2.2. Уголовно–правовая характеристика преступления: понятие и виды.

Значительным достижением петровского уголовного законодательства можно считать появление термина «преступление». Этот термин встречается уже в Указе от 14 января 1704 года. Его начали применять для обозначения наиболее опасных деяний, используя вместо термина «воровство».

Еще более последовательно заменяются прежние термины «воровство», «вор», употреблявшиеся для обозначения всякого уголовно наказуемого деяния и лица, его совершившего, терминами «преступление», «преступник» в Артикуле воинском. Следует отметить, что полной замены терминологии не произошло. Например, артикул 205 использует прежний термин «вор» и для наиболее опасных преступников – «чрезвычайные воры» (бунтовщики, изменники), и для «обыкновенных воров»¹.

Под преступлением в петровскую эпоху понималось, прежде всего, нарушение закона и царской, государевой воли. Это означало, что в качестве преступления могло рассматриваться и деяние, прямо законом не предусмотренное.

В Указе от 24 декабря 1714 г. сказано: «...Многие, якобы оправдая себя, говорят, что сие не заказано было, не рассуждая того, что все то, что вред и убыток государству приключить может, суть преступления». (Курсив мой – Т. А.). Это же положение есть в Указе 1713 года – «все преступники и повредители интересов государственных» и многих других¹.

Появление термина «преступление» не повлекло за собой разработки четкой формулировки этого понятия. В условиях абсолютизма, не закон, а власть определяла, что считать преступным, а что непреступным. Это было важнейшей исходной позицией петровской уголовной политики. Отметим также, что эта позиция долгие годы влияла как на развитие отечественного уголовного законодательства, так и на формирование уголовно-правовых взглядов в России. Не даром же многие положения петровского законодательства будут использованы при составлении XV тома Свода законов Российской империи, где, кстати, впервые появится общее определение понятия преступления².

Формы вины наиболее полно определены в тексте Артикула воинского. Законодатель различает деяния умышленные, неосторожные и случайные. Последние, так же как и в Соборном Уложении, не влекли за собой наказания. При этом нужно подчеркнуть, что хоть виновность и считалась необходимым условием наступления ответственности, законодатель активно применял и объективное вменение, и наказание без вины.

Так, согласно Указу 1699 года, преступники, не подлежащие смертной казни, направлялись в ссылку «в Азов с женами и детьми... на вечное житье». В том же 1699 году Указом «О наказании посадских людей за взятки...» устанавливалось «бить кнутом без пощады и сослать в ссылку в Азов на вечное житье с женами и детьми, и быть им на каторгах в работе...»¹.

Артикул воинский знает наказание за голый умысел при совершении политических преступлений. Наиболее ярким примером может служить толкование к артикулу 19, в котором говорится, что «равное наказание чинится над тем, которого преступление хотя к действу и не произведено, но токмо его воля и хотение к тому было»².

В Артикуле воинском перечисляются обстоятельства, исключающие, либо смягчающие уголовную ответственность. К ним, судя по толкованию к артикулу 195, относились: крайняя необходимость (крайняя голодная нужда), при условии, если кража была малозначительной (съестное или питейное или иное, что невеликой цены украдет); совершение преступления «в лишении ума» и малолетний возраст (количество лет не указывалось). Все три указанных обстоятельства могли повлечь либо смягчение наказания, либо полное его исключение³. Интересно отметить, что в этом акте впервые делается попытка определить все возможные случаи, когда деяние не вменяется в вину или смягчает тяжесть наказания. В артикуле 152 рассматривается состояние аффекта (крайнего возбуждения) и предусматривается смягчение наказания за преступление, совершенное в этом состоянии.

Наоборот, совершение преступления в пьяном виде отягчало вину и усиливало наказание. Кроме того, к отягчающим обстоятельствам относились: совершение убийства каким-либо особо мучительным или коварным образом — отравление, убийство отца, матери, ребенка, офицера, грабежи воровство, учиненные во время пожара и др. Так же как и в предыдущую эпоху, предусматривалось применение более тяжкого наказания за рецидив.

В качестве обстоятельств полностью исключающих ответственность, в уголовных законах Петра I названы: необходимая оборона и, уже упоминавшаяся нами, крайняя необходимость. Институт необходимой обороны определен в артикулах 156 и 157. Так, ответственность за убийство не наступала в случае необходимой обороны, «кто прямое оборонительное супротивление для обороны живота своего учинит и оного, кто его к сему принудил, убьет…»¹. Убийство в состоянии необходимой обороны считалось правомерным, если человек, подвергшийся нападению, сам не был зачинщиком драки и не имел возможности от этой драки уклониться.

По сравнению с Соборным Уложением 1649 года петровское законодательство более подробно и достаточно четко регламентирует пределы необходимой обороны. Преступивший пределы необходимой обороны, подвергался наказанию, но менее жестокому, чем за убийство.

Ничего нового по сравнению с предыдущим периодом не появляется в определении стадий совершения преступления. В законе перечислены следующие стадии: умысел, покушение и совершение преступного деяния.

Закон определяет различные формы соучастия: подстрекательство к совершению преступления, недоносительство по политическим преступлениям, пособничество, укрывательство вора, вещи и некоторые другие. Наказание для соучастников устанавливалось, как правило, одинаковое, независимо от степени их участия.

Система преступлений в тексте данного акта выглядит следующим образом. На первом месте, также как и в Соборном Уложении, находятся преступления против церкви и веры православной: богохульство, чародейство и др., подлежащие суровому наказанию. Более конкретизированы были воинские преступления. Следующим видом преступлений были – должностные. За ними, законодатель называет преступления против порядка управления. Половые преступления впервые были изъяты из ведения церковных судов, и стали рассматриваться судами светскими.

Особое внимание уделяет законодатель государственным преступлениям «о всяком злом умысле против персоны его величества или измене и о возмущении». Это были наиболее тяжкие преступления, за которые полагалась смертная или политическая¹ казни.

Серьезную озабоченность власти вызывали получившие широкое распространение должностные преступления. Они не только наносили серьезный ущерб государственной казне, но и роняли престиж государственных учреждений. Петр беспощадно боролся с казнокрадством и взяточничеством, считая их великими преступлениями против отечества.

Судебному разбирательству по этим преступлениям подверглись почти все из наиболее видных сподвижников императора. Сибирский губернатор князь Гагарин был повешен. Санкт-петербургский вице-губернатор пытан и публично высечен на площади. В 1724 г. был колесован обер-фискал А. Нестеров за то, что «будучи обер-фискалом, преступая его императорскаго величества указы, не токмо за другими противных дел по должности своей не смотрел, но и сам из взятков и для дружбы многое в делах упущение чинил»². Но даже такие репрессивные меры, применяемые к чиновникам, не сильно изменили положение дел. «Мздоимство великое и кража государственная, – сетовал князь Куракин в 1727 г., – продолжались с умножением, и вывести сию язву было трудно»³.

Не отставали от вельмож и приказные служители. И.Д. Беляев приводит в своем труде свидетельство современника событий окольничего Желябужского: « В 1694 году пытаны и биты батогами: Леонтий Кривцов, Федор Перхуров, дьяк Иван Шапкин, Григорий Языков, Федор Замыкий и дьяки Иван Харламов и Петр Вязмитин, что воровали по приказам, делая подчистки и подделки в делах»¹. В следующем году, продолжает Желябужский, пытаны в воровстве по язычной молвке: стольники Владимир и Василий Шереметьевы, князь Иван Ухтомский, Лев и Григорий Колзаковы; а языки с пытки на них говорили, что на Москве они приезжали среди бела дня к посадским женкам, и домы их грабили; и смертное убийство чинили и наказывались большими»².

Об истинных масштабах подобных преступлений наглядно свидетельствуют тексты ряда петровских указов. Так, в Указе от 25 августа 1713 года читаем: «Великий Государь, милосердуя о народах государств своих, ревнуя искоренить неправедныя бедственныя всенародныя тягости и похищении лукавыя Государственной казны, понеже известно Ему Великому Государю учинилось, что возрастают на тягость всенародную, и умножаются для лукавых приобретений и похищений Государственных интересов великия неправды и грабительства.»³. В следующем Указе от 23 октября этого же года, предоставлялось право всем, «ведающим про таковых преступников и грабителей народа», доносить самому государю, даже если доноситель принадлежал к самому низкому «чину»⁴.

Сначала император пытался искоренить застарелые болезни российской бюрократии – взяточничество и вымогательство, законодательным путем. Указ от 1714 года гласил: «Понеже многия лихоимства умножились… о чем многие, якобы оправдывая себя, говорят, что сие не заказано было (не запрещено), не разсуждая того, что вред и убыток Государству приключить может, суть преступления. И дабы впредь плутам, которые ни во что иное тщатся, точию лишь под всякое добро делать, и несытость свою исполнять, невозможно было никакой отговорки сыскать: того ради запрещается всем чинам, которые у дел приставлены великих и малых, духовных, военных, гражданских, политических, купецких, художественных и прочих, какое звание оные не имеют, дабы не дерзали никаких посулов казенных и с народа сбираемых денег брать… кроме жалованья»¹.

В 1718 году в борьбе с должностными преступлениями используют специальную следственную комиссию, созданную для расследования крупных злоупотреблений и хищений казенных денег в высших эшелонах власти. Под следствие тогда оказались ближайшие соратники Петра: Меньшиков, Апраксин, Долгорукий и многие другие.

Петр вел непримиримую борьбу с любыми посягательствами на интересы государства и власть самого государя. Вполне вероятно, что именно с этим была связана его идея – разделить все преступления на «государственные» и «партикулярные». Наиболее полно это нашло свое отражение двух нормативных актах: Именном указе от 24 апреля 1713 года и, изданном вслед за ним Указе от 25 августа ². Как видно из контекста, авторы указов отнесли к государственным преступлениям любые деяния, наносящие вред «интересам государственным и всего народа», а к «партикулярным – преступления, нарушавшие права частных лиц.

Не оставалась без внимания властей и профессиональная преступность, которая в петровскую эпоху захлестнула всю страну. Современники говорят о многолюдных, хорошо вооруженных и организованных «разбойничьих ватагах», которые очень вольготно чувствовали себя в губерниях и провинциях Российской империи. В орловской провинции, например, у такой шайки был хорошо укрепленный притон, охраняемый специальной стражей. По свидетельству очевидца, «в лихвинском уезде близ большой московской дороги, верстах в восьми от села, в лесу … живут воры и разбойники Г. И. Сиротка с товарищи, 101 человек, с ружьем, в драгунском мундире…; построен у них двор, огорожен забором, и на том дворе две избы… одна рубленая наружи, а другая земляная; а на том их воровском дворе имеется караул в день и в ночь у земляной избы, в которой он, Сиротка, живет: у дверей по два, да у ворот по три человека с фузеи и шпаги…; а ездят оные разбойники разбивать от помянутой московской дороги в дальния места»¹.

Масштабы профессиональной преступности и коррупции соответственно диктовали виды и цели применяемых наказаний. Анализ петровского законодательства со всей очевидностью свидетельствует о том, что в основу наказаний был положен принцип устрашения. Формулировка «под жестоким страхом» весьма часто применялась в указах того времени. Генеральный регламент (гл. 47) содержит следующее общее положение: «Надлежит публичному месту быть, где в указанное время все наказанье на теле и лишение живота чинено быть имеет, дабы всяк смотря на то от таких погрешений и преступлений себя мог охранять»².

Применение членовредительных наказаний (таких, как клеймение, вырывание ноздрей) в определенной мере имело целью борьбу с рецидивом и беглыми преступниками. Изоляция преступника и лишение его тем самым возможности совершать новые преступления, достигались заключением в тюрьму, ссылкой на вечную или на срочную каторгу.

Широкое распространение в петровскую эпоху получило использование труда осужденных: на галерах, на постройке гаваней, крепостей, заводов и на других «государевых» работах. Осужденные использовалось и для заселения новых, еще неосвоенных территорий, например, Сибири. Интересен в этом отношении Указ от 10 апреля 1722 г. «О ссылке преступников в Дауры на серебряные заводы; и о переводе 300 семейств туда же для поселения на удобных к хлебопашеству землях». В нем говорилось: «Которые ныне освобождены от каторжной работы и определены послать в Сибирь в дальние города, оных послать и впредь таковых посылать с женами и детьми в Дауры на серебряные заводы…».¹

Следует отметить и сохранявшуюся в законодательстве неопределенность наказаний, о чем наглядно свидетельствуют Артикул воинский и другие акты. Типичным явлением петровского законодательства было также несоответствие между характером преступления и тяжестью санкции. Смертная казнь, например, устанавливалась и за политические преступления, и за убийство, и за богохульство, и за сон на карауле, то есть за самые различные по тяжести преступления. При назначении наказания, традиционно учитывалось социальное положение преступника и потерпевшего².

Поскольку карательная политика петровского времени была направлена, прежде всего, на устрашение, на причинение преступнику возможно больших страданий, мук, особое значение отводилось смертной казни, как квалифицированной (сожжение, залитие горла металлом, четвертование и др.), так и простой (расстрел, повешение, отсечение головы мечом)³. Приговоры к подобным наказаниям всегда исполнялись публично.

Император сам регулировал жестокость предписанных законом наказаний, на практике ограничивая применение смертной казни. В этой связи интересно обратить внимание на акты об амнистии, которые обнародовались в ознаменование военных побед. В ноябре 1721 года был издан Указ «О прощении вин каторжным и колодникам, кроме смертоубийц и разбойников». Такого же рода акты о помиловании были приняты в 1722 году, в январе 1725 г. «для многолетнего здравия» Петра I.

Иногда законодатель предписывал наказывать не всех виновных, а только некоторых на выбор (или по жребию). Так, в 1705 году было введено положение о наказании за бегство солдат: «С жеребья десятого человека повесить, а достальным чинить наказание, при полку бить кнутом нещадно, и быть в полку по-прежнему»¹.

Вместо смертной казни в эпоху Петра I достаточно часто применялась так называемая «политическая смерть». Выглядело это наказание следующим образом. Приговоренный к смертной казни клал голову на плаху, и в этот момент ему объявляли об освобождении от смертной казни. После чего, преступника жестоко били кнутом, отрезали язык и ссылали на вечное жительство в сибирские города.

Все вышеперечисленное было связано, конечно же, не с проявлением гуманности, а с необходимостью экономить людские ресурсы, заметно поредевшие за годы петровских преобразований. Ужесточение уголовной репрессии, также как и ее смягчение, мало влияли на количество преступлений. Период правления Петра просто изобилует убийствами, грабежами и разбоями.

Так, в Костромской уезд для усмирения разбойников, нападавших на деревни, грабивших жителей и насиловавших женщин, пришлось отправить даже роту солдат. При этом разбойниками оказалась группа помещиков. По сообщению голландского резидента, за один день в конце 1722 года повесили, колесовали и подняли за ребра 24 разбойника².

О фактах беспрестанных и повсеместных разбоев и их причинах говориться в сочинении Посошкова: «О истреблении разбойников много взыскания числится из давних лет, и многие сыщики жестокие посылаемы бывали, якоже: Артемий Огибалов, Евсигней Неелов и прочие подобные тем. Оба че тем ничтоже утеша, но всегда их множество во всех странах многие разбои чинят, многие деревни и села великие разбивают, и людей до смерти запытывают. И никогда тем разбойникам конца не будет, аще нынешнего судейского правления не изменят, и от чего они родятся, если не пресечь. У нас поймав вора или разбойника, не могут с ним расстаться, - посадят в тюрьму, да кормят его, будто доброго человека, и держат в тюрьме лет десять и двадцать, и в таком долгом сиденьи много их уходит, а ушед уже пуще старого воруют»¹. Автор подчеркивает: «…И ныне так они умножились: аде кой крестьянин хотя десятков пять шесть наживает, а воры ближние то увидев, пришед на двор, да и совсем его разорят, и допытываясь денег многих и до смерти замучивают, а соседи все слышат и видят, а на выручку к соседу своему нейдут и ворам дают волю»².

Эти пространные цитаты свидетельствуют о том, что многочисленные процессуальные изменения, вносимые Петром на протяжнии всего периода его правления, не дали желаемого результата. Поэтому единственным способом обуздания преступности в петровскую эпоху оставалась жесткая уголовная репрессия.