Жак Маритен Жизнь и сочинения. Антиномии бытия и свободы человеческой личности

Жак Маритен¹ родился в Париже в 1882 г. В детстве и юности, в соответствии с традициями семьи, Маритен был протестантом. В 1906 г. он принял католическое вероисповедание. В студенческие годы его интересовали естественные науки и философия. Он учился в Сорбон­не, а в 1907— 1908 гг. изучал биологию в Гейдельберге у неовиталис­та Г. Дриша. Одновременно пришло увлечение работами Фомы Ак- впнского. Маритен рано испытал влияние также и философии Бергсо­на. С 1914 г. Маритен начал читать лекции по современной филосо­фии в Католическом институте в Париже. С 1940 по 1945 г. Маритен жил и работал в США; он преподавал в католических учебных заведе­ниях в Торонто, в Колумбийском и Принстонском университетах. С 1960 г. Маритен жил во Франции. Умер он в Париже в 1973 г. Основ­ные работы Маритена: "Бергсоновская философия" (1914); "Искус­ство и схоластика" (1920); "Элементы философии", 2 тома (1920; 1923); "Введение в философию" (1925); "Антимодерн" (1922); "Три реформатора" (о Лютере, Декарте, Руссо) (1925); "Первенство ду­ховного" (1927); "Ангельский доктор" (о Фоме Аквинском) (1929); "О христианской философии" (1933); "Философия природы" (1935); "Наука и мудрость" (1935); "Интегральный гуманизм" (1936); "Пра­ва человека и естественные законы" (1942); "Христианство и демок­ратия" (1943); "Принципы гуманистической политики" (1945); "Ре­лигия и культура" (1947); "Человек и государство" (1951); "О фило­софии истории" (1957); "Размышления об Америке" (1958); "Фило­софия морали" (1960); "Философ во граде" (1960); "Крестьянин с Гаронны" (1966); "О церкви христовой" (1970).

В основе концепции, ведущей к понятию человеческой свободы, у томиста Маритена, как некогда и у Фомы Аквинского, лежит понятие божественного творения. Но оно — в чем заметное новшество — тол­куется как "мягкое", "предельно либеральное" изначальное действие Бога, оставляющее значительный простор для саморазвития всего су­ществующего. "Бог не творит сущностей, не придает им окончатель­ного вида бытия, чтобы затем заставить их существовать"². Бог, несколько туманно выражается Маритен, творит только "существую­щие субъекты, или основания", а уж "реальность индивидуального существования" складывается спонтанно. "Вот почему этот мир есть природа и приключения, мир, в котором происходят случайные и вне­запные события и в котором поток событий гибок и изменчив, в то время как законы сущностного порядка необходимы"³. По мере про­движения по лестнице существ, которые в традициях Фомы Аквинс­кого поименованы "субъектами существования", одновременно нарас­тают, согласно Маритену, и сложность, и "все более совершенная спон­танность" сущего. Человеческая свобода есть продолжение и высшее завершение Богом сотворенного, но "в себе" спонтанного мира. "... С Появлением человека свобода спонтанности становится свободой авто­номии, становится — целым, которое бытийствует и существует в силу самого бытия и существования души, само дает себе цель, является самостоятельным универсумом... Только личность свободна, только у нее одной есть в полном смысле слова внутренний мир и субъектив­ность, поскольку она движется и развивается в себе". Маритен добав­ляет: "Личность, по словам Фомы Аквинского, наиболее благородна и наиболее возвышенна среди всей природы"⁴.

Однако познание, осознание, признание свободы личности — как собственной, так и других людей — встречаются, как показывает да­лее Маритен, с огромными трудностями. Когда мы наблюдаем за дру­гим человеком, осмысливаем его жизнедеятельность, то уникальный субъект неминуемо превращается для нас в объект среди объектов. А это существенно осложняет коммуникацию человеческих душ. Что касается самопознания, то и оно неадекватно, ибо протекает в неяс­ных, "сопутствующих", спонтанно-хаотических актах чувствования и мысли. В плен подобных неадекватных способов познания человека и его свободы попадает, по Маритену, философия, в чем ее ущербность по сравнению с религией. "Непреодолимое препятствие, на которое наталкивается философия, состоит в том, что она, конечно, познает субъекты, но она объясняет их как объекты, всецело вписываясь в отношение интеллекта к объекту, в то время как религия входит в отношение субъекта к субъекту. Вот почему каждая философская ре­лигия или каждая философия, которая, подобно гегелевской, претен­дует на поглощение и интеграцию религии, в конечном счете пред­ставляет собой мистификацию"³. Только религия, утверждает Мари­тен, способна принять в расчет отношение личности к личности "со всем заключенным в нем риском, тайной, страхом, доверием, восхи­щением и томлением"⁶.

Начав с постулирования свободы человека как автономной лично­сти, Маритен затем напоминает человеку, что он не должен мнить себя центром мира. Философ рассуждает так. Я свободен и уникален. Но каждому из нас известно, что мир был до нас и пребудет после нас. "Я хорошо знаю, что подобен всем другим, я не лучше всех других и не более ценен, нежели они; Я — лишь маленький завиток пены на гребне волны, уходящей в мгновение ока в безбрежность природы и человечества"⁷. Две указанные стороны человеческого бытия для са­мого человека — это полоса неснимаемой антиномии, между которы­ми человек колеблется, подобно маятнику. Переживание антиномич- ности трагично. "Эта антиномия разрешается только свыше"⁸. Стоит только признать, что существует Бог, и обе антиномично связанные ориентации наполняются смыслом. Не Я, а Бог — в центре всего, и к его "трансцендентной субъективности" должны быть отнесены все Другие субъективности. Тогда находится место и идее человеческой уникальности, не перерастающей в эгоизм, самомнение и гордыню. Только Богу под силу преодолеть объективизацию при познании чело­века. "Я ведом Богу. Он знает все обо мне как о субъекте. Я являюсь ему в моей субъективности, и ему нет нужды объективировать меня с целью познания"⁹. "Обезвоженный" же человек обречен на одиноче­ство.

Но субъективность, свобода человеческой личности в тесном един­стве с Богом, как подчеркивает Марнтен, "является сама себе не через иррациональный прорыв — каким бы глубоким и плодотворным он ни был — в иррациональный поток психологических и моральных феноменов, снов, автоматизма, побуждений и образов, возникающих из бессознательного; это также не тоска выбора, скорее овладение собой благодаря собственному дару"¹⁰. Всякое подобное иррациональ­ное сознание не только смутно — оно принципиально эгоистично, скон­центрировано вокруг себялюбивых побуждений человека. Высший вид познания всего, включая субъективность и свободу, — познание "он­тологическое", т.е. восходящее к бытию. «Когда человек истинно про­буждается в постижении смысла бытия, интуитивно схватывая туман­ную и живую глубину "Я" и субъективности»¹¹, то познание мобили­зует и интеллект, и волю, и любовь, приводя их к единству и тем самым "открывая" духовность человеческого существования. А в он­тологическом познании главным, разумеется, является вдохновленное любовью восхождение к высшему бытию — Богу. Так начало концеп­ции Маритена смыкается с концом; теологическая предпосылка стано­вится и основным выводом.

В рассуждениях Маритена, непосредственно посвященных онто­логическим и антропологическим проблемам, т. е. вопросам о бытии и человеке, всегда присутствует — что типично для религиозной фило­софии — нравственно-этическое измерение.