Проблема добра и зла, общечеловеческих ценностей в католической мысли и философия г. Марселя

История религиозной мысли накопила множество ответов на труд­ный для нее вопрос: если мир сотворен и управляем мудрым и благим Богом, то как это согласуется с бедствиями и злом? Или: как оправ­дать Бога, если существует зло? Со времени Лейбница часть теологии, посвященная таким вопросам и ответам на них, называлась "теодицеей" (от греч. слов "Бог" и "справедливость, право"). Как обстоит дело с современными теодицеями? Повысившаяся в XX в. мера зла, челове­ческих страданий осложнила положение религиозных мыслителей, взяв­ших на себя задачу создания новой теодицеи. Как понимают религиоз­ные философы задачи философии в постановке и решении этических проблем, в частности такой важной и "вечной" как добро и зло? Ка­кие изменения вносятся ими в традиционное понимание добра и зла?

В религиозной этике XX столетия имеется масса оттенков: католи­ческая этика отличается от протестантской; существуют ортодоксаль­ные решения и, напротив, подходы, критически относящиеся к хрис­тианской (католической, протестантской, православной) этической ор­тодоксии. Но при всех различиях подходов религиозных философов к проблеме добра и зла, к пониманию этических проблем философии и ее нравственных задач в этих подходах есть общие черты.

Традиционалисты-католики (вслед за Фомой Аквинским) продол­жают повторять "классические" аргументы. Да, говорят они, в мире много зла — потому что много греха. На вопрос, почему же Бог до­пускает умножение зла, дается ответ: зло проистекает из того, к&к человек и человечество пользуются дарованной им свободой. Челове­чество в наши дни, рассуждал неотомист К. Тремонтан, как и всегда, творит свое несчастье, результат человеческой свободы. Но кто, даже принимая в расчет все издержки, откажется от свободы? Кто не воз­благодарит за нее Бога? Итак, не Бог, а человек ответствен за зло, особенно за большое зло. Но, признавая это, все же надлежит — что­бы не отпала необходимость в Боге — верить, что Бог "нужен", чтобы наказывать человека за зло и грехи, возникшие как результат зло­употребления свободой. Если снова спросят: а почему Бог позволяет человеку и человечеству так злоупотреблять свободой? — надлежит ответить: даже самые большие испытания — когда человек должен испить чашу самим себе причиненного страдания — посланы Богом во имя человека, чтобы в конце концов повернуть его к добру.

Значит ли это, что с точки зрения религиозной философии стерты границы добра и зла, что с человека снимается ответственность за зло и страдания? Нет, не значит. В последние десятилетия в религиозной философии значительно усилились голоса, призывающие к утвержде­нию добрых начал человеческой сущности, выражающие тревогу за сохранение мира и выживание всего человечества. Тема добра и зла тем самым перерастает в проблематику общечеловеческих ценностей.

Приверженность "абсолютным", общечеловеческим ценностям добра и гуманизма — сильная сторона христианства. Собственно, истори­чески случилось так, что именно христианством уже на заре нашего тысячелетия была поставлена никогда не утрачивавшая своего смысла задача — формулировать и защищать общечеловеческие ценности. И не случайно сегодня все чаще вспоминают о библейских заповедях и исконной христианской мудрости — причем вспоминают не только верующие христиане, но и все те люди, которые признают за христи­анством непреходящее духовно-нравственное и историко-культурное значение. (Разумеется, в истории христианства его деятели и его ин­ституты далеко не всегда подавали примеры следования общечелове­ческим ценностям, поэтому на протяжении всего тысячелетия не пре­кращалась и не прекращается сегодня антиклерикальная критика.) Наиболее глубокие и искренние религиозные мыслители, тонко чув­ствуя подспудные изменения истории, вместе с тем умели выбрать исторические ситуации, когда обновление и защита общечеловеческих ценностей становились особенно необходимыми. Это можно проиллю­стрировать на примере философии Габриэля Марселя.

В 1968 г. он опубликовал книгу "К трагической мудрости и за ее пределы"⁷, главной темой которой стала защита общечеловеческих норм и принципов. Следует призвать, говорит Марсель, к ясному осозна­нию безусловных ценностей, созданных в великие периоды цивилиза­ции, их инвариантного характера. Понятие "мудрость" всегда играло немалую роль в философии Г. Марселя. Но если в 1954 г. в книге "Упадок мудрости" он, скорее, констатировал распад "духовного на­следия", бесформенность перспектив, ожидающих человечество, то в своих последних работах, написанных в конце 60-х и начале 70-х годов, философ страстно, горячо призвал к "защите трагической муд­рости". Из сказанного ранее о философии Марселя следует, что его христианский экзистенциализм погружает читателя в глубины дей­ствительно трагических коллизий нашего времени — и сталкивает с весьма важной проблемой обретения человеком и человечеством той новой мудрости, которая должна впитать в себя все ценное и гуманное из мудрости прошлых веков.

Но не пришло ли время, спрашивает Марсель, вообще отказаться от как будто бы устаревших понятий "мудрость" и "мудрец"? Не сле­дует ли "рассредоточить" мудрость индивидов и вверить ее некоему коллективному, общественному разуму? "Действительно, туманная идея подобного переворота, — пишет Марсель, — давно уже витает в умах догматиков социалистической мысли, и началось это, наверное, еще с утопистов первой половины XIX в. По-моему, однако, надо без коле­баний ответить им, что идея подобного переворота покоится на иллю­зии, граничащей с бредом"⁸. Это — иллюзия, ибо место отдельного человека как субъекта познания и действия в принципе не может за­нять, по мнению Марселя, никакой коллективный субъект: ведь ре­ально мыслит и действует только индивид. Вред же такой иллюзии очевиден, ибо идея подчинения мифическому коллективному разуму дезинформирует индивида, лишает его активности и ответственности. А между тем накапливаются "жгучие вопросы", требующие от челове­ка и человечества мудрого подхода. Таков, например, вопрос о техни­ке, который Марсель — в связи с ядерной угрозой — считает пробле­мой всех проблем.