§ 4. Петровская эпоха - подлинное начало

Культура московской Руси, несмотря на ее достижения, пришедшиеся на XIV-XVI веков, оставалась «провинциальной» культурой, уступавшей по своему богатству более развитым культурам Западной Европы. Внутренний потенциал, ярко проявившийся в иконописи, не получил дальнейшего развития и был подавлен другими - поверхностными и внешними - интенциями. Как было сказано, главным выражением внутренней динамики культуры стало стремление к имперскому могуществу; это в свою очередь привело к радикальным изменениям в сфере религиозной жизни. Утрата или отсутствие развитых и гармоничных стереотипов для выражения религиозных прозрений при наличии сильной мистической традиции привела к подмене искренней и глубокой религиозности фанатичной и внешней, чисто обрядовой формой веры.

Две эти составляющие - жажда имперского могущества и преобладание фанатичной, внешней религиозности - представляют собой как бы «ложные» формы синтеза времени и вечности в «диссонансной» культуре, не находящей для себя естественных и «истинных» культурных образцов. В них происходит предельное огрубление и «овнешнение» тех глубоких прозрений, которые характерны для народа, творящего «диссонансную» культуру. В имперской идее тонкое и проникновенное чувство эмпирического бытия, земной природы упрощается до элементарного желания захватить, подчинить себе всю сферу этого бытия - весь мир, всю землю. Аналогичным образом в религиозном фанатизме глубокое мистическое «познание» Бога и его бесконечного содержания подменяется бессмысленной страстью к исполнению формальных обрядов, из которых испаряется подлинная глубина и искренняя вера. Такие способы выражения внутренних устремлений культуры «диссонансного» типа являются гораздо более простыми и требуют гораздо меньше духовных «сил», чем создание по-настоящему значимых культурных памятников; итог этого направления развития - порождение огромных империй и редких по своему фанатизму форм религиозной веры.

Негативному варианту развития противостоит позитивный: осуществляя взаимодействие с другими культурами, заимствуя у них развитые образы синтеза времени и вечности, «диссонансная» культура становится плодотворной и оставляет неизгладимый след в истории. Выразительный пример как первого, так и второго варианта дает история еврейского народа. На протяжении огромного периода история Древних евреев определялась взаимодействием двух обозначенных векторов: имперского и религиозного. Причем имперская составляющая культуры постепенно отошла на второй план (хотя никогда не исчезала полностью) и была подчинена религиозной, фанатизм которой (вспомним, например, историю Авраама) стал непререкаемым «масштабом» для всех более молодых и более «гармоничных» культур и Религий. Этот вектор развития настолько подавил противоположную тенденцию, связанную с восприятием чужих, гармоничных культурных форм, что привел к полному обособлению, добровольной изоляции народа, - сохранившейся даже после гибели его собственного государства. В этом смысле столкновение Рима и Иудеи в античную эпоху было столкновением двух «диссонансных» культур, развитие которых шло в противоположных направлениях. Одна через реализацию имперской идеи в ущерб религиозной (вспомним постоянные обвинения в утрате «веры отцов», звучавшие в сенате поздней республики) и затем через активную ассимиляцию чужих культурных образцов пришла к расцвету, к раскрытию всех содержащихся в ней потенций; другая - из-за абсолютного господства религиозной идеи обрекла себя на длительное культурное бесплодие.

Однако не менее выразителен тот факт, что многие непреходящие достижения еврейского народа оказались связанными как раз с обретенной им способностью ассимилироваться в чужую культурную среду, со способностью принять чужую культуру как свою собственную, для того чтобы через ее формы выразить собственные импульсы динамического, творческого развития. Достаточно напомнить, что само рождение христианства было результатом творческого усвоения еврейской культурой некоторых восточных религиозных течений, для которых было характерно более гибкое (в сравнении с иудейской верой) сочетание земных и божественных «составляющих».

Древняя Русь после непродолжительного периода, связанного с влиянием на нее Византии, после непродолжительного периода творческого усвоения форм византийской культуры не смогла сохранить этот вектор развития. Культурный «донор» Руси, Византия, быстро катилась к закату и гибели, а отношения с Западной Европой были враждебными и не способствовали плодотворному взаимодействию. Все это с неизбежностью вело к преобладанию двух указанных выше интенций - имперской и фанатически-религиозной. При этом имперская активность государства была направлена на пространства, где проживали народы, находившиеся на более низком уровне развития, и их включение в состав российского государства не могло привести к обогащению духовной жизни необходимыми ей элементами.

Роковой перелом наступил в XVI веке. Противостояние двух направлений в развитии русского православия, олицетворяемых Нилом Сорским и Иосифом Волоцким, закончилось победой фанатичного и внешнего, обрядового православия - православия, стремящегося к земному господству, к господству не только над душами, но и над материальной жизнью людей. Началась эпоха упадка только-только начавшей обретать самостоятельный голос русской культуры. Расширение государства сопровождалось консервацией и упрощением форм общественной и духовной жизни, воцарением фанатичного верования, в котором почти исчезла подлинная христианская глубина и стали преобладать полуязыческие суеверия. Будущее нации могло быть весьма печальным, если бы не произошло подлинное чудо, и это чудо сотворил один человек - Петр I.

Решающий поворот, который совершил Петр, заключался в радикальной секуляризации общественной жизни России, причем эта секуляризация касалась именно той внешней религиозности, которая стала характерна для Московского царства XVI -XVII веков. Первоначально Петр просто переместил центр тяжести с религиозной идеи на имперскую; последней были подчинены все сферы общественной жизни. Но это перемещение потребовало большей открытости общества, поскольку изоляция Московской Руси привела к общей отсталости страны и ее неспособности конкурировать в политической и военной сферах с государствами Западной Европы. Однако, установив тесные контакты с Европой, полностью сняв все преграды для проникновения западного влияния в Россию, Петр тем самым вызвал процессы, которые уже ничего общего не имели ни с имперской идеей, ни с государственным строительством как таковым.

На первых порах внедрение более развитой западной культуры носило характер полу насильственной « интервенции », заключалось в формальном, «пространственном» перенесении традиций, культурных форм и даже просто творцов культуры (мастеров, художников, ученых) из стран Западной Европы (прежде всего из Голландии и Германии) в Россию. Понятно, что такая «интервенция» встречала сопротивление, особенно в народных низах, его следы можно обнаружить даже в русской культуре XIX-XX веков; наиболее явно оно прослеживается в негативном отношении к феномену Петербурга²⁵. Но, по всей видимости, Петр своим гениальным чутьем угадал, что процесс культурной «интервенции» , который у других народов мог привести к утрате самобытности и длительному застою, для русской нации окажется спасительным, выведет ее из вековой немоты и оцепенения. Потребовалось всего около столетия формального принятия образцов и традиций западной культуры, чтобы это формальное принятие перешло в творческое преображение, Совершенные образы западной культуры стали тем катализатором, который раскрепостил духовную динамику русской культуры, подавленную до этого ее имперской и религиозной составляющими.

Заимствуя «гармоничные» стереотипы (в Западной Европе XVII-XVIII века были веками расцвета «гармоничной» культуры классицизма), русская культура проявляла свою самобытность в том, что в самих этих стереотипах выявляла и делала еще более резким противостояние противоположных тенденций, за счет творческого преобразования обнажала в «гармоничных» формах их происхождение из полярных начал бытия. Заимствованные формы были необходимы творцам русской культуры только для того, чтобы с их помощью выразить то же самое поляризованное мирочувствие, которое когда-то было основой русской иконописи, которое прозревало «последние» истоки человеческого бытия и требовало постановки самых главных проблем, связанных с судьбой человека в мире и с судьбой самого мира.

Однозначное и глубокое выражение самобытный характер возрожденной русской культуры получил в творчестве Пушкина, который в этом смысле стал не просто первым в ряду великих художников России, но подлинным пророком, ясно обозначившим главные темы и главные цели культуры и тем самым определившим все ее дальнейшее развитие.