§ 5. Пушкин - пророк русской культуры

Эпоха конца XVIII - начала XIX века в Западной Европе была эпохой бурных перемен. С одной стороны, все еще сохранял свое влияние классицизм - новая версия «гармоничной» культуры; Просвещение не столько преодолевало стереотипы классицизма, сколько приспосабливало их к тем задачам, которые составляли содержание просветительского мировоззрения. Основной «массив» культурной продукции эпохи в той или иной степени был ориентирован именно на образцы, созданные классицизмом. Но, с другой стороны, на стыке двух столетий в культуру Европы стремительно ворвался романтизм, сознательно выступивший против умеренности и рациональности классицизма, попытавшийся обнажить «диссонансы» бытия, показать духовное величие человека и трагичность его положения в мире.

Классицизм дал русской культуре основу, материал, из которого она могла строить свои собственные, оригинальные художественные формы, романтизм же раскрепостил ее дремлющий творческий потенциал, всецело связанный с глубоким пониманием противоречий бытия. Именно романтизм вызвал бурные процессы в русской культуре, подготовленные почти столетием педантичного восприятия классицизма.

Обе составляющих мы находим в творчестве раннего Пушкина. С одной стороны, он прилежно усваивает приемы классицистской поэзии и в этом усвоении, в этом ученичестве оттачивает свое поэтическое мастерство. Но подлинная оригинальность Пушкина, его подлинное творческое «горение» истоком своим имеет увлечение романтизмом. Соединение поэтического мастерства, выработанного на основе «гармоничных» форм классицизма, и художественного дерзания, разбуженного романтизмом, приводит к своеобразной манере пушкинской лирики.

Очень быстро Пушкин уходит от буквального подражания классицистским и романтическим образцам; он начинает использовать формы, почти лишенные следов тех заимствований, которые определяли его раннее творчество. Особенно показательно, насколько радикально он преодолевает романтические стереотипы. Этот момент имеет принципиальное значение не только для понимания творчества Пушкина, но и для понимания путей развития всей русской культуры, поэтому на нем необходимо остановиться подробнее.

Для этого прежде всего необходимо дать более точную характеристику западноевропейского романтизма. Поскольку главная интенция романтизма - это выявление внутренних противоречий мирового бытия и человеческого духа, стремление охватить все многообразие земной действительности и одновременно стремление познать божественную гармонию, несовместимую с миром, романтизм, вне всяких сомнений, может рассматриваться как локальная историческая форма «диссонансной» культуры, как своего рода «отклонение» западноевропейской культуры от основной линии развития. Однако необходимо подчеркнуть, что это не меняет общей оценки западноевропейской культуры как культуры в целом более близкой к «гармоничному» типу. Дело в том, что «диссонансность» романтизма в значительной степени замыкалась на сферу самого искусства, во многом носила вторичный, «игровой» характер. Хотя романтики и требовали, чтобы жизнь была перестроена в соответствии с идеалами искусства, изображаемый ими идеальный мир мало походил на тот, который они выстраивали в своей жизни. И исключения в данном случае только подтверждают правило. Попытка Г. Вакенродера, одного из первых немецких романтиков, жить по романтическому канону, т. е. жить только искусством и ради искусства, привела к его ранней кончине и явно доказала несовместимость романтических требований к жизни и самой жизни. Переболев юношеским «романтизмом», пройдя свой период «бури и натиска», многие романтики пришли к идеалу умеренности и классической гармонии; наиболее известный пример в этом отношении дает Гете. Несколько искусственный характер романтизма привел к тому, что он очень быстро из целостного мировоззрения превратился в чисто формальный метод, применяемый совершенно разными художниками для достижения совершенно разных целей.

Таковым он стал и для Пушкина. Пушкин очень быстро «перерос» мировоззрение романтизма, поскольку для него оказалось невозможным оставаться в рамках «игрового», поверхностного отношения к проблемам бытия. Художник, принадлежащий «диссонансной» культуре, обладает особым чутьем на внутренние противоречия, пронизывающие нашу жизнь, и своей целью он ставит наиболее полное выражение именно этих реальных противоречий, а не конструирование вторичной действительности, в которой очень выразительные, но искусственные противоречия без труда находят себе гармоничное и идеальное («романтическое») разрешение.

Преодолев романтические стереотипы, Пушкин пришел к новаторскому художественному мировоззрению, которое резко отличалось от господствовавшего в культуре Западной Европы той эпохи. Важнейшим рубежом в формировании этого мировоззрения является создание «Евгения Онегина», который стал прообразом нового типа европейского романа. По словам Ю. Лотмана, в основе художественной «формулы», созданной Пушкиным в «Евгении Онегине», «лежало представление о принципиальной невместимости жизни в литературу, о неисчерпаемости возможностей и бесконечной вариативности действительности»²⁶.

При этом богатство конкретной эмпирической жизни человека признается Пушкиным гораздо более важным, более значимым, чем вся сфера вечных ценностей. Особенно наглядно этот аспект художественного мировоззрения Пушкина проявился в его позднем творчестве. Пушкин глубоко прочувствовал, что полнота и богатство человеческой жизни происходят из «пограничного» положения человека между метафизическими полюсами реальности - между разгулом стихийных сил природы, иррациональным хаосом времени и сферой вечных ценностей, сферой Абсолюта, которая предстает в его творчестве как нечто окаменелое, надчеловеческое и бесчеловечное, как «кумир», человекоподобная статуя.

Предельной выразительности, по мнению Ю. Лотмана, это представление о мире и человеке достигает в «Маленьких трагедиях». «Мир "Маленьких трагедий" - мир сдвинутый, находящийся на изломе... в котором каждое явление приобретает несвойственные ему черты: неподвижное движется, любовь торжествует на гробах, тонкое эстетическое чувство логически приводит к убийству, а пиры оказываются пирами смерти. Но именно разрушение нормы создает образ необходимой, хотя и нереализованной нормы»²⁷. Именно через такие художественные парадоксы реализует себя «диссонансная» культура, даже совершенство и красоту понимающая как идеальные пределы всех тех противоречий, в которые вовлечен человек. Наиболее точное и лаконичное определение соответствующего восприятия дал Рильке (который неоднократно подчеркивал близость своего творческого мировоззрения к «мироощущению», характерному для русской культуры): «прекрасное - не что иное, как то начало ужасного, которое мы еще способны вынести»²⁸. Такое же точно понимание красоты будет характерно для многих русских художников; особенно известны высказывания Достоевского на этот счет²⁹.

Душа художника также оказывается носителем невидимых ему самому противоречий. Как тонко замечает Лотман, «в творческом сознании Пушкина 1830-х годов все более обрисовывалось противоречивое сочетание самого трезвого, свободного от иллюзий... наблюдателя жизни, ученого... с одной стороны, и, с другой стороны, утописта, в сознании которого постоянно присутствует идеал братского союза людей, их единения во имя прекрасных идей подлинной свободы, духовного богатства, веселья и искусства»³⁰. Парадоксальное сочетание духовных качеств будет уделом всех ведущих представителей русской литературы, вспомним Гоголя, Лермонтова, Л. Толстого, Достоевского.

Таким образом, именно в творчестве Пушкина обнаруживается непосредственное продолжение той оригинальной и плодотворной линии развития, которая впервые проявилась в русской иконописи. Пушкин в яркой художественной форме выразил главную черту нашего национального характера - противоречивое сочетание и взаимодействие в нашей духовности двух интенций, двух отношений к миру: «любования» миром, эмпирической действительностью, ясного ощущения своей неотъемлемой принадлежности к этой земной действительности и столь же ясного ощущения высшей гармонии, страстного желания приобщиться к ней и увидеть весь мир преобразованным в соответствии с неземным идеалом. Здесь появляется возможность уточнить смысл понятия «диссонансной» культуры. Нельзя понимать «диссонансность» только как наличие в образах и формах культуры сплошной динамики и многочисленных противоречий. Эти черты являются чисто внешними и далеко не всегда связаны с глубоким проникновением в полярные сферы реальности, с глубоким метафизическим «чувством» разорванности бытия. Романтизм в большей степени обладал как раз такой внешней «диссонансностью». Настоящая «диссонансная» культура в наиболее плодотворной фазе ее развития отличается пристальным восприятием конкретной жизни, конкретного многообразия реальности (что не было характерно для романтизма) и одновременно особым, полумистическим ощущением высшей гармонии. Такое мировосприятие и было основой творчества Пушкина.