Заключение

В XVIII столетии российское самодержавие приобретает новый облик. Оно возлагает на себя новые полномочия – заботу об общем благе подданных и экономическом развитии государства, создает мощный аппарат управления. Образцом для российских монархов стало, так называемое, полицейское государство, воплотившееся в некоторых европейских странах. Например, Швеции или Пруссии.

В связи со строительством такого типа государства, усложнились и задачи, стоящие перед государственной властью. Начиная с Петра Великого, российские самодержцы стали осознавать себя не просто Божьими помазанниками, но лицами, ответственными за благоденствие своего народа, призванными обеспечивать «экономическое благосостояние, безопасность и счастье подданных»¹. Фундаментом же государственной деятельности должна была стать законность. По мысли Петра I, который начал длительную борьбе за утверждение законности в России, именно гарантия правосудия должна была стать одним из основных компонентов в создании регулярного государства. Недаром же, в Генеральном регламенте охранение правосудия стоит на первом месте среди задач государственной власти. Российское государство не знало правителя, который в той или иной мере не был бы озабочен состоянием правосудия в стране. Однако, несмотря на предпринимаемые меры, правосудие и судопроизводство в России не удовлетворяло ни правителей, ни общество. Наличие подобного феномена, на наш взгляд, связано, прежде всего, с характером власти в стране.

Самодержавная власть никогда не связывала понятие правосудия с законностью и деятельностью органов юстиции. Правосудие в России традиционно отождествлялось с монаршей защитой обиженных и оскорбленных. Законы нужны были правителям для того, чтобы определять порядок работы и процедурные нормы институтов управления или устанавливать перечень запрещенных деяний. Судьи, точно так же, как и любые другие должностные лица, рассматривались лишь в качестве посредников, применяющих на практике изданные монархом законы. Ни о каком самостоятельном толковании или свободном применении законов, тем более, о самостоятельности и независимости судебных учреждений просто не могло идти речи. Во многом данные обстоятельства объясняют несостоятельность петровской судебной реформы. Основная же причина провала реформы, на наш взгляд коренилась, в том, что Петр попытался вырвать западную систему судоустройства из контекста сложившейся в европейских государствах правовой и социально-политической систем. Налицо, присущий императору механистический подход к общественным и социальным явлениям, когда идея строительства так называемого «регулярного государства», находила свое воплощение в создании одной лишь формы, без соответствующего содержания. Он заимствовал элементы чужих судебных систем, также как, использовал на своих судах приобретенные за границей корабельные снасти и орудия. Отметим также, что линия петровских преобразований в сфере судопроизводства полностью совпадала с тем, что уже было намечено и начато его предшественниками. Правитель лишь шире использовал «импортные материалы» для ремонта российской правовой системы. Российские самодержцы к функциям суда, да и самим судьям традиционно относились с нескрываемым презрением. Суды воспринимались ими как благоприятная почва для обмана и мошенничества. Поэтому, чем больше стремился правитель осчастливить своих подданных благом правосудия, тем больше стремился он уменьшить самостоятельную роль судий, поставить всю судебную систему под свой неусыпный контроль. Возможно, поэтому профессия юриста в России не была столь популярна как в Европе. С еще большим недоверием, отмечает Ричард Уорман, власть смотрела на профессию адвоката, поскольку частные лица, манипулирующие юридическими нормами, в ее глазах были крайне подозрительны¹. Воинский устав Петра I прямо призывал изгнать защитников из практики уголовного разбирательства, так как «оные своими непотребными пространными приводами судью более утруждают, и оное дело толь паче к вящему пространству, нежели к скорому приводят окончанию»². Не лучшего мнения об адвокатах была и Екатерина Великая, отмечавшая, что « адвокаты, соображаясь с тем. Когда и как им заплатили, поддерживают то правду, то ложь, то справедливое, то несправедливое»³.

Создание многочисленных надзирающих инстанция, особенно интенсивное в петровскую эпоху, призвано было решить задачу контроля государства за исполнением судейских обязанностей. В обязанности Сената вменялось «неправедных судей наказывать отнятием чести и всего имения», «учинив над ними суд нелицемерный»⁴. Принцип коллегиальности в устройстве органов управления, также должен был обеспечивать надзор за действиями чиновников.

Реформой суда Петр думал усовершенствовать правосудие. Суду ставилась задача «призирать бедных людей, вдов и сирот безгласных и безпомощных, которым сам его царское величество всемилосердным защитителем есть и взыскателем обид их напрасных, несмотря ни на какое лицо»⁵. Однако судоустройство, находившееся в постоянном процессе реформирования, и не обеспеченное ни профессиональными кадрами, ни элементарными средствами, не могло соответствовать той возвышенной цели, которая была намечена императором.

Петровский суд не смог справиться ни с волокитой, ни с коррупцией. Дела в судах рассматривались с невероятной медлительностью. Процессы тянулись так долго, что иногда не хватало человеческой жизни, чтобы дождаться судебного решения.

На протяжении всего XVIII века российские монархи пытались организовать деятельность правительственных учреждений на основе западных правовых идей, заявляя о своей приверженности идеалу законности. Однако представление о законности сводилось лишь к использованию законов для руководства государственными органами и жесткой регламентации их деятельности. Реализация законов на практике никогда не была первостепенной задачей монархов, сколько бы они не клеймили отечественное правосудие.

Только в правление Екатерины II российская юстиция приобрела, наконец, законченный и целостный характер. В ходе губернской реформы 1775 года, проведенной на началах децентрализации управления, удалось обеспечить большую самостоятельность судебным учреждениям, разделив их по сословному принципу. Суд уголовный отделился от суда гражданского на уровне всех инстанций, за исключением низших. Во всех губерниях, кроме территорий, именуемых «национальными окраинами», были введены единообразные судебные органы, что позволяло установить общий порядок делопроизводства и строгую иерархию судебных инстанций. Следствие отделили от суда и передали в ведение полиции: в городах — управам благочиния, в уездах — нижнему земскому суду с исправником во главе¹.

Российская монархия, а вместе с нею и вся политическая элита, постоянно заявлявшие о важности соблюдения законности, не могли скрыть своего неприятия юридических ограничений и страха перед зарождавшейся профессией юриста. Именно поэтому судебная реформа, начиная с XVIII века, «постоянно стояла на повестке дня российских правителей и постоянно отодвигалась на задний план или необходимостью политической реформы, или, напротив, сопротивлением ей»². В России издавна сложились и стали традиционными во всех без исключения структурах власти личные и неформальные отношения, при которых не было, да и не могло быть места праву.

Уникальность российского исторического опыта заключается в том, что на протяжении всего длительного пути развития государственности главными задачами были сохранение единства, государства, его обороноспособности, что в свою очередь требовало наличие сильной и неограниченной исполнительной власти. Отсюда и традиционный примат монаршей воли и исполнительной власти. Российские монархи стремились, во что бы то ни стало сохранить свое традиционное и исключительное право – даровать народу общее благо. Сильный и самостоятельный суд, да еще обладающий собственной сферой власти, своим существованием мог подорвать самодержавный характер власти. Именно поэтому, правители XVIII , да и XIX столетий преступая к реформированию системы правосудия, стремились полностью лишить судебные учреждения самостоятельности в толкования законов, оценке доказательств, принятии решений, оставляя им лишь беспрекословное исполнение законов.

Уголовное судопроизводство в своем развитии прошло длительный и сложный путь. Как общественное явление и государственно-правовой институт оно сотнями и тысячами нитей было связано со многими другими сферами общественной и государственной жизни. Его нельзя вырывать из общего контекста российской истории. Государство определяло процессуальное положение и роль судьи и суда при разбирательстве уголовного дела, объем процессуальных прав обвиняемого и его защитника, пределы процессуальных полномочий обвинителя или лица, производящего расследование, последовательность совершения действий, допустимых при производстве по уголовному, а также, цели и содержания доказывания, оценки доказательств и т.

Проекты судебной реформы 1864 года составлялись на основе достижений европейской правовой науки. Реформаторы разработали систему независимых гражданских и уголовных судов с пожизненно назначаемыми судьями, публичным и состязательным процессом. Они попытались, основываясь на западноевропейских правовых системах, создать в России обладавший профессионализмом, независимый и пользующийся уважением суд.

Александр II начиная судебную реформу, полагал, что, даруя стране «благо либеральных учреждений», тем самым «возвысит образ власти и обретет поддержку в образованном обществе» а главное, сумеет избежать политических перемен¹. Но, как показали последующие события, либеральные реформы без кардинальных перемен в политической сфере не возможны. Так, появление независимого суда поставило вопрос о возможности учреждения правовой администрации при сохранении самодержавной монархии и пределах правовой юрисдикции реформированных судов, допускаемых властью. Наличие особых, не подлежащих правовому регулированию сфер (например: административное право, политические преступления), полностью соответствовало принципу монархического правления – личной власти самодержца, опирающейся на приоритет исполнительной власти. Именно эти сферы, как показывают последние исследования, стали причиной конфронтации администрации, настаивавшей на примате административной власти, послушной воле императора, с корпусом профессиональных юристов, отстаивавших примат права². Е. А. Правилова в своей работе, посвященной административной юстиции в России, показывает жесткое противодействие монархии установлению юридического контроля над администрацией. Автор подчеркивает, что судебная реформа, определив понятие административной юстиции и предоставив гражданам право на защиту от злоупотреблений администрации, не обеспечила действенных механизмов этой защиты. Не было выработано процедуры привлечения чиновников к ответственности за преступления, нарушающие права частных лиц. Дела о правонарушениях администрации регулировались «административной гарантией» - нормой, согласно которой чиновник не мог быть подвергнут судебному преследованию без согласия его начальника¹.

В России после судебной реформы 1864 г. дела о правонарушениях администрации оставались в ведении самой администрации. Они слушались в Первом департаменте Сената, на который не распространялись новые уставы о судопроизводстве. Судопроизводство в Первом департаменте было, как и в старых судах, закрытым. Его члены не имели права несменяемости. Согласно выводу Правиловой, юридические отношения административных институтов продолжали определиться политической культурой самодержавия, в рамках которой любой бюрократ смотрел на себя как на личного агента монарха².

Константин Петрович Победоносцев, профессор гражданского права и участник разработки Судебных уставов, выступал в защиту первенства исполнительной власти в России. В записке, содержащей «отзыв о русском суде», относящейся к 80-м годам XIX века, К.П. Победоносцев отрицательно оценивает результаты судебной реформы и отмечает, что «бесконтрольная, обособленная юстиция несовместима с самодержавием». «Больше того, – добавляет автор, – она несовместима ни с каким иным правительством, при всяком образе правления. Нигде в мире суд не обособлен так, как у нас в России. Разница громадная в том, что повсюду существует веками установившееся и организованное судебное сословие, в коем первенствуют старые деятели, опытные люди; повсюду есть стройное систематическое законодательство, разработанное судебной практикой тоже в течение веков. Там признается несменяемость судей, но они не бесконтрольны, и есть на них управа. Суд служит, как и должен служить, необходимым и крепким орудием государственной власти для охранения закона, для поддержания основных начал управления и порядка, для наказания виновных. У нас — не бывало и нет судебного сословия. Крепких и опытных деятелей очень мало; приходится ставить повсюду неопытных, а иногда и вовсе неумелых юношей. И таких-то судей закон признает несменяемыми. Всюду видишь былинки, которым ведено называться дубами. Очевидно, что такой суд не может быть опорою государства, а только развращает своих деятелей пустым сознанием мнимого величия и мнимой независимости от всех властей»¹. Сама идея о подчинении государственной власти правовым нормам была неприемлема для самодержавия.

Еще больший конфликт между властью и новыми судебными учреждениями вызвали судебные процессы по политическим преступлениям. Судьи разбирали политические преступления беспристрастно, на основе закона, не превращаясь в орудие возмездия против обвиняемых в преступлении. Процесс по нечаевскому делу 1871 г., закончившийся оправданием 54 подсудимых за недоказанностью вины и сравнительно мягким приговором большинству остальных, заставил правительство передать разбирательство политических преступлений из компетенции суда присяжных в особое присутствие Сената. С усилением политического террора в конце 870-х годов даже сенаторы, имевшие статус судей, были сочтены ненадежными, и правительство перепоручает дела по политическим преступлениям военным судам.

Как показывает история, законы нужны были власти для того, чтобы организовать деятельность правительственных учреждений, призванных беспрекословно исполнять волю монарха. Немаловажная роль в решении этих задач отводилась судебным учреждениям, которые должны были обеспечить необходимый самодержавию юридический контроль над администрацией. (Курсив – мой. Т.А.). Следует отметить, что о полном контроле речь никогда не шла. Когда дело касалось интересов монархии, правительственная администрация, да и сами монархи действовали по собственным правилам, а не в соответствии с законом. Именно поэтому преобразования в сфере юстиции имели, на наш взгляд, не самостоятельный, а скорее «служебный» характер. То есть, судебная система вынуждена была подстраиваться под изменения власти исполнительной.

Функция отправления правосудия не была не только самостоятельной, но и престижной в царской России. Она лишь дополняла функцию исполнительной власти. Судебная реформа 1864 г. установила систему независимых гражданских и уголовных судов с пожизненно назначаемыми судьями и публичным состязательным процессом. Возникла парадоксальная ситуация, когда в недрах самодержавного строя появился самостоятельный и независимый суд. Российские императоры не смогли найти общего языка с новой судебной властью, поскольку считали появление независимых судий ущемлением самодержавных прерогатив. Власть в России не могла и не хотела признавать судебную власть отдельно существующей ветвью власти в государстве. От Судебной реформы ждали лишь рационализации аппарата управления, пытаясь использовать право как средство расширения сферы влияния самодержавной власти и легитимации самодержавия.

За свою многовековую историю Российское государство приобрело богатый опыт реформирования судебной системы. Этот опыт должен использоваться не только как прививка от возможных ошибок, но и в качестве ориентира деятельности власти в необходимой для страны правовой модернизации. Так, история судоустройства и судопроизводства позволяет определить сильные и слабые стороны традиционной для нашего отечества практики использования исполнительной власти в качестве базового инструмента укрепления власти государственной в условиях консолидации всех государственных институтов в противовес пресловутой западной концепции разделения властей.

При таком положении вещей стабильность государственного управления достигалась за счет постоянного усиления административной власти, что неминуемо приводило к чрезмерной бюрократизации и формализму. Необходимость иметь сильную и неограниченную исполнительную власть исключала какую-либо самостоятельность судебных учреждений и делала их простым придатком административной системы.

Постоянный поиск баланса между стремлением к централизации власти и попытками придать отдельным властным институтам определенную самостоятельность в решении стоящих перед ними задач приводил всегда к одному конечному результату - более четкому разделению управленческих функций, да к изобретению новых форм контроля власти за деятельностью государственных учреждений.

История становления и эволюции отечественной системы правосудия не только позволяет понять основные причины столь длительного и упорного неприятия властными структурами принципа разделения властей, но и найти формы и методы успешной борьбы с негативными проявлениями в функционировании судебных учреждений. Возможно, действенными средствами преодоления традиционной зависимости правосудия от личности правителя станут более активное участие представителей населения в судопроизводстве, обеспечения его действительной гласности и открытости, повышение профессионализма и ответственности судей, отказ от формального, а по существу административного судопроизводства.