ческой (так ярко выраженной в «Ионе» или «Гиппии Большем»).

И все же самый важный итог работы X. Теслефа в том, что история философии не может и не должна довольствоваться крохами со стола филологической критики, когда речь идет о наследии Платона.

2. Герменевтический круг

Наследие Платона рассматривается филологией и философией в разных аспектах, между тем как предмет рассмотрения этих двух наук — а также и других, пожелай они к нему обратиться, скажем, этнографии, политологии, истории математики или психологии и пр.

• остается неизменно один и тот же. Именовать его можно по-разному, однако культурная традиция че- ловечества давно уже закрепила за ним универсаль- ное обозначение — имя Платона. В конце XX в. путать это имя и данное друзьями прозвище одного афинского гражданина, пусть даже выдающегося гения всех вре- мен и народов, было бы непростительной наивностью. С другой стороны, пытаться с научной четкостью раз- граничить, что в платоновском наследии принадле- жит отпрыску родовитой аттической семьи, а что есть последующее наслоение, — тоже было бы задачей уто- пической, если не сказать малопочтенной для профес- сионального ученого. Современное платоноведение входит в узкий пролив между Сциллой и Харибдой, между изжитой традицией биографического персона- лизма в подходе к анализу платоновского наследия и выдвинутым в противовес этой традиции лозунгом «демифологизации»¹³ исторической фигуры Платона, призывом к перенесению акцентов с Платона на пла-

13 См. Oehler к. Der entmythologisierte Platon. In: Das Problem der ungeschriebenen Lehre Platons. Hrg. Von. J. Wippem. Darmstadt, 1970. S. 95 ff.

тонизм, с диалогов на неписаное учение, с экзистен- циальных проблем на метафизические схемы¹⁴.

В этой ситуации становится как никогда ранее опас- ным откладывать «до лучших времен» апробацию того единственного корабля, на котором, собственно, и со- вершает свое плавание всякое платоноведение — а именно платоновского корпуса. Пора, наконец, дать строгий отчет в том, на какие тексты опирается пла- тоноведение сегодня, имеет ли оно какие-то новые критерии для оценки аутентичности того или иного сочинения в платоновском корпусе или оно пользует- ся старыми и, наконец, располагает ли оно вообще какой-либо цельной концепцией платоновского кор- пуса как культурно-исторического памятника.

В платоновском корпусе нет ни одного сочинения, которое ни разу не было заподозрено в неподлинности филологической гиперкритикой прошлого и нынеш- него веков. С другой стороны, платонизм и его аполо- геты готовы отметить печатью платоновского гения любое изложение академического учения об идеях. Налицо хрестоматийный вариант герменевтического круга: Платоном мы называем автора сочинений корпу- са; в корпусе платоновских диалогов — те, что написа- ны Платоном. Однако безвыходным, или «порочным» кругом он кажется лишь на первый и достаточно по- верхностный взгляд. Дело в том, что из прочтения сочинений, содержащихся в корпусе, вырастает суж- дение о смысле платоновского учения, тогда как обо- зрение структуры и состава корпуса как такового дает представление о письменном изложении этого учения,

¹⁴ См. Reale J. Per una nuova interpretatione di Platone. Milano, 1982. Ср. также предисловие Дж. Реале к итальянскому пе- реводу книги Т.А. Шлежака «Платон и писаная философия»; Szlezak Th. A. Platone et la scrittera della fflosofia. Milano, 1988. P. 9.

423

о литературной его репрезентации. Смысловая струк- тура платоновской философии не определяется ком- позицией корпуса, не литературными приемами выражается, а потому и не может к ним сводиться. Литературные диалоги дают материал для системати- зации платоновских идей, но не дают и не обязаны давать готовой системы. Попытки выстроить диалоги корпуса в систему, адекватную философской системе, имеют целью скорее наше читательское удобство, неже- ли реставрацию сильно пострадавшего исторического памятника, без такой реставрации уже непригодного к экспонированию. Наука в данном случае пребывает в плену анахронизма, давно изжитого нашим эстети- ческим чувством: безрукая Венера Милосская пленяет нас больше, чем любые из некогда сделанных ее рес- тавраций, сколь бы убедительными они ни казались. Платоновский корпус, как он есть, со всеми историчес- кими поломками, сохраняет в себе больше непосредствен- > ной аутентичности, нежели любая его реконструкция, сколь бы рациональной она ни выглядела.

Когда исследователи и критики сетуют на отсут- ствие систематичности в платоновском изложении академического учения, они опять-таки подразумевают отсутствие системы в целом корпуса. Ведь отдельные диалоги дают несколько образцов вполне систематич- ного изложения предмета — разве не представляет собой космологическую систему «Тимей», этико-поли- тическую — «Государство» или «Законы», наконец, «Федр», избранный Ф. Шлейермахером на роль «Про- легомен» платоновской философии, — разве не систе- матизирует различные стороны платонизма? — тут сведены воедино учение о душе, о воспитании, о по- знании, о двух мирах (земном и занебесном), о целях и возможностях философской диалектики и философ- ской литературы. В настоящее время история филосо- фии пытается выстроить в философскую систему то,

что составляет компетенцию филологии и нуждается в филологическом анализе, а литературоведение, в свою очередь, пытается найти критерии аутентичнос- ти философского текста в слове, тогда как для Плато- на критерием аутентичности может быть только его мысль. Аксиома филологии «стиль — это человек» в данном случае требует существенного уточнения: Пла- тон есть человек, Платон есть литератор κατά συμβεβηκός, «по совпадению», «привходящим обра- зом», κατ’ ουσίαν же, «по сути», как сказал бы Арис- тотель, Платон есть философ, мыслитель, и что немаловажно — великий мыслитель. Стиль, даже очень яркого автора, может быть точно имитирован подражателем, который сам обладает весьма умерен- ными литературными способностями, причем чем ярче стиль, тем легче он имитируется, тогда как гениаль- ную мысль может спародировать лишь конгениаль- ный имитатор. Говоря платоновским языком, душа Платона должна вселиться в имитатора Платона, что- бы он сумел измыслить платоновскую мысль, — но в таком случае между ним и Платоном не будет разни- цы. Еще резче: не тот, кто написал платоновские со- чинения, — Платон, а тот Платон, кто придумал платоновский мир идей, а также продумал все апо- рии, которые несла с собой и в себе эта необычайно плодотворная философская концепция.

В свою очередь, литературный диалог - это уже не сама мысль, но мысль, претворенная в произведение словесного искусства, а тем самым мысль, опосредо- ванная эстетическим началом, равно как и эстетичес- ким концом (целью). Но ведь эстетика Платона — составная часть его философского учения, причем от- нюдь не наименее изученная его часть. Тем не менее центральная категория платоновской онтологии и эс- тетики — арете («добротность») — не была применена к анализу платоновского корпуса ни до Г.И. Кремера,