2. Идеологический план

Повествовательный текст в плане идеологии (или оценки) может от­ражать смысловые позиции либо персонажа, либо нарратора.

Примером персональной точки зрения в плане идеологии может служить начало «Студента» Чехова. Первые предложения этого рас­сказа (в которых «видит» и говорит, по всей очевидности, не персо­наж, а нарратор) пронизаны все же отчетливо персональными оценка­ми (выделяемые мною курсивом):

Погода вначале была хорошая, тихая. Кричали дрозды, и по соседству в бо­лотах что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку. Про­тянул один вальдшнеп, и выстрел по нем прозвучал в весеннем воздухе рас­катисто и весело. Но когда стемнело в лесу, некстати подул с востока хо­лодный пронизывающий ветер, все смолкло. По лужам протянулись ледя­ные иглы, и стало в лесу неуютно, глухо и нелюдимо. Запахло зимой (Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч. Т. 8. С. 306).

Еще до того, как ввести своего героя, нарратор описывает мир с его же идеологической точки зрения, не пользуясь, впрочем, ни лекси­ческими, ни синтаксическими особенностями, свойственными персона­жу, ни даже его перцептивной точкой зрения.

Когда в повествовательном тексте идеологическая точка зрения является персональной, в передаче персонально окрашенных отрезков может одновременно претворяться смысловая позиция нарратора. Пример персональной оценки, в передаче которой слышится явно дис­танцированный голос нарратора, мы находим в повести «Скверный анекдот» Ф. М. Достоевского:

...однажды зимой, в ясный и морозный вечер, впрочем часу уже в двенад­цатом, три чрезвычайно почтенные мужа сидели в комфортной и даже роскошно убранной комнате, в одном прекрасном двухэтажном доме на Пе­тербургской стороне и занимались солидным и превосходным разговором на весьма любопытную тему. Эти три мужа были все трое в генеральских чи­нах. Сидели они вокруг маленького столика, каждый в прекрасном, мягком кресле, и между разговором тихо и комфортно потягивали шампанское (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 5. С. 5).

137

По этому поводу В. Н. Волошинов (1929, 147—148) отмечает, что «пошлые, бледные, ничего не говорящие» эпитеты (выделенные в ци­тате курсивом), которые «родились» в сознании изображаемых героев, приобретают в контексте «автора-рассказчика» утрирующие ирониче­ские и издевательские акценты.

Ироническая акцентировка персональных оценок встречается, раз­умеется, и в диегетическом повествовании. Множество таких случаев имеется в «Подростке». Нарратор часто «свертывает» мышление того или другого персонажа, сводя его до характерных выражений. Нередко персональные оценки даже маркированы кавычками:

Где бы Версиловы ни были... Макар Иванович непременно уведомлял о се­бе «семейство» (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30 т. Т. 13. С. 13).

Это была целая орава «мыслей» князя [т. е. старого князя Сокольского] (Там же. С. 22).

Нарратор может дистанцированно относиться и к оценкам, свойст­венным повествуемому «я» за несколько месяцев до момента повест­вования:

В это девятнадцатое число я сделал еще один «шаг» (Там же. С. 36).

...и хоть теперешний «шаг» мой был только примерный, но и к этому шагу я положил прибегнуть лишь тогда, когда... забьюсь в скорлупу и стану со­вершенно свободен. Правда, я далеко был не в «скорлупе»... (Там же).