2.6. Меры уголовно-процессуального принуждения.

Среди уже известных нам мер пресечения (например, отдача на поруки) в петровскую эпоху наибольшее развитие получило заключение под стражу. Эта мера использовалась не только для того, чтобы лишить подсудимого возможности уклониться от следствия и суда, но и с целью вынудить подсудимого сознаться в содеянном и не допустить возможности уничтожения следов преступления.

Технология ареста оттачивалась в этот период на политических делах. Арест лиц, подозреваемых в государственном преступлении, должен был проводиться внезапно, с соблюдением строжайшей секретности. Особое внимание при аресте уделялось уликам. Так, при аресте старообрядцев власти стремились в первую очередь изъять у них старинные рукописные книги и тетрадки. Они служили самыми надежными уликами для обвинения в расколе. При аресте колдунов забирали все подозрительные предметы: травы, кости, коренья, «тетрадки гадательные» и т.д. Наиболее ценным поличным считались различные записи: письма, записки, деловые бумаги¹.

Подобная мера пресечения, безусловно, требовала предварительной подготовки. Помимо инструкций, которые составлялись отдельно для каждого ареста, до его проведения, за некоторыми подозреваемыми устанавливалось наружное наблюдение.

Полагалось также производить арест всех подозреваемых одновременно и соблюдать особую осторожность при конвоировании арестованных. В работе Анисимова Е.В. приведены следующие требования, содержавшиеся в инструкциях по этапированию арестованных из провинции: вести арестанта быстро, тайно от посторонних, пресекая всяческие контакты с окружающими. Кроме того, конвой должен был «упредить побеги, самоубийство, не дать перехватить арестанта возможным сторонникам и соучастникам»². Инструкция предписывала арестанта сразу же заковать в кандалы и так везти в столицу «под крепким караулом». По приезде к месту назначения, начальник конвоя сразу же сдавал своего подопечного либо коменданту Петропавловской крепости, либо чиновникам Тайной канцелярии и получал расписку о приеме арестанта¹.

Порядок судопроизводства

Процессуальное право петровского периода полностью соответствовало основной задаче судебных органов абсолютистского государства – быстро и решительно пресекать всякие попытки нарушения установленного порядка. Судопроизводство по уголовным делам становиться тайным, а при открытии заседания стороны вообще отсутствуют. В эпоху Петра I, как отмечалось выше, были установлены единые принципы процессуальной деятельности. Однако основное внимание законодатель уделил детальной регламентации порядка судопроизводства.

Большинство уголовных дел рассматривалось с применением розыскного процесса, где досудебное производство и собственно судебное следствие в качестве отдельных стадий еще не выделялись.

Допускались пересмотр дела в суде второй инстанции в апелляционном порядке и передача дела в вышестоящую инстанцию в ревизионном порядке. Существовал институт утверждения приговоров. Как уже отмечалось выше, утверждение приговоров низших судов, по которым в качестве меры наказания предусматривались смертная казнь или политическая смерть, находилось в ведении надворных судов. Применялось утверждение приговоров и для дел, рассматриваемых полковыми кригсрехтами, если в качестве наказания назначалась смертная казнь.

Предварительное расследование, как правило, производилось полицией. Во главе полиции в дистриктах стояли земские комиссары, в распоряжении которых находились выборные от сельских жителей сотские и десятские. Эти выборные представители должны были выявлять, ловить и арестовывать любых подозрительных лиц и разбойников. А также, сторожить арестантов и конвоировать их в судебные учреждения. Земский комиссар, в соответствии с инструкцией, должен был по требованию суда организовывать поимку преступников и доставлять все необходимые справки. Те же функции были и у городской полиции.

Вот как выглядела в изложении М. Богословского деятельность земского комиссара по проведению предварительного расследования. В феврале 1723 года в канцелярию муромского земского комиссара десятский привел задержанного человека по подозрению в убийстве и грабеже. Комиссар на письменное заявление этого десятского наложил резолюцию: «челобитье принять и записать в книгу, а приведенного расспросить с пристрастием, а по расспросе отослать с приводцем во владимирскую провинскую канцелярию для указного решения».

Чуть позже, 3 мая этого же года в канцелярию земского комиссара обратилась помещица Нила Языкова, которая била челом и извещала, что прошедшею ночью приехали к ней в ее село Макарово «неведомые воровские люди, человек с десять, разбоем побрали все ее пожитки без остатка, ее самое били, увечили смертным боем, дочь ее жгли огнем, а мужа зарезали до смерти».

Комиссар, захватив с собой канцеляриста, тотчас же отправился на место происшествия и, прежде всего, произвел осмотр тела убитого мужа. При осмотре обнаружилось «ножевое ранение – горло перерезано, спина бита плетьми, брюхо и бока жжены огнем». Все это было записано в протокол.

Потерпевшая заявила подозрение на одного из своих дворовых – Бориса Трофимова, который был замечен в «шептании с ворами». Подозреваемый тут же был схвачен и допрошен с применением пытки. Во время этого допроса с пристрастием он оговорил в соучастии несколько дворовых человек соседних помещиков. Составив протокол допроса, и арестовав подозреваемого, комиссар вернулся в канцелярию, откуда затем были разосланы подьячие для розыска оговоренных разбойников. Однако найти их так и не удалось. Единственный подозреваемый – Борис Трофимов вместе со следственным делом, был отправлен земским комиссаром во владимирскую провинциальную канцелярию. И, как показали архивные материалы, это дело в провинциальной канцелярии так и осталось неоконченным¹.

Такого рода дела можно найти в любом архиве местных учреждений изучаемого периода. Однако лишь немногие из них достигали законного окончания. Обвиняемому или удавалось бежать из-под стражи, или он умирал, не дождавшись, когда у воеводы, занятого другими немаловажными делами, появится время для судебного разбирательства.

Кроме того, М. Богословский обращает внимание на то, что в первой четверти столетия, при полном господстве следственной формы процесса, легко было смешивать предварительное дознание с судебным следствием. Поэтому, зачастую земские комиссары, забывая это различие, выступали и в роли судьи².

Поскольку законом предусматривались две категории уголовных дел: частного и публичного обвинения, то соответственно, существовало и два способа возбуждения дела. Порядок производства дел частного и публичного обвинения в военных судах достаточно подробно изложен в тексте «Краткого изображения процессов и судебных тяжеб». Как мы уже знаем, закон предписывал образование в войсках специальных судебных органов – генеральных и полковых кригсрехтов. Однако особенностью военного (впрочем, также как и гражданского) судопроизводства было отсутствие деления на предварительное производство и производство дел непосредственно в суде, по причине отсутствия в войсках следственных органов.

Законодатель разделяет весь ход процесса на три основные части, как это видно на схеме 2. После подачи челобитной судье³, ее принятия и возбуждения уголовного дела, первым процессуальным действием суда было извещение ответчика или обвиняемого о возбуждении в отношении него дела и вызов его в суд. Обязанность извещения ответчика возлагалась на судью. Разбирательству дела предшествовало выслушивание предварительных заявлений и ходатайств сторон¹.

После открытия судебного заседания происходило устное изложение челобитчиком своих претензий, ответ на них ответчика, новое возражение ответчика, причем изложение своих позиций сторонами происходило обычно в письменной форме, и, затем, утверждение ответа. Обмен процессуальными документами стороны могут произвести не более двух раз. Следует отметить, что ответчику для подготовки письменного ответа дается время.

Утверждение ответа – это процедура окончательного установления объема требований истца, возражений и позиции ответчика, а также определения основных доводов, приведенных сторонами. Если ответчик полностью признает иск или обвинение, то суд сразу переходит к вынесению приговора, не выясняя больше никаких обстоятельств дела. В случае категорического отрицания возводимого обвинения или его частичного признания, должно быть предпринято судебное следствии, то есть, начата следующая стадия процесса. После утверждения ответа, стороны не вправе приводить новые доводы или высказывать новые претензии.

Вторая стадия или судебное следствие включала в себя исследование и анализ доказательств и завершалась вынесением приговора. Бремя доказывания лежало как на челобитчике, так и на ответчике. Причем, челобитчик не сумевший доказать основательность своих претензий не только проигрывал дело, но и сам подвергался наказанию, если обвинение, выдвинутое им, было тяжелым – «буде ж оное дело тяжкого есть обвинения, и челобитчик оное доказать не мог, тогда надлежит ево против Уложения наказать»².

Схема 2

Свидетелей мог допрашивать только судья (президент суда) и только в суде. Дача свидетельских показаний являлась государственной обязанностью. Отказ от нее строго наказывался. Выигрывал дело тот, кто «лучше и более свидетелей на своей стороне имеет». Решение зависело не от того, насколько достоверны показания свидетелей, а от того, сколько этих свидетелей и кто они. Кроме того, судья, исходя из обстоятельств дела, мог устроить очную ставку свидетелей, чтобы они «друг друга уличить могли».

Суд был не вправе отказать ответчику или истцу в присяге без веских оснований. Присягать имели право и обе стороны, причем присяга ответчика имела большую доказательную ценность.

При наличии важных причин или неполноте других доказательств, предусматривалось применение пытки. Серьезным основанием отказа в присяге и перехода к пытке являлась, как правило, тяжесть преступления. Пытка применялась не только в уголовных, но и в гражданских делах. В законе говорится: «Пытка употребляется в делах видимых, в которых есть преступление. Но в гражданских делах прежде пытать не мочно. Пока в самом деле злое действо наруже не объявится, разве когда свидетель в больших и важных гражданских делах в скаске своей обробеет или смутится, или в лице изменится, то пытан бывает»¹. Следовательно, пытке подвергали свидетелей, показания которых вызывали обоснованные сомнения судей.

Перед пыткой, как правило, устраивался допрос с пристрастием, допускавший различного вида угрозы и побои. Закон в 6 главе «Краткого изображения процессов» регламентировал порядок проведения пытки и степень ее жестокости: «…надлежит жестокую пытку умеренно, с рассмотрением чинить, понеже умерение пытки весьма на рассуждение судейское положено. … Притом же надлежит судье у пытки быть осторожну, чтоб, усмотря подобие правды, оного тело, которого пытает, изтязанием не озлобить, но либо к смерти приговорить или из невинности ево вывесть»¹. Учитывалась и личность обвиняемого. Предписывалось пытать «бесстыдных и худых людей жесточае, тех же, кои деликатного тела и честные суть люди, легче»². Пытка проводилась в специальном месте - «застенке», в присутствии судей и секретаря. Пыточные речи записывались подьячим.

В тексте «Краткого изображения процессов» появился институт «оставления в подозрении», сохранившийся в русском уголовном судопроизводстве вплоть до судебной реформы 1864 г. В законе говорится: «А ежели трижды пытку снесет, и паки отречется, то уже оного более допрашивать не надлежит, но, взяв от него полное число порук, чтоб ему всегда, когда потребен в суд явитися, также и присягу, что учиненное над ним истязание ни на ком не отмещать, освободить, токмо от злодейства весьма не уволить…»³. Освобождение от подозрения не предусматривалось.

Необходимо подчеркнуть, что доказательством считались признания, полученные не в процессе пытки, а повторенные после нее перед судом, т.е. добровольные признания.

Из закона видно, что данная форма процесса не была лишена элементов состязательности. Ответчику, например, было предоставлено право опрвергать не голословные обвинения челобитчика, а преъявляемые им доказательства. «Ежели случится, что ответчик скаску челобитчиковых свидетелей через иных свидетелей уличить похощет, то ему не мочно возбранить своих представить свидетелей, и тогда обои свидетели в равном имеются порядке…»⁴.

После исследования всех имеющихся доказательств суд переходил к третьей стадии процесса – «вершению дела» (вынесению приговора). По материалам дела подьячими составлялась «выписка» или «экстракт» - именно его заслушивали судьи. Этот документ выглядел следующим образом. Обычно на листе бумаги, разделенном на две части, подробно излагали суть дела, перечисляя всех участников преступления и их «вины». В конце, как правило, выписывались подходящие к случаю статьи законов. На другой половине листа помещался проект резолюции следственного органа. Затем на его основе готовилось решение суда, которое отражалось в протоколе в виде «определения». Если у судей не было единого мнения по делу, допускалось голосование, причем президент, в отличие от других членов суда, имел решающий голос.

Приговор составлялся в письменной форме и оглашался секретарем суда в присутствии челобитчика и ответчика, а также членов суда. Законом предусматривалась и такая стадия процесса, как обжалование приговора. Приговор, вынесенный судом первой инстанции, можно было обжаловать в высшей судебной инстанции. Генеральный кригсрехт был судом второй инстанции только по гражданским делам. Его решение было окончательным, однако в большинстве случаев нуждалось в утверждении вышестоящего начальства. Пересмотр дела в суде второй инстанции происходил в апелляционном порядке, причем апелляция традиционно рассматривалась не как просьба о пересмотре дела, а как жалоба на судью.

Введенный Петром I для военных судов институт утверждения приговора применялся по наиболее серьезным делам, завершившимся вынесением смертного приговора: «…когда в нижнем суде в пыточном деле приговор учинен, тогда надлежит прежде фельт-маршалу или командующему генералу подать тот приговор, и когда он мнение свое на онои объявит, прибавит или убавит, потому и экзекуция отправлена быть имеет» ¹. В законе закреплены основания для «уничтожения» или отмены приговора. Это либо серьезные процессуальные нарушения, либо явное нарушение закона – «когда оный (приговор) нагло против прав есть»¹. «Уничтожение» приговора осуществлялось вышестоящим судом по жалобе истца или ответчика.