Предполагаемый адресат и идеальный реципиент

В зависимости от функций, которые автор придает читателю, следует провести различение между двумя разновидностями этой подразумевае­мой инстанции²⁶.

Во-первых, абстрактный читатель — это предполагаемый, посту­лируемый адресат, к которому обращено произведение, языковые ко­ды, идеологические нормы и эстетические представления которого учитываются для того, чтобы произведение было понято читателем. В этой функции абстрактный читатель является носителем предполагае­мых у публики фактических кодов и норм.

Во-вторых, абстрактный читатель — это образ идеального реципи­ента, осмысляющего произведение идеальным образом с точки зрения его фактуры и принимающего ту смысловую позицию, которую произ­ведение ему подсказывает. Таким образом, поведение идеального чита­теля, его отношение к нормам и ценностям фиктивных инстанций це­ликом предопределены произведением. Подчеркнем — не волей кон­кретного автора, а зафиксированными в произведении и гипостазируе­мыми в абстрактном авторе творческими актами. Если в данном произ­ведении противоречащие друг другу смысловые позиции находятся в иерархическом напряжении, то идеальный реципиент отождествляется с той инстанцией, которая в этой иерархии занимает самое высокое место. Если же позиция ведущей инстанции релятивируется в аспекте абстрактного автора, идеальный реципиент солидаризируется с ней только по мере того, как это допускается целостным смыслом произве­дения. Хотя позиция идеального реципиента, как мы установили, и предопределена произведением целиком, степень идеологической кон­кретности такого предопределения варьируется от автора к автору. Если произведения авторов-проповедников могут требовать опреде­ленного осмысления, то для авторов-экспериментаторов, как правило, допустимы разные толкования. У Л. Толстого диапазон допускаемых произведением позиций, несомненно, уже, чем, например, у Чехова.

Разница между указанными двумя ипостасями абстрактного читате­ля — предполагаемым адресатом и идеальным реципиентом — тем важ­нее, чем своеобразнее идеология произведения, чем больше оно апел-

²⁶ См. уже: Шмид 1974а, 407 и вслед за ним: Линтфельт 1981, 18; Ильин 1996в.

62

лирует к принятию не общепризнанного мышления. В позднем твор­честве Л. Толстого идеальный реципиент явно не совпадает с предпо­лагаемым адресатом. Если последний характеризуется только такими общими чертами, как владение русским языком, как знание обществен­ных норм конца XIX века и умение читать литературное произведение, то первый отличается рядом специфических идиосинкразий и смысло­вой позицией толстовства.

Отличие абстрактного читателя от фиктивного категориально, даже в том случае, если абстрактный читатель в отношении мировоз­зренческих вопросов не так уж далек от фиктивного. Фиктивный чита­тель, как правило, фигурирует только как личность, реагирующая не­посредственно на явления жизненного и этического характера. Аб­страктный же читатель этическими реакциями не ограничивается, хотя и они вполне могут быть допустимы или даже предусматриваемы. Как идеальный реципиент он призван в первую очередь занимать эсте­тическую позицию, а не чью-либо позицию по жизненным, этическим, философским вопросам.

По поводу этой концепции абстрактного читателя (Шмид 1973, 1974) в научной критике выдвигались возражения, касающиеся не столько разделения этой инстанции на предполагаемого адресата и идеального реципиента, сколько мнимого принуждения, которому под­вергает конкретного читателя концепция идеального реципиента. По мнению Япа Линтфельта (1981, 18), мои определения лишают кон­кретного читателя свободы:

Эти определения Шмида подразумевают, что «текст программирует свое прочтение». Согласно такой концепции чтение ограничивается «субъектив­ным регистрированием организации смысла, существующей уже до чте­ния». Итак, Шмид забывает указывать на то, что конкретный читатель мо­жет осуществлять также другое чтение, не соответствующее чтению иде­альному, заданному абстрактным читателем.

Ян ван дер Энг (1984, 126—127) также требует для конкретного читателя больше свободы и участия в процессе осмысления произведе­ния, чем, на его взгляд, предусматривает моя концепция абстрактного читателя. Реципиент, пишет ван дер Энг, не только свободен конкре­тизировать и углублять чувственные, эмоциональные и когнитивные содержания произведения по-своему, он также обнаруживает проеци­рованием этих содержаний на действительность, на философские, ре-

63

лигиозные, психологические взгляды такие смысловые аспекты, кото­рые в произведении не были явными или даже задуманными.

Концепция абстрактного читателя как идеального реципиента не постулирует, разумеется, обязательности заданного идеального смыс­ла, который читатель может и должен осуществлять. Нет сомнения, что прочтение, противоречащее подразумеваемой в произведении ре­цепции, может увеличить содержательность произведения. Но дело в том, что в каждом произведении в более или менее явном виде содер­жатся указания на его идеальное чтение. Такое идеальное чтение толь­ко в редких случаях состоит в конкретном однозначном осмыслении. Как правило, оно предстает как широкий диапазон допускаемых функ­циональных установок, индивидуальных конкретизаций и субъектив­ных пониманий. Внутритекстовым носителем идеального чтения и яв­ляется абстрактный читатель как идеальный реципиент. Предусматри­вать его как содержащийся в тексте абстрактный образ еще не значит ограничивать свободу конкретного читателя или принимать какое-ни­будь решение о допустимости его фактического осмысления.