Предыстория понятия «абстрактный автор»

Прежде чем определить понятие абстрактного автора, рассмотрим вкратце его предысторию. Впервые приступил к разработке соответ­ствующей концепции «образа автора» В. В. Виноградов в книге «О ху­дожественной прозе» (1930)⁸. Уже в 1927 г., когда он вырабатывал понятие образа автора — сначала под названием «образ писателя», — Виноградов писал жене:

Я же поглощен мыслями об образе писателя. Он сквозит в художественном произведении всегда. В ткани слов, в приемах изображения ощущается его лик. Это — не лицо «реального», житейского Толстого, Достоевского, Го-

⁶ «Индициальный» — от лат. index (род. п. indicis) и indicium. В русском языке знаки этого типа называются также «индексными» (Якобсон 1970, 322) или «индек­сальными».

О роли индициальных знаков в семантическом построении литературного про­изведения: Червенка 1992.

⁸ О возникновении теории автора на Западе и в России см.: Рымарь, Скобелев 1994,11—59. О формировании понятия образа автора у Виноградова см.: Чудаков 1992, 237—243; о разных гранях осмысления Виноградовым термина «образ ав­тора» см.: Лихачев 1971; Ковтунова 1982; Иванчикова 1985. О схождениях и рас­хождениях Виноградова и Бахтина по вопросу об «образе автора» см.: Большакова 1998. Эта исследовательница, однако, очевидно, по оплошности, приписывает ци­тату из Виноградова (1971) Бахтину, таким образом конструируя для последнего удивительно однозначную и положительную позицию по отношению к дискуссион­ному для него концепту.

43

голя. Это — своеобразный «актерский» лик писателя. В каждой яркой ин­дивидуальности образ писателя принимает индивидуальные очертания, и все же его структура определяется не психологическим укладом данного писа­теля, а его эстетико-метафизическими воззрениями. Они могут быть не осознаны (при отсутствии у писателя большой интеллектуальной и худо­жественной культуры), но должны непременно быть (т. е. существовать). Весь вопрос о том, как этот образ писателя реконструировать на основании его произведений. Всякие биографические сведения я решительно отметаю (цит. по: Чудаков 1992, 239).

В поздней работе, напечатанной посмертно, Виноградов (1971, 118) определяет образ автора следующими словами:

Образ автора — это не простой субъект речи, чаще всего он даже не на­зван в структуре художественного произведения. Это — концентрирован­ное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем, рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-стилистическим средото­чием, фокусом целого.

Добавляя, что в формах сказа «образ автора обычно не совпадает с рассказчиком», Виноградов, однако, допускает мысль, что «образ авто­ра» в принципе может совпадать с нейтральным повествователем. Та­кое не совсем последовательное разграничение образа автора и нарра­тора характерно для всего творчества Виноградова.

В период возрождения научного литературоведения в России в кон­це 50-х — начале 60-х годов идея внутритекстового автора была об­новлена и развита в работах Бориса Кормана⁹. Исходя из теории «обра­за автора» Виноградова и опираясь на концепции Бахтина о диалогиче­ском столкновении разных «смысловых позиций» в произведении, Кор­ман создал метод, называемый им «системно-субъектным», централь­ной частью которого является исследование автора как «сознания про­изведения». Подход Кормана отличается от теорий его предшественни­ков двумя существенными аспектами. В отличие от Виноградова, в ра­ботах которого «образ автора» носит облик стилистический, Корман исследует не соотношение стилистических пластов, которыми автор, применяя разные стили, пользуется как масками, а взаимоотношение разных сознаний. Если Бахтин проблему автора разрабатывал преиму­щественно в философско-эстетическом плане, то Корман сосредоточи-

⁹ Ср. Рымарь, Скобелев 1994, 60—102.

44

вается на исследовании поэтики¹⁰. Для Кормана автор как «внутри­текстовое явление», т. е. «концепированный автор», воплощается при помощи «соотнесенности всех отрывков текста, образующих данное произведение, с субъектами речи — теми, кому приписан текст (фор­мально-субъектная организация), и субъектами сознания — теми, чье сознание выражено в тексте (содержательно-субъектная организа­ция)» (Корман 1977, 120). В «Экспериментальном словаре» Кормана мы находим следующее сопоставление биографического и «концепиро­ванного» автора:

Соотношение автора биографического и автора-субъекта сознания, выра­жением которого является произведение... в принципе такое же, как соот­ношение жизненного материала и художественного произведения вообще: руководствуясь некоей концепцией действительности и исходя из опреде­ленных нормативных и познавательных установок, реальный, биографиче­ский автор (писатель) создает с помощью воображения, отбора и перера­ботки жизненного материала автора художественного (концепированного). Инобытием такого автора, его опосредованием является весь художест­венный феномен, все литературное произведение (Корман 1981, 174).

Существенный вклад в разработку теории внутритекстового автора внес чешский структурализм. Ян Мукаржовский (1937, 314) говорит об «абстрактном, содержащемся в самой структуре произведения субъ­екте, который является только пунктом, с которого можно обозреть всю эту структуру одним взглядом». В каждом произведении, добав­ляет Мукаржовский, даже в самом обыкновенном, находятся признаки, указывающие на присутствие этого субъекта, который никогда не сли­вается ни с какой конкретной личностью, будь то автор или реципиент данного произведения. «В своей абстрактности он предоставляет толь­ко возможность проецирования этих личностей во внутреннюю струк­туру произведения» (Там же).

Инстанция, которую Мукаржовский называл «абстрактный субъ­ект», у Мирослава Червенки (1969, 135—137), чешского структура­листа второго поколения, называется «личностью» (osobnost) или «субъектом произведения» (subjekt díla). Эту «личность» он объявляет «обозначаемым», signifié, или «эстетическим объектом», литературного произведения, воспринимаемого как «индекс» в смысле Ч. С. Пирса. «Личность» или «субъект произведения» у Червенки — это единствен-

¹⁰ Ср. Рымарь, Скобелев 1994, 62—63, 72—73.

45

ный принцип, воплощающий динамическое соединение всех семанти­ческих пластов произведения. При этом «личностью» не подавляется внутреннее богатство произведения и не приглушается указывающая на конкретного автора личностная окраска¹¹.

Исследование субъекта произведения в Польше начинается с работ Януша Славиньского (1966; 1967), в которых были развиты концепции как Виноградова, так и Мукаржовского. Сам Славиньский называет ви­ноградовский образ автора «субъектом творческих актов» (podmiot czynnosci twórczych) или «отправителем правил речи» (nadawca reguł mówienia), а Эдвард Бальцежан (1968) употребляет термин «внутрен­ний автор» (autor wewnętrzny). Особое значение имеет работа Алек­сандры Окопиень-Славиньской (1971), через посредство Рольфа Фигу­та (1975) оказавшая немалое влияние на западные модели повествова­тельной коммуникации. В ее пятиуровневой схеме ролей в литератур­ной коммуникации фигурируют две внетекстовые инстанции отправи­теля — 1) «автор» (в определении Фигута (1975, 16): «автор во всех его житейских ролях»), 2) «адресант произведения (диспонент правил, субъект творческих актов)» (у Фигута: «диспонент литературных пра­вил, из которых подбираются и комбинируются соответствующие дан­ному произведению правила; автор в роли создателя литературы вооб­ще»)¹². Этим двум внетекстовым ипостасям автора противопоставлена внутритекстовая инстанция, которую Окопиень-Славиньска называет «субъектом произведения» (podmiot utworu) и которую Фигут опреде­ляет как «субъект правил речи во всем произведении, субъект исполь­зования литературных правил, действительных для данного произведе­ния». Выделение двух внетекстовых уровней коммуникации оказыва­ется, однако, с систематической точки зрения проблематичным, а с прагматической точки зрения — мало плодотворным в анализе текста.

В западноевропейской и американской нарратологии широко распро­странено понятие «имплицитный автор» (implied author), восходящее к американскому литературоведу так называемой Chicago school Уэйну Буту (1961)¹³. Вопреки популярным со времен Г. Флобера требовани-

¹¹ Ср. Штемпель 1978, XLIX—LIII.

¹² В более поздней работе Фигут (1996, 59) различает даже три внетекстовых проявления адресанта: 1) автор как историческое лицо, 2) автор как романист, 3) автор как сочинитель данного романа.

¹³ О контексте понятия «имплицитный автор» ср. Киндт, Мюллер 1999.

46

ям к автору проявлять объективность, т. е. нейтральность, беспри­страстность и impassibilité, Бут подчеркивает неизбежность субъек­тивности автора, необходимость звучания его голоса в произведении:

Когда <реальный автор> пишет, он создает... подразумеваемый [implied] вариант «самого себя», который отличается от подразумеваемых авторов, которых мы встречаем в произведениях других людей. <...> тот образ, ко­торый создается у читателя об этом присутствии, является одним из самых значительных эффектов воздействия автора. Как бы автор ни старался быть безличным, читатель неизбежно создаст образ [автора], пишущего той или другой манерой, и, конечно, этот автор никогда не будет ней­трально относиться к каким бы то ни было ценностям (Бут 1961, 70—71).