Глава 4. Сократ. Знание добродетели 31

хочешь, чтобы боги были к тебе милостивы, ты должен почитать их; если желаешь, чтобы тебя любили друзья, ты должен делать им добро; если стремишься к уважению со стороны известного города, ты дол­жен приносить пользу этому городу; если добиваешься удивления своей деятельностью со стороны всей Эллады, ты должен стараться благодетельствовать всей Элладе». Высказывания Сократа о доброде­тели неполны и обрывочны, он не создал целостной системы, не сформулировал ясного понятия о природе абсолюта и о том, как воз­можно познание абсолюта. Он просто не был удовлетворен тем мес­том, которое занимала добродетель в афинской системе ценностей. Ему приходилось всякий раз напоминать согражданам об оставлен­ной в пренебрежении высокой нравственности, о том, что каждый должен сам заботиться о своей нравственности и душе, совершенст­воваться в добродетели — «ведь заботятся же люди и о делах куда ме­нее важных, чем добродетель». Тем самым он стремился опереть афинскую коллективную мораль на личное самосознание граждан.

«Сократ знаменит как учитель морали, но правильнее было бы ска­зать, что он открыл мораль. У греков была нравственность, но каковы моральные добродетели, обязанности и т.д., этому хотел научить их Со­крат. Моральным человеком является не тот, кто просто хочет справед­ливости и поступает справедливо, не невинный человек, а тот, кто по­стигает свои действия в сознании», — писал о Сократе Г.В.Ф. Гегель¹.

Между тем видный античный автор и ученик Сократа Ксенофонт (ок. 430—354 до н.э.) говорит об афинянах: «В частных и общественных собраниях они препираются до невероятности, заводят бесчисленные тяжбы и таким образом предпочитают наживаться за счет ближнего, а не путем взаимной помощи. С общественным имуществом обращаются, как с собственным; за это опять борются, и влияние в подобных случаях для них чрезвычайно приятно. А из этого рождается в государстве так много низости и гадости, так много вражды и взаимной ненависти, что я даже боюсь, чтобы с нашим государством не случилось какой беды большей, чем оно в состоянии вынести»2.

Сократ отличался остроумием, бескорыстием, достоинством и не­зависимостью, твердостью убеждений, прямодушием и приверженно­стью к демократии. «Этот оборванец и эксцентричный спорщик был преисполнен сознания важности своей миссии, что, с точки зрения

¹ Гегель, Г. В. Ф. Философия истории // Соч.: в 14 т. М.; Л., 1935. Т. 8. С. 252-253.

² Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. М., 1993. С. 96.

32

Часть I. Античное наследие

афинян, так не гармонировало ни с его внешним видом, ни с система­тическим уклонением от участия в народном собрании и от выступле­ний в суде. Понятно поэтому, что этот лысый и лупоглазый человек, привязывавшийся к каждому встречному и не отпускавший его в те­чение целых часов, но в то же время абсолютно бескорыстный, в чем никто не мог сомневаться, был фигурой, известной всем, и именно этот человек должен был в глазах народных масс воплощать сословие софистов вообще»¹.

Сократ был самым лучшим и самым знающим из софистов. В споре он был непобедим, умел мастерски убеждать и разубеждать, опровергать догматику и расхожие мнения. Но в отличие от софистов, для которых был важен только практический успех, а не моральная цель или истина, Сократ отстаивал «истинное знание», или принципы. Софисты — агно­стики, питавшие отвращение к закону и порядку, «болезнь общества», как о них говорил Платон. «Сократ, подобно сатиру Марсию, заворажи­вающему всех своей игрой на флейте, способен потрясать и увлекать лю­дей своими речами. "Этот Марсий, — свидетельствует Алкивиад, — при­водил меня часто в такое состояние, что мне казалось, нельзя больше жить так, как я живу"»². Сократ — античный просветитель, рвущийся к спору, «дразнящий сатир», плебей и автор «грубых парадоксов», высмеи­вающий нравы и предрассудки, постоянно атакующий изменчивые, вну­тренне противоречивые и необоснованные мнения.

Ф. Ницше писал: «Я восхищаюсь храбростью и мудростью Сокра­та во всем, что он делал, говорил — и не говорил. Этот насмешливый и влюбленный афинский урод и крысолов, заставлявший трепетать и заливаться слезами заносчивых юношей, был не только мудрейшим болтуном из когда-либо живших: он был столь же велик в молчании... Такой человек, как он, проживший неким солдатом весело и на глазах у всех, — был пессимист! Сократ, Сократ страдал от жизни!»³ И он же назвал Сократа декадентом, великим эротиком, недоразумением, представителем черни, шутом, который очаровывал, компрометиро­вал, мстил знатным, пытался вылечить «больных» сограждан, призы­вая их к разумности: «Фанатизм, с которым все греческие помыслы набрасываются на разумность, выдает бедственное положение: нахо­дились в опасности, был только один выбор: или погибнуть, или — быть абсурдно-разумными... Морализм греческих философов, начи-

¹ Лурье, С. Антифонт — творец древнейшей анархической системы. М., 1925. С. 136-137.

² Назаров, В. Н. Феноменология мудрости. Тула, 1993. С. 198—199.

³ Ницше, Ф. Веселая наука // Соч.: в 2 т. Т. 1. С. 659—660.