Неотобранное

Каждый отбор того или другого элемента подразумевает неотбор мно­гих других. Нам следует обратиться сейчас, как это ни странно, к не­отобранному. Ведь только на фоне неотобранного отобранное получа­ет свою идентичность и смысловую функцию. Воспринять историю как смысловое целое — это и означает понять логику селективности.

Указанные «лакуны» на уровне истории пушкинских и чеховских произведений поднимают вопрос: какой нарративной «жизнью» живут неотобранные элементы и свойства? Следует различать по меньшей мере три модуса неотобранности.

Первый модус — это неотбор иррелевантных для истории эле­ментов. Такой неотбор оставляет в истории «лакуны», которые не подлежат заполнению, неопределенные места, конкретизация которых историей не требуется и не поддерживается, так как соответствую­щие элементы не находятся на ее смысловой линии. Примером может служить цвет сапогов Вронского или те его физические черты, кото­рые в романе не названы. Сюда относятся также детство Вырина или Минского (но отнюдь не детство Дуни, ибо то, что она росла без мате­ри и рано научилась общению с мужчинами, играет важную роль в ее актуальном поведении). Рецепция читателя, который тем не менее пы­тается сознательно воссоздать в своем воображении и конкретизиро­вать иррелевантные по отношению к повествуемой истории неото­бранные элементы и свойства, не только избыточна, но и отвлекает от нахождения смысловой линии, от реконструкции акта отбора.

Второй модус неотбора — это неотбор отрицаемых актуальной историей мотивов иных историй. Оно имеет место в том случае, ес­ли история содержит точки опоры для традиционных смысловых линий, которые, однако, продолжать не следует, потому что смысл заключа-

173

ется как раз не в таких намеченных чужих линиях, а в их отвержении. Такие «ловушки» для читателя, требующие на самом деле отрицания подсказываемого заполнения лакун, встречаются нередко в «Повестях Белкина». Читатель, совмещающий, например, элементы, отобранные в истории «Станционного смотрителя», в непрерывной, охватывающей все детали смысловой линии, призван отказаться от продолжения тех линий, которые приводят к литературным штампам библейского, клас­сического, сентиментального или романтического образца. Дуню не следует осмысливать как совращенную невинную сентиментальную героиню, и ее отец не оказывается пастырем добрым. История образу­ется именно отрицанием всплывающих в сознании нарратора или ге­роя шаблонов. Неотобранные элементы, которые расположены на условных смысловых линиях и напрашиваются на заполнение лакун, отрицаются.

Третий модус — неотбор релевантных для истории элементов. В таком случае читатель призван реконструировать выпущенные эле­менты и свойства по директивам, которые в более или менее явной форме имеются в тексте. В качестве примера можно привести опять-таки «Станционного смотрителя». Здесь побуждения героя или не на­званы, или названы неаутентично. Пропущены именно те внутренние мотивы, которые в повествовании обладают наивысшей значимостью. Это означает, что история как смысловое целое существует лишь in absentia. Задача читателя заключается в том, чтобы отменить неотбор и восстановить то, что не было отобрано, но что парадоксальным обра­зом входит в историю, поскольку соединяет очевидные разрывы в смысловой линии, на которой она основывается. Только при помощи читательского восстановления неотобранные элементы событий ста­новятся интегрирующими, создающими историю частями. Снятие не­отбора читателем стало едва ли не определяющим моментом новей­шей повествовательной прозы. Процессы, происходящие в человече­ском сознании и мотивирующие как внешнее, так и речевое поведение, становятся проблемой в той мере, в какой литература наделяет своих героев сложной, многослойной психикой и персонализирует изложе­ние. Элементы внутреннего мира, обозначенные нарратором, нередко оказываются не в состоянии удовлетворительно мотивировать слова и поступки. Тогда читатель призван сам вскрывать мотивы поведения, обращаясь к тем оставшимся за рамками истории неотобранным психи-

174

ческим фактам, которые нарратор пытается скрыть или которые для него вообще недоступны. В русской литературе повести Пушкина от­крывают тот тип повествования, в основе которого лежит принцип ре­цептивного построения смысла путем активизации неотобранных эле­ментов событий.

Во избежание недоразумений в заключение разработки соотноше­ния событий и истории следует подчеркнуть: 1) Не реконструкция со­бытий сама по себе является целью читательского восприятия, а, как было сказано выше, понимание логики селективности. 2) События не просто замещаются отобранной из них историей, а дают о себе знать на каждом шагу. Благодаря неотобранным элементам третьего модуса со­бытия ощущаются как запас иных возможных отборов.