Антропоморфность нарратора

Проблематику личностности нарратора нужно отличать от проблема­тики его антропоморфности. Повествующая инстанция может быть личностной, но в то же время не быть человеком. Этот случай имеет­ся, когда повествование ведется всеведущим и вездесущим нарратором, когда оно выходит за рамки определенной пространственной и вре­менной точки зрения, ограниченной возможностями единичного чело­века. Всеведущий и вездесущий нарратор — богоподобная инстанция, которая в нарратологической традиции не раз обозначалась как «олим­пийская» (Шипли [ред.] 1943, 439—440).

С другой стороны, нарратор может стоять «ниже» человека, быть животным. Классический пример повествующего животного — это «Золотой Осел» Апулея, роман, восходящий, как и греческий парал­лельный текст Лукиана («Лукий, или Осел»), к греческим «Метамор­фозам» Лукия из Патр. Во всех этих текстах нарратор повествует в образе осла, в которого он был превращен в наказание за излишнее лю­бопытство. В европейской литературе имеется множество других при­меров повествующих животных. Такая традиция развивается под влия­нием жанровых особенностей басни и сказки. Один из образцов из худо­жественной литературы — это «Разговор двух собак» (из цикла «Нази­дательные новеллы» Сервантеса), где собака Берганса рассказывает историю своей жизни своему другу, псу Сипиону. Этот разговор был как бы продолжен в повести-диалоге «Известие о новейшей судьбе со­баки Берганса» Э. Т. А. Гофмана, создавшего в «Житейских воззрени­ях кота Мурра» другой классический образец повествующего животно­го. Линию эту можно продолжить вплоть до «Исследований собаки» и «Доклада перед академией» Ф. Кафки. В последнем произведении оче­ловеченная обезьяна докладывает о своем «обезьяньем прошлом».

Все эти «звериные» нарраторы являются «ненадежными» (unre­liable), неадекватно воспринимающими человеческую действитель­ность только на первый взгляд³². На самом деле повествующие живот-

Не совсем ясное понятие «ненадежного» нарратора было создано У. Бутом (1961). Согласно его определению, следует говорить о «ненадежном» нарраторе в том случае, когда нормы нарратора и «имплицитного» автора не совпадают. По но­вейшим определениям, в свете «когнитивной» теории, мерилом ненадежности дол­жен служить не «имплицитный» автор, а конкретный читатель (ср. Нюннинг 1998; 1998 [ред.]; 1999).

71

ные — зоркие наблюдатели человеческих нравов, служащие авторам орудием остранения. Очевидно это становится в «Холстомере» Л. Толстого, где старый мерин, делящийся своим опытом в мире людей с более молодыми лошадьми, является рупором философии автора:

Слова «моя лошадь» относились ко мне, живой лошади, и казались мне так же странны, как слова «моя земля», «мой воздух», «моя вода». Но слова эти имели на меня огромное влияние. Я, не переставая, думал об этом, и только долго после самых разнообразных отношений с людьми понял, нако­нец, значение, которое приписывается людьми этим странным словам. Зна­чение их такое: люди руководятся в жизни не делами, а словами. Они лю­бят не столько возможность делать или не делать что-нибудь, сколько воз­можность говорить о разных предметах условленные между ними слова. Таковы слова: мой, моя, мое, которые они говорят про различные вещи, су­щества и предметы; даже про землю, про людей и про лошадей. Про одну и ту же вещь они условливаются, чтобы только один говорил: мое. И тот, кто про наибольшее число вещей, по этой условленной между ними игре, говорит: мое, тот считается у них счастливейшим (Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. Т. 26. С. 19—20).

В качестве нарратора фигурируют иногда даже вещи. Примером мо­жет служить роман американского писателя Томаса Пинчена (Th. Pyn­chon) «Радуга гравитации» («Gravity's Rainbow», 1973), где имеется длинный отрывок, рассказываемый электрической лампочкой по имени «Лампочка Билли» («Billy the Bulb»).

Любопытный случай повествующего не-человека — это «Плоская страна. Роман многих измерений» («Flatland. A Romance of Many Dimen­sions», 1884) английского автора викторианских времен Эдвина А. Аб­ботта (Abbott)³³. В роли нарратора выступает здесь геометрическая фигура — квадрат: господин Квадрат, житель Плоской страны, повест­вует не только о нормальной жизни в условиях двухмерного мира, но и о трех его экскурсиях в чужие миры. В своего рода видении он посетил сначала «Линейную страну» («Lineland»), где король — самая длинная линия и где каждая линия обречена вечно смотреть на соседнюю ли­нию, а потом он путешествовал даже в «Точечную страну» («Point­land»), мир без измерений, житель которого мнит себя единственным существующим, всемогущим — богом. Еще интереснее поездка в мир трех измерений, куда господина Квадрата увозит нездешнее существо.

³³ За указание на произведения Пинчена и Абботга благодарю членов гам­бургской исследовательской группы по нарратологии М. Клеппера и В. Шернуса.

72

Вернувшись в «Плоскую страну», Квадрат старается убедить сооте­чественников о существовании пространственного мира. Но напрас­но — круги, хозяева в Плоской стране, объявляют его сумасшедшим и сажают в тюрьму.