражданские войны и бедствия, а, следова­тельно, может обеспечить мир.

"Мы лучше всего поймем, насколько велика польза философии, особенно физики и геометрии, если наглядно представим себе, как она может содействовать благу человеческого рода, и сравним образ жизни тех народов, которые пользуются ее, с образом жизни тех, кто лишен ее благ. Своими величайшими успехами человеческий род обязан технике, т. е. искусству измерять тела и их движения, приводить в движение тяжести, воздвигать строения, плавать по морям, производить орудия для всякого употребления, вычислять движения небесных тел, пути звезд, календарь и чертить карту земного шара. Какую огромную пользу извлекают люди из этих наук, легче понять, чем сказать. Этими благами пользуются не только все европейские народы, но и большинство азиатских и некоторые из африканских народов! Народности Америки, однако, равно как и племена, живущие поблизости от обоих полюсов, совершенно ли­шены этих благ. В чем причина этого? Разве первые более даровиты, чем последние? Разве не обладают все люди одной и той же духовной природой и одними и теми же духовными способностями? Что же имеют одни и не имеют другие? Только философию! Филосо-фия,таким образом, является причиной всех этих благ. Пользу же философии морали (philosophia moralis) и философии государства (philosophia civilis) можно оценить не столько по тем выгодам, которые обеспечивает их знание, сколько по тому ущербу, который наносит их незнание. Ибо корень всякого несчастья и всех зол, которые могут быть устранены человеческой изобретательностью, есть война, в особенности война гражданская. Последняя приносит

306

Гоббс

с собой убийства, опустошения и всеобщее обнищание. Основной причиной войн является нежелание людей воевать, ибо воля чело­века всегда стремится к благу или по крайней мере к тому, что кажется благом; нельзя объяснить гражданскую войну и непонима­нием того, насколько вредны ее последствия, ибо кто же не пони­мает, что смерть и нищета — огромное зло. Гражданская война возможна только потому, что люди не знают причин войны и мира, ибо только очень немногие занимались исследованием тех обязан­ностей, выполнение которых обеспечивает упрочение и сохранение мира, т. е. исследованием истинных законов гражданского общества. Познание этих законов есть философия морали. Но почему же люди не изучили этой философии, если не потому, что до сих пор никто не дал ясного и точного ее метода? Как же иначе понять то, что в древности греческие, египетские, римские и другие учителя мудрос­ти смогли сделать убедительными для не искушенной в философии массы свои бесчисленные учения о природе богов, в истинности которых они сами не были уверены и которые явно были ложны и бессмысленны, а с другой сторны, не смогли внушить той же самой массе сознания ее обязанностей, если допустить, что они сами знали эти обязанности? Немногих дошедших до нас сочинений геометров достаточно, чтобы устранить всякие споры по тем вопросам, о которых они трактуют. Можно ли думать, что бесчисленные и огромные тома, написанные моралистами, не оказали бы подобного действия, если бы только они содержали несомненные и доказанные истины? Что же другое могло бы быть причиной того, что сочинения одних научны, а сочинения других содержат только звонкие фразы, если не то обстоятельство, что первые написаны людьми, знавшими свой предмет, последние же — людьми, ничего не понимавшими в той науке, которую они излагали, и желавшими только продемон­стрировать свое красноречие или свой талант? Я не отрицаю, что книги последнего рода все же в высшей степени приятно читать: они в большинстве случаев очень ярко написаны и содержат много остроумных мыслей, которые, однако, чаще всего не могут претен­довать на всеобщее признание, хотя и высказаны их авторами в форме всеобщности. Поэтому такие сочинения в различные эпохи в различных местах могут нередко служить так же хорошо для оправдания преступных намерений, как и для формирования пра­вильных понятий об обязанностях по отношению к обществу и государству. Основным недостатком этих сочинений является отсут­ствие в них точных и твердых принципов, которыми мы могли бы руководствоваться при оценке правильности или неправильности наших действий. Бесполезно устанавливать нормы поведения при­менительно к частным случаям, прежде чем будут найдены эти принципы, а также определенный принцип и мера справедливости

Концепция философии и ее разделов 307

и несправедливости (что до настоящего момента еще ни разу не было сделано). Так как из незнания гражданских обязанностей, т. е. науки о морали, проистекают гражданские войны, являющиеся величай­шим несчастьем человечества, то мы по праву должны ожидать от их познания огромных благ. Итак, мы видим, как велика польза всеобщей философии, не говоря уже о славе и других радостях, которые она приносит с обой.

Эти утверждения представляют собой ясную антитезу классичес­ким положениям, в наибольшей мере выраженным Аристотелем в "Метафизике": "философия не стремится к осуществлению чего бы то ни было", "мы не пытаемся извлечь из нее какую-либо выгоду", а занимаемся ею "из чистой любви к познанию, то есть в целях "созерцания".

Теперь новое определение философии станет более ясным: пред­мет ее исследования уже "тела", их причины и свойства. Философия не занимается ни Богом, ни тем, что включает в себя Божественное Откровение, ни историей. Поскольку тела разделяются на а) есте­ственные (природные) неодушевленные; б) естественные одушевленные (как человек), либо в) искусственные (как Государство), философия, вследствие этого, делится на три части. Она должна заниматься: а) естественными телами; б) умственными способностями и нрава­ми людей; в) обязанностями граждан. Согласно трем разделам философии Гоббс задумал и создал свою знаменитую трилогию "О теле", "О человеке" и "О гражданине". Разделы философии можно также обозначить следующим образом: 1) наука о естествен­ных телах и 2) наука об искусственных телах, причем в первом разделе две части (как показано на схеме).

Все, что относится к области "духовных сущностей" и бессодер­жательных "начал", вообще все, бестелесное исключается из фило­софии. Таким образом Гоббс категорически утверждает, что те, кто хотел бы видеть философию не связанной с совокупностью тел, должен искать ее в трудах других авторов.

308

Гоббс

3. НОМИНАЛИЗМ, КОНВЕНЦИОНАЛИЗМ, ЭМПИРИЗМ И ЧУВСТВЕННЫЙ ОПЫТ У ГОББСА

Рассмотрению тел Гоббс предпосылает разработанную им "логи­ку" (он проделал это по схеме греческой философии, которая — например, эпикурейская — всегда предваряла логикой физику и этику). Эта логика возобновила традицию номинализма, существо­вавшую в английской позднесхоластической философии, приобретя, однако некоторые элементы картезианского происхождения.

Логика вырабатывает правила конкретного правильного способа мышления. Однако для крайнего номиналиста Гоббса наиболее важным является не мышление как таковое, а "имя", "название". Гоббс считает, что мысли текучи, а поэтому их надо фиксировать (или определять) "знаками" или "метками", способными восстанав­ливать в уме прошедшие мысли и даже "регистрировать" ("записы­вать") и "систематизировать" их, а затем последовательно сообщать их другим. Так появились "названия", "имена", которые формиру­ются по усмотрению человека.

Вот объяснения самого философа: "Имя есть слово, произвольно выбранное нам в качестве метки, чтобы возбуждать в нашем уме мысли, сходные с прежними мыслями, и одновременно, будучи вставленным в предложение и обращенным к кому-либо другому, служить признаком того, какие мысли были и каких не было в уме говорящего". Тот факт, что имена появляются по произволу чело­века, доказан непрерывным возникновением новых слов и упразд­нением старых.

Гоббс говорит о существовании "положительных" имен, как, например, "человек", "растение" и имен "отрицательных": "не человек", "не растение". Положительные и отрицательные наиме­нования нельзя присваивать одновременно и по одной и той же причине одной мыслимой вещи. Это — важная трансформация принципа непротиворечивости в духе номинализма.

В объективной действительности общим понятиям ничто не соответствует, поэтому обычные названия их не обозначают; суще­ствуют только индивиды и представления индивидов (для Гоббса они не больше, чем образы), являющиеся наименованиями названий, а, следовательно, не относящиеся к действительности и выражаю­щие не природу вещей, а лишь то, что мы о них думаем.

Определение (дефиниция) отражает не "сущность" вещи (как считал Аристотель и вся классическая и средневековая логика) а просто передает "значение слова". Дать определение означает лишь

Номинализм, конвенционализм, эмпиризм

309

"снабдить применяемый термин (слово) значением". Поэтому оп­ределения, равно как и слова, произвольны.

При соединении слов друг с другом возникает предложение, обычно состоящее из одного конкретного имени в функции субъекта и одного абстрактного — в функции предиката, соединенных связ­кой. Как имена так и первоначальные предложения и аксиомы (являющиеся основными предложениями) представляют собой ре­зультат произвольного выбора тех, кто первыми установили имена (названия) или их одобрили и утвердили: "...например, выражение человек есть живое существо — истинно, потому что было решено присвоить одной и той же вещи два этих имени", "первоначальные предложения... являются ничем иным как определениями, либо частями определения: они единственные — начала доказательства, то есть истины, установленные по произвольному усмотрению тех людей, которые внушают и тех, кто слушает...".

Процесс рассуждения представляет собой связывание (или отделе­ние друг от друга) названий, определений и предложений в соответ­ствии с правилами, установленными условным соглашением. Гоббс считает, что рассуждать — это то же самое, что "производить вычисления", "подсчитывать"; а если говорить конкретнее, это — "суммировать"и "отнимать". Например:

человек = живое существо + разумное живое существо = человек — разумное.

Гоббс не исключает возможности того, что "рассуждать" может означать также "умножать" ТА "делить "; однако умножение сводится к сложению, тогда как деление обратимо в вычитание.

Эта концепция рассуждения, понимаемого как "составление из частей", "расчленение", "повторное соединение разрозненных час­тей" и т. п. основана на семантемах, или лингвистических знаках, которые вместе с соответствующим конвенционалистским фоном изумляют, поскольку содержат в себе предчувствия современной кибернетики.

Цитируем два отрывка из работы "О теле" и из "Левиафана", ставшие очень знаменитыми.

"Под рассуждением я подразумеваю исчисление. Вычислять — значит находить сумму складываемых вещей или определить остаток при вычитании чего-либо из другого. Следовательно, рассуждать зна­чит то же самое, что складывать и вычитать. Если кто-нибудь захочет прибавить: и то же самое, что умножать или делить, то я ничего не буду иметь против этого, так так умножение есть то же самое, что сложение одинаковых слагаемых, а деление — то же, что вычитание одинаковых вычитаемых, повторяемых столько раз, сколько это возможно. Рассуждение сводится таким образом, к двум умственным операциям — сложению и вычитанию".

310

Гоббс

"Когда человек рассуждает, он лишь образует в уме итоговую сумму путем сложения частей или остаток путем вычитания одной суммы из другой, или, что то же, если это делается при помощи слов, образует имя целого из соединения имен всех частей или от имени целого и одной части образует имя другой части. И хотя в некоторых вещах (например, в числах) люди помимо сложения и вычитания называют еще другие действия, как умножение и деление, но эти последние суть то же самое, что первые, ибо умножение есть лишь сложение равных вещей, а деление — лишь вычитание какой-нибудь вещи, повторенное столько раз, сколько мы можем. Эти операции свойственны не только числам, но и всякого рода вещам, которые могут быть сложены одна с другой или вычтены одна из другой. Ибо если арифметика учит нас сложению и вычитанию чисел, то геомет­рия учит нас тем же операциям в отношении линий, фигур (объемных и плоских), углов, пропорций, времен, степени скорости, силы, мощ­ности и т. п. Логики учат нас тому же самому в отношении последовательности слов, складывая вместе два имени, чтобы образо­вать суждение, и два суждения, чтобы образовать силлогизм, и много силлогизмов, чтобы составить доказательство. Из суммы же, или из заключения силлогизма, логики вычитают одно предложение, чтобы найти другое. Политики (writers of politics) складывают вместе дого­воры, чтобы найти обязанности людей, а законоведы складывают законы и факты, чтобы найти правильное и неправильное в дейст­виях частных лиц. Одним словом, в отношении всякого предмета, в котором имеют место сложение и вычитание, может быть также и рассуждение, а там, где первые не имеют места, совершенно нечего делать и рассуждению.

На основании всего этого мы можем определить то, что подразу­мевается под словом рассуждение, когда включаем последнее в число способностей человеческого ума, ибо рассуждение в этом смысле есть не что иное, как подсчитывание (т. е. складывание и вычитание) связей общих имен с целью отметить и обозначить наши мысли. Я говорю отметить их, когда мы считаем про себя, и обозначить, когда мы доказываем или сообщаем наши подсчеты другим".

Такое понимание процесса мышления как исчисления вдохнов­лено работами Декарта, хотя Гоббс был противником дуализма. Есть и другие отличия принципиального характера: Декарт исходил из первичных истин, которые, в силу их интуитивной очевидности, обладали определенной гарантией объективности, в то время как Гоббс, переместившись в плоскость конвенционализма и крайнего номинализма, отрицает объективность связей между вещами.

В заключение следует добавить, что номинализм Гоббса основан не на принципах скептицизма, а, скорее, на совокупности принци­пов эмпиризма, сенсуализма и феноменализма.

Принцип телесности и механицизм 311

С одной стороны, он допускает, что наши мысли, имена дают представления о находящихся вне нас предметах, или их "подобия", приходят к нам через чувственный опыт. В человеческом рассудке нет ни одного понятия, содержание которого прежде прошло бы через органы чувств, целиком или частично. Все остальное — про­изводное того же происхождения. Иными словами, начало позна­ния, по Гоббсу, следует искать в чувственном опыте, в ощущении, первоисточник которого находится в материальном мире. Причиной чувств прямо называется "внешнее тело или предмет". С другой стороны, когда Гоббс говорит, что определение отражает не сущ­ность вещи, но то "как мы ее воспринимаем ", он совершает приведе­ние к простейшему в духе феноменализма (о сущности мы знаем постольку, поскольку она проявлена внешне). Гоббс придерживает­ся сенсуалистического направления в теории познания, типичного для английской философии, в котором, в дальнейшем, усилятся тенденции субъективизма.