§ 3. Принципы уголовного права

Под правовыми принципами в современной теории понимаются закрепленные в праве идеологические, политические и нравственные начала, определяющие направленность, характер, основание и объем правового регулирования общественных отношений.

По своему юридическому значению принципы представляют собой особый вид норм права (нормы-принципы), поэтому они должны учитываться судами наряду с обычными нормами в процессе правоприменительной деятельности. Исключитель­но важное значение нормы-принципы приобретают при толковании других норм права и разрешении различных правовых коллизий.

Правовые принципы являются научной категорией, поскольку именно в теории те или иные нормы права (часто вполне конкретные) возводятся в ранг принципов. Лишь в последние десятилетия, как результат развития юридической техники, прин­ципы стали провозглашаться в качестве таковых в законодательстве. Как правило, это делается в конституционных и других основополагающих правовых актах.

По сфере своего применения правовые принципы подразделяются на общие (при­сущие системе права в целом и приобретающие в той или иной отрасли свое специфи­ческое содержание) и специальные (отраслевые), раскрывающие качественные осо­бенности правового регулирования отдельной отрасли права⁷⁴.

Общие принципы права, в зависимости от формы их закрепления, могут выступать как международно-правовые и конституционные. В большинстве случаев принципы, затрагивающие сферу уголовного права, являются одновременно международно-пра­вовыми и конституционными.

Такие принципы носят наиболее универсальный характер для мирового сообщест­ва со всем его многообразием правовых систем.

Анализ основополагающих международно-правовых актов, таких, как Всеобщая декларация прав человека 1948 года, Международный пакт о гражданских и поли­тических правах 1966 года, Римский статут Международного уголовного суда 1998 года и других, позволяет выделить следующие международно-правовые принципы, имеющие первостепенное значение для уголовного права:

1. законности (Nullum crimen sine lege, Nulla poena sine lege);

2. равенства перед законом;

3. вины как условия ответственности;

4. запрета повторного осуждения за одно и то же деяние (Non bis in idem);

5. запрета жестоких, бесчеловечных и унижающих достоинство обращения и наказа­ний (принцип гуманизма).

Эти принципы сегодня составляют «общечеловеческий каркас» уголовного права.

Как правило, все вышеперечисленные международно-правовые нормы находят отражение в конституциях государства и тем самым получают характер конституци­онных принципов уголовного права.

В абсолютном большинстве стран мира законодатели придерживаются точки зре­ния, что вышеуказанные международно-правовые и конституционные принципы не нуждаются в специальном закреплении (провозглашении) непосредственно в тексте уголовного закона, поскольку они уже сами по себе определяют его содержание и способ применения. Исключение иногда делается для отдельных принципов (чаще всего — для принципа законности).

Интерпретация конституционных принципов применительно к сфере уголовного права происходит, главным образом, в деятельности органов конституционного конт­роля. Последние также нередко выводят некоторые отраслевые принципы уголовного права из более общих конституционных положений, опираясь при этом на существую­щие научные доктрины. Например, во многих странах конституционная юстиция опе­рирует принципом пропорциональности наказания содеянному, хотя формально он не упоминается в конституции или каком-либо законе соответствующего государства.

В настоящий момент лишь в некоторых странах и юрисдикциях общие принципы уголовного закона сформулированы непосредственно в Уголовном кодексе (Азербайд­жан, Армения, Афганистан, Восточный Тимор, Вьетнам, Колумбия, Литва, Макао, Молдова, Монголия, Никарагуа, Панама, Парагвай, Перу, ПМР, Польша, Пуэрто-Рико, Россия, Сальвадор, Таджикистан, Туркменистан, Турция, Узбекистан, федеральный ок­руг Мексики). Как правило, соответствующие нормы открывают Общую часть УК.

При этом закрепленные в уголовном законе принципы могут иметь различное название:

• принципы уголовного законодательства (УК Азербайджана, Армении, Беларуси, Монголии, России, Туркменистана);

• принципы Уголовного кодекса (УК Киргизии, Узбекистана);

• принципы уголовного закона и уголовной ответственности (УК Таджикистана);

• принципы применения уголовного кодекса (УК Молдовы);

• принципы уголовной ответственности (УК Польши);

• основные положения уголовной ответственности (УК Литвы);

• руководящие нормы уголовного закона (УК Колумбии);

• уголовные гарантии (УК Испании, Никарагуа, Сальвадора).

УК Азербайджана, Армении, Беларуси, Киргизии, Молдовы, России, Таджи­кистана, Туркменистана, Узбекистана, а также Монголии закрепляют следующие пять принципов уголовного законодательства: 1) законности в современном уго­ловном праве; 2) равенства перед законом; 3) вины (виновной ответственности); 4) справедливости; 5) гуманизма.

В УК Армении, Беларуси, Киргизии, Монголии, Таджикистана и Узбекистана этот перечень дополнен принципом неотвратимости ответственности, УК Киргизии и Таджикистана — также принципом демократизма.

Имеются определенные терминологические различия. Так, УК Армении принцип справедливости именует «принципом справедливости и индивидуализации ответ­ственности», а в УК Молдовы — принципом индивидуализации уголовной ответствен­ности и уголовного наказания.

В УК Беларуси и Киргизии вместо принципа вины фигурирует принцип личной виновной ответственности, в УК Молдовы — принцип личного характера уголовной ответственности, в УК Таджикистана — принцип личной ответственности и винов­ности. Кроме того, в УК Молдовы принцип равенства перед законом является основ­ным содержанием принципа демократизма.

Не раскрывается содержание принципов в УК Киргизии.

По УК Таджикистана (ст. 10) принцип демократизма заключается в том, что «В случаях, предусмотренных Уголовным кодексом, к исправлению лиц, совершивших преступление, привлекаются политические партии, общественные объединения, ор­ганы самоуправления граждан или коллективы по их ходатайству и с их согласия».

УК стран Латинской Америки (Колумбия, федеральный округ Мексики, Парагвай, Перу, Пуэрто-Рико, Сальвадор) обычно закрепляют принципы законности и виновности.

Кроме того, в них можно встретить следующие принципы:

• уважения человеческого достоинства (Колумбия, Никарагуа, Панама, Пуэрто- Рико, Сальвадор);

• пропорциональности наказания совершенному преступлению (Колумбии, Параг­вай, Перу, Пуэрто-Рико, Сальвадор);

• вредоносность (исп. lesividad) как условие наказуемости деяния (Колумбия, Ника­рагуа, Перу, Сальвадор, федеральный округ Мексики)⁷⁵.

Ниже будут подробнее рассмотрены наиболее общие принципы уголовного права.

А) Принцип законности

Требование законности привлечения к уголовной ответственности было выдви­нуто еще в XVIII веке выдающимися деятелями Просвещения. Свое оформление оно получило в виде принципа: «нет ни преступления, ни наказания без указания о том в законе» (лат. «Nullum crimen sine lege et nullum poena sine lege»). В своем знамени­том труде «О преступлениях и наказаниях» Ч. Беккариа писал: «только закон может устанавливать наказания за преступления, и власть их издания может принадлежать только законодателю»⁷⁶.

На государственном уровне принцип законности получил признание в период бур­жуазных революций. Впервые он был провозглашен со ссылкой на Великую хартию вольностей (Magna Charta libertatum) в Конституции американского штата Мэриленд 1776 года⁷⁷. В Европе рассматриваемый принцип впервые был закреплен во француз­ской Декларации прав человека и гражданина 1789 года, которая провозгласила: «За­кон может устанавливать наказания, лишь строго и бесспорно необходимые, и никто не может быть наказан иначе, как в силу закона, надлежаще примененного, изданного и обнародованного до совершения правонарушения» (п. 8)⁷⁸. Вышеуказанную латин­скую формулировку принципа законности ввел А. Фейербах, впервые использовав ее в своем учебнике 1801 года⁷⁹.

Необходимо отметить, что в странах англо-американской системы права прин­цип законности был воспринят с существенной оговоркой: преступность деяния может определяться не только законом, но и общим правом, т.е. судебным преце­дентом.

Этот факт пришлось учитывать, когда рассматриваемый принцип начал закреп­ляться в международно-правовых актах: в них классическая формула «нет преступ­ления без указания на то в законе» заменена на более широкую — «нет преступления без указания на то в праве».

Так, например, п. 2 ст. 11 Всеобщей декларации прав человека прямо устанавливает, что «никто не может быть осужден за преступление на основании совершения какого- либо деяния или за бездействие, которые во время их совершения не составляли пре­ступления по национальному или международному праву. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое могло быть применено в то время, когда преступление было совершено»⁸⁰. Аналогичные формулировки содержатся в ч. 1 ст. 15 Международного Пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г.⁸¹и ст. 7 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод⁸².

Как следует из вышеуказанных международно-правовых документов, в своем современном понимании принцип законности допускает возможность осуждения лица за деяние, которое не являлось преступлением по национальному праву, если преступность такого деяния признавалось в момент его совершения международным правом. Это принципиальное положение позволяет привлекать к ответственности, в частности, военных преступников, которые нередко ссылаются на «законность» сво­их действий, как это было на Нюрнбергском процессе.

Современные правовые доктрины в демократических государствах включают в содержание принципа законности также следующие элементы:

1. запрет применения уголовного закона по аналогии;

2. требование достаточной определенности уголовного закона;

3. наказание не должно быть тяжелее того, которое предусматривалось во время со­вершения преступления;

4. никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подверг­нут уголовному наказанию иначе как по приговору суда.

В настоящее время принцип законности прямо закреплен в конституциях и уго­ловных кодексах большинства стран мира, в т.ч. в УК всех стран СНГ и Балтии, быв­ших югославских республик, Венгрии, Венесуэлы, Вьетнама, Гватемалы, Индонезии, Испании, Италии, Йемена, КНР, Коста-Рики, Монголии, Турции, Франции, Швей­царии. В УК некоторых стран (Австрия, Бельгия, Германия, Сенегал) он представлен только формулой «нет наказания без закона».

Несмотря на универсальный характер принципа законности, его понимание и законо­дательное выражение в национальных правовых системах имеют существенные различия.

Прежде всего, эти различия касаются формального признания международного права как самостоятельного (наряду с законом) источника криминализации деяния, что представляет собой определенное изъятие из принципа законности в его преж­нем, более узком смысле.

В большинстве стран мира ни конституция, ни УК не содержат прямого указа­ния на возможность определения преступности деяния не только законом, но и меж­дународным правом. Очевидно, законодатели исходят из того, что все релевантные нормы международного права уже инкорпорированы в национальное уголовное за­конодательство.

Исключение составляет законодательство лишь отдельных стран. Так, согласно ч. 2 ст. 2 УК Хорватии «никто не может быть наказан или подвергнут иным уголовно- правовым санкциям за деяние, которое до его совершения не было предусмотрено законом или международным правом как преступное и за которое законом не были установлены вид и размеры наказания»⁸³.

Статья 29 Основного закона Португалии гласит: «1. Никто не может быть ни осужден за уголовное преступление иначе как на основании закона, вошедшего в силу до совершения деяния, ни подвергнут мере пресечения иначе как в случае, предусмотренном ранее вступившим в силу законом. 2. Изложенное в предыдущем пункте не препятствует наказанию в рамках, предусмотренных внутренним законо­дательством, за действия или бездействие, которые в момент их совершения при­знавались бы преступными согласно общепризнанным нормам международного права»⁸⁴. Аналогичные формулировки принципа законности содержатся в консти­туциях Албании, Канады, Польши.

В некоторых странах конституционный законодатель старается обойти вопрос о международной уголовной противоправности, просто умалчивая об источнике кри­минализации деяния (Андорра, Азербайджан, Греция, Кипр, Эфиопия). Так, соглас­но Конституции Азербайджана (Ч. VIII. Ст. 71) «никто не может нести ответствен­ность за деяние, которое при его совершении не считалось правонарушением».

В третьей группе стран конституции содержат четкое указания на то, что уголовная противоправность деяния может определяться только национальным законом (Арме­ния, Бразилия, Венгрия, Куба, Россия). Так, согласно Конституции Венгрии (ч. 4 § 57) «никого нельзя признать виновным и подвергнуть наказанию за деяние, которое во время его свершения согласно венгерскому праву не являлось преступлением».

Далее, между континентальной, англо-американской и мусульманской система­ми права наблюдаются значительные расхождения в том, что касается признания исключительности закона как источника криминализации деяний (на внутригосу­дарственном уровне).

В странах континентальной системы права принцип законности понимается в строгом смысле: преступления и наказания может предусматривать только закон т.е. нормативно-правовой акт, принятый парламентом. В УК стран СНГ, Латвии и Монголии понятие «закон» является наиболее узким, поскольку в них указано, что преступность деяния определяется только «настоящим Кодексом». Таким образом, в государствах континентальной системы исключается возможность криминализации деяний иными источниками национального права.

Определенное исключение в этом плане представляет Франция, где ответствен­ность за мелкие преступления устанавливается не законодательной, а регламентар- ной властью. Согласно ст. 111-3 УК этой страны никто не может быть подвергнут наказанию за преступление или проступок, элементы которого не определены зако­ном, или за нарушение, элементы которого не определены регламентом.

В странах англо-американской системы права, как указывалось выше, в отступление от классической формулы принципа законности, допускается, что преступность деяния может быть предусмотрена не только законом (статутом парламента), но и нормами пре­цедентного права. Однако это исключение, носящее рудиментарный характер, имеет тенденцию к постепенному исчезновению. В последние десятилетия практические пол­ностью отказались от категории «преступлений по общему праву» в Канаде, Новой Зе­ландии, а также, на федеральном уровне, и в большинстве штатов США.

Небольшое число преступлений общего права сохраняется в Англии, ЮАР, Сьер­ра-Леоне и некоторых других бывших английских колониях, но список таких пре­ступлений является раз и навсегда закрытым. В Англии Палата лордов еще в 1972 году единогласно отвергла существование остаточных полномочий у судов создавать новые преступления⁸⁵.

В США, как уже было отмечено, «преступления по общему праву» отменены в большинстве юрисдикций. Классическое выражение принципа законности «nullum crimen sine lege» получило широкое признание у американских юристов и нашло свое отражение в Примерном уголовном кодексе США: «Никакое поведение не составля­ет посягательства, если оно не является преступлением или нарушением по настоя­щему Кодексу или иному статуту данного штата» (ст. 1.05)⁸⁶. Американское федераль­ное право и право отдельных штатов США в настоящее время прямо устанавливают, что уголовная ответственность может быть возложена только на основании законо­дательных актов. Лишь в некоторых штатах за нормами прецедентного права все же сохраняется определенная роль в установлении преступности деяния. Так, пар. 15 УК штата Калифорния говорит о нарушении «нормы права», которая может пониматься и как норма закона, и как норма общего права.

В Канаде УК 1955 года запретил применение уголовных наказаний за деяния, не перечисленные в нем, а предусмотренные лишь нормами общего права (единствен­ное исключение — оскорбление суда). Вместе с тем он разрешил использование норм общего права для истолкования и применения положений Кодекса⁸⁷. В Новой Зелан­дии Закон о преступлениях 1961 года, представляющий собой по существу Уголов­ный кодекс, также предусматривает привлечение к уголовной ответственности лишь в случаях нарушения закона, а не норм общего права, хотя последние и сохраняют большое значение при применении и толковании закона. На аналогичных позициях стоит законодатель и в других странах — бывших британских колониях с кодифици­рованным уголовным правом (Индия, Кения, Кипр и др.).

Впрочем, необходимо отметить, что даже в тех странах и юрисдикциях, где пре­ступления общего права официально упразднены, общее право продолжает исполь­зоваться самым широким образом для истолкования уголовного законодательства (в частности, для определения признаков конкретных преступлений и обстоятельств, исключающих уголовную ответственность).

Наконец, особый подход к принципу законности существует в некоторых мусуль­манских странах, где в сфере уголовного права действуют нормы шариата. Смысл этого подхода состоит в том, что законодатель устанавливает (в Уголовном кодексе) уголовную ответственность только за преступления категории «тазир» (деяния, пря­мо не упомянутые в Коране), в то время как ответственность за деяния категорий «худуд» и «кисас» (точная санкция за которые указана в Коране) определяется тради­ционными источниками мусульманского права.

Так, согласно ст. 1 УК Афганистана «настоящий Закон регулирует преступле­ния и наказания категории тазир. Виновные в совершении преступлений катего­рии худуд, кисас и дийя наказываются в соответствии с положениями исламского религиозного права (ханафитского толка)»⁸⁸.

Аналогичная ситуация существует в ОАЭ, где смертная казнь и членовредитель­ские наказания за совершение ряда преступлений предусматриваются доктриной му­сульманского права, а не кодифицированным уголовным законодательством.

В странах континентальной системы права одним из важнейших элементов прин­ципа законности является запрет на применение нормы уголовного закона по аналогии.

В настоящее время применение уголовного закона по аналогии прямо запрещено в УК Азербайджана, Андорры, Армении, Беларуси, Гватемалы, Казахстана, Коста- Рики, Котд'Ивуара, Макао, Молдовы, Монголии, Панамы, Перу, ПМР, Португалии, Пуэрто-Рико, России, Сальвадора, Таджикистана, Турции, Украины, Эстонии. В не­которых странах УК содержит запрет аналогии в косвенной форме (КНР). УК Эфио­пии (ч. 3 ст. 2) и Панамы (ст. 16) запрещают создавать преступления по аналогии. При этом УК Панамы допускает применение аналогии в пользу обвиняемого.

В таких странах, как Германия, Италия, Франция, Япония недопустимость анало­гии уголовного закона определяется доктриной или судебной практикой.

Запрет определения преступления по аналогии содержится в международно-право­вых актах, в частности, Римском статуте Международного уголовного суда (ч. 2 ст. 22)⁸⁹.

В то же время аналогия уголовного закона прямо допускается по УК Дании, Ис­ландии и КНДР.

Так, согласно ст. 10 УК КНДР «в случае совершения преступного деяния, при от­сутствии статьи в Уголовном кодексе за данное и аналогичное деяние — уголовная ответственность устанавливается по статьям, предусматривающим виды и опасность в настоящем Кодексе, наиболее сходные с совершенным деянием».

Еще одним важным аспектом принципа законности является требование опреде­ленности уголовного закона (лат. Lex certa).

Смысл этого требования состоит в том, что уголовно-правовой запрет должен быть сформулирован достаточно четко, с тем чтобы исключить возможность его про­извольного толкования правоприменителем.

В настоящее время требование определенности уголовно-правовой нормы со­держится в законодательстве лишь некоторых стран и территорий континентальной системы права (Австрия, Андорра, Боливия, Венесуэла, Гватемала, КНР, Колумбия, Коста-Рика, Куба, Панама, Парагвай, Пуэрто-Рико, Сальвадор, Сан-Марино, Тур­ция, Уругвай, Швейцария, Эквадор, федеральный округ Мексики).

Так, в п. 1 § 1 УК Австрии указывается: «наказание или предупредительная мера могут быть назначены за совершение такого деяния, которое подпадает под четкую законода­тельную санкцию уголовно-правовой нормы и уже во время его совершения находилось под угрозой наказания».

По УК Сан-Марино (ч. 1 ст. 1) «никакое лицо не может быть подвергнуто наказа­нию, которое не определено в четких и ясных выражениях как преступление против закона, и не может быть также подвергнуто наказанию, не предусмотренному в на­стоящем Кодексе».

Согласно УК Панамы (ст. 12) уголовный закон должен определять наказуемое де­яние недвусмысленным образом (de manera inequivoca). Еще тщательней сформули­ровано требование определенности в ст. 10 УК Колумбии: «уголовный закон должен определять недвусмысленным, очевидным и ясным образом основные структурные характеристики уголовного деяния».

Наконец, в ст. 3 УК КНР говорится, что «если в законе отсутствует четкое опре­деление деяния как преступного, то оно не квалифицируется как преступление и не подлежит наказанию».

В некоторых странах требование определенности было закреплено в решениях конституционных и других высших судов. Так, Конституционный суд ФРГ по од­ному из дел указал: «Законодатель должен определять предпосылки уголовной ответ­ственности тем точнее, чем тяжелее грозит наказание». Немецкий Конституционный Суд также заявил, что регулирование должно быть объявлено антиконституцион­ным, если и поскольку оно «в своем содержании неясно {unklar) и поэтому в своем воздействии гражданам непонятно»⁹⁰.

Во Франции Конституционный совет в 1981 году указал на обязанность законода­теля «определить преступные деяния в выражениях, достаточно ясных и точных для того, чтобы исключить произвол»⁹¹.

В России критерий определенности правовой нормы как конституционное тре­бование к законодателю был сформулирован в Постановлении Конституционного Суда РФ от 25 апреля 1995 г. по делу о проверке конституционности ст. 54 Жилищно­го кодекса РСФСР.

Кроме того, в своем Постановлении от 15 июля 1999 г. N 11-П по делу о проверке конституционности отдельных положений Закона РСФСР «О государственной на­логовой службе РСФСР» и законов Российской Федерации «Об основах налоговой системы в Российской Федерации» и «О федеральных органах налоговой полиции» Конституционный Суд РФ указал, что «Общеправовой критерий определенности, яс­ности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (статья 19, часть 1, Конституции Российской Федерации), поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями. Неоп­ределенность содержания правовой нормы, напротив, допускает возможность неогра­ниченного усмотрения в процессе правоприменения и неизбежно ведет к произволу, а значит — к нарушению принципов равенства, а также верховенства закона»⁹².

В Постановлении от 27 мая 2003 г. N 9-П по делу о проверке конституционности положения статьи 199 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан П.Н. Белецкого, ГЛ. Никовой, Р.В. Рукавишникова, B.JI. Соколовского и Н.И. Таланова Конституционный Суд РФ еще раз отметил, что в силу конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (ст. 19, часть 1, Конституции РФ) за­преты и иные установления, закрепляемые в законе, должны быть определенными, яс­ными, недвусмысленными. При этом, касаясь неопределенности понятия «уклонение от уплаты налогов иным способом» в ст. 199 УК РФ, Суд указал, что оценка степени оп­ределенности содержащихся в законе понятий должна осуществляться исходя не только из самого текста закона, используемых формулировок (в данном случае термина «иной способ»), но и из их места в системе нормативных предписаний. Таким образом, россий­ский орган конституционного контроля признал, что бланкетность уголовно-правовой нормы сама по себе не является равнозначной ее неопределенности. Бланкетная норма уголовного закона будет удовлетворять критерию определенности, если ей корреспон­дирует четкое правовое предписание, содержащееся в других законодательных актах.

Если же бланкетная норма отсылает «в никуда», возникает ситуация правовой неопределенности, неизбежно порождающая произвол. В этом отношении ярким примером двойного нарушения принципа законности является применение ст. 242 УК РФ, согласно которой наказываются «незаконные изготовление в целях распространения или рекламирования, распространение, рекламирование порно­графических материалов или предметов, а равно незаконная торговля печатными изданиями, кино- или видеоматериалами, изображениями или иными предме­тами порнографического характера». Во-первых, эта статья устанавливает ответ­ственность за нарушение несуществующего закона, который должен регулировать оборот порнографической продукции (подобные акты действуют во всех странах Европейского Союза). Во-вторых, в России до сих пор отсутствует легальное оп­ределение порнографии, а ее доктринальные определения (которых насчитывает­ся более сотни) существенно различаются между собой. Между тем с 1997 года по ст. 242 УК РФ осуждены сотни людей и тысячи привлечены к уголовной ответс­твенности. В 1995—2007 годах граждане неоднократно пытались обжаловать конс­титуционность антипорнографической статьи УК и практики ее применения, од­нако Конституционный Суд РФ каждый раз уклонялся от рассмотрения жалобы по существу на том основании, что проверка законности и обоснованности реше­ний по конкретному делу не входит в его компетенцию. При этом в одном из своих определений Суд, касаясь содержания ст. 242 УК РФ, отметил, что «данная норма уголовного закона сама по себе не дает оснований считать ее не отвечающей требо­ваниям определенности, ясности и недвусмысленности»⁹³.

Требование определенности как элемент принципа законности не чуждо и анг­ло-американской системе права. В частности, в уголовном праве США этот элемент нашел отражение в доктрине void for vagueness (ничтожный по причине неясности). Суть этой доктрины в том, что если суд (обычно Верховный Суд США или штата) установит, что какой-то нормативный акт (статут) изложен нечетким, недостаточно понятным языком, он может лишить его судебно-правовой защиты, т. е. признать не имеющим юридической силы. Вынося такое решение, суд ссылается на несоблюде­ние требования о «надлежащей правовой процедуре», содержащегося в поправках V и ХГУ к Конституции США⁹⁴.

Наконец, в последние годы принцип законности в материальном уголовном пра­ве все чаще стал дополняться принципом процессуальной законности. Суть последнего состоит в том, что никто не может быть признан виновным в совершении преступ­ления и подвергнут уголовной ответственности (наказан) иначе как по приговору суда. В УК Беларуси, Молдовы, Таджикистана и Узбекистана этот принцип сформу­лирован в качестве одного из элементов принципа законности. В УК Туркменистана он перечислен в общем ряду принципов уголовного законодательства и его соотно­шение с принципом законности остается неясным. В УК Киргизии (ст. 3) принцип процессуальной законности вообще изложен отдельно от всех остальных принципов уголовного права, которые только перечислены, но не раскрыты.

В УК Армении и Монголии рассматриваемый принцип фактически включен в со­держание принципа виновной ответственности. Так, согласно ч.1 ст. 9 УК Армении «Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные дей­ствие или бездействие и общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина компетентным судом»

.В УК Украины, где принципы уголовного законодательства зафиксированы лишь в косвенной форме, изложение принципа процессуальной законности можно обна­ружить в п. 2 статьи 2 «Основания уголовной ответственности». Аналогичным обра­зом поступил законодатель Латвии и Приднестровья.

В новейших уголовных кодексах испаноязычных стран (Испания, Никарагуа, Пана­ма, Пуэрто-Рико) и Андорры принцип процессуальной законности получает самостоя­тельное закрепление в ряду так наз. «уголовно-правовых гарантий». В УК федерального округа Мексики он именуется «Principio de la jurisdiccionalidad», в УК Пуэрто-Рико — «Principio de judicialidad», в УК Андорры и Никарагуа — «Garantia jurisdiccional».

В правовой системе США принципу процессуальной законности соответству­ет принцип «должной правовой процедуры», закрепленный в 5-й поправке к Кон­ституции. Данная поправка, в частности, провозглашает, что «никто не должен ли­шаться жизни, свободы или собственности без должной правовой процедуры (due process of law)»⁹⁵.

В Германии принцип процессуальной законности также носит конституционный характер. Порядок наложения санкции за противоправное деяние является здесь важным критерием для разграничения уголовной и административной ответствен­ности. Федеральный конституционный суд в своем решении от 6 июня 1967 г. при­знал нормы Налогового кодекса ФРГ, уполномочивающие финансовые службы на­лагать наказания за налоговые преступления, противоречащими Основному закону ФРГ, и, в первую очередь, ст. 92, из смысла которой ясно, что только судья может налагать наказание за преступление⁹⁶.

Б) Принцип равенства перед законом

Принцип равенства всех людей перед законом является, как указывалось выше, об­щеправовым конституционным и международно-правовым принципом. В частности, он закреплен в ст. 26 Международного пакта о гражданских и политических правах.

Обеспечение равноправия было одним из главных лозунгов буржуазных револю­ций. В феодальную эпоху каждое сословие имело отдельный правовой статус, и это не­равенство ярко проявлялось в сфере уголовного права и правосудия. В частности, для каждого сословия существовали свои виды наказаний, соответствующие их статусу.

В настоящее время рассматриваемый принцип почти во всех странах закреплен на конституционном уровне, поэтому его воспроизведение в уголовном законе, как правило, признается излишним.

Как отраслевой принцип уголовного права равенство перед законом провозглашается в УК Азербайджана, Армении, Беларуси, Вьетнама, Киргизии, КНР, Колумбии, Молдо­вы, России, Таджикистана, Турции, Эфиопии.

В УК РФ (ст. 4) принцип равенства граждан перед законом сформулирован следу­ющим образом: «Лица, совершившие преступления, равны перед законом и подле­жат уголовной ответственности независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, от­ношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств». Аналогичные формулировки содержатся в УК других стран СНГ, а также Монголии.

Принцип равенства граждан перед законом имеет наибольшее количество исклю­чений из всех других принципов уголовного права.

Прежде всего, исключение из принципа равенства перед законом составляют несовершеннолетние, которые пользуется особым (льготным) уголовно-правовым режимом. Для них уголовным законом предусмотрены более мягкие наказания и дополнительные основания освобождения от уголовной ответственности и наказа­ния. Поэтому не случайно в формулировке ст. 4 УК РФ нет упоминания о возрасте как признаке различий.

Рядом преимуществ пользуются женщины. Причем если некоторые их таких пре­имуществ имеют естественное обоснование (отсрочка исполнения наказания для бе­ременных и женщин, имеющих малолетних детей), то другие никак не связаны с осо­бенностями женского пола (например, неприменения смертной казни к женщинам).

Во многих странах уголовный закон предусматривает различные льготы для лиц пожилого возраста (например, неприменение к ним смертной казни).

Декларативным выглядит и заявление о равноправии независимо от должност­ного положения. В настоящее время как в России, так и в зарубежных странах имеется целый ряд так наз. «спецсубъектов», уголовное преследование которых не­возможно в силу иммунитета (президентского, парламентского, судейского). При этом в некоторых случаях иммунитет носит абсолютный характер, что представля­ет собой своего рода «индульгенцию» на преступления. Однако, с другой стороны, совершение преступления лицом с использованием своего служебного положения может влечь повышейное наказание (например, п. «в» ч. 2 ст. 160 УК РФ).

В этой связи в российской уголовно-правовой науке высказывается мнение, что данный принцип характеризуется специфическим уголовно-правовым содержанием. А именно, равенство проявляется только в одном: в том, что все лица, совершившие преступления, независимо от указанных в ст. 4 УК РФ характеристик, равным обра­зом, т.е. одинаково подлежат уголовной ответственности. Вместе с тем этот принцип не означает их равной ответственности и наказания, т. е. равных пределов и содержа­ния уголовной ответственности и наказания.

Такая трактовка рассматриваемого принципа вызывает, однако, серьезные сом­нения. Некоторые различия между людьми (возрастные, половые, должностные) определяют не только различный объем уголовной ответственности, но сам факт ее наступления или ненаступления. Например, в России несовершеннолетние в возрас­те от 14 до 16 лет подлежат уголовной ответственности только в случае совершения отдельных деяний, перечень которых установлен в Уголовном кодексе.

Скорее, можно говорить об ограниченном применении принципа равноправия в уголовном праве: принцип равенства граждан перед законом применяется здесь в той мере, в которой это не противоречит принципам справедливости и гуманизма, а также с иными изъятиями, допускаемыми международным и конституционным правом.

В отдельных странах законодатель попытался отразить в тексте уголовного зако­на вышеуказанную специфику содержания уголовно-правового принципа равенства перед законом.

Так, УК Эфиопии, провозглашая в ч. 1 ст. 4 принцип равноправия как общее пра­вило, в ч. 2 той же статьи устанавливает для него определенные изъятия и ограни­чения: «Не должно делаться никаких различий в отношении преступников, кроме случаев, предусмотренных настоящим Кодексом, касающихся иммунитетов, уста­новленных международным и конституционным правом, или относящихся к тя­жести преступления или степени вины, возраста, обстоятельств или особых личных характеристик виновного и общественной опасности, которую он представляет».

Весьма интересно сформулирован уголовно-правовой принцип равенства перед за­коном также в УК Вьетнама (ч. 2 ст. 3). Здесь в качестве общего правила провозглашается, что все лица, виновные в совершении преступления, равны перед законом независимо от их пола, национальности, убеждений, религиозной или социальной принадлежности. Одновременно оговаривается, что закон строго наказывает организаторов преступлений, тех, кто оказывает сопротивление органам правопорядка, занимается преступной де­ятельностью систематически или путем совершения агрессивных действий, опасных ре­цидивистов, совершает преступления путем злоупотребления служебным положением, в составе организованных банд, в виде преступного промысла или с умышленным причи­нением тяжких последствий. С другой стороны, указывается на мягкость уголовного за­кона в отношении тех, кто явился с повинной, выдал своих соучастников, искупил вину хорошими поступками, раскаялся и добровольно возместил причиненный ущерб.

Здесь в одной статье сформулировано то, что во всех других уголовных законо­дательствах только подразумевается: уголовно-правовой принцип равенства перед законом действует за вычетом (или с учетом) множества факторов и обстоятельств, определяющих степень общественной опасности конкретного лица, совершившего преступного деяние, а также самого преступного деяния.

Как точно было отмечено в одном из курсов российского уголовного права, «учет тяжести содеянного, личности виновного и всех других индивидуальных особеннос­тей конкретного случая, предписываемый принципом справедливости, служит тому, чтобы преодолеть известный формализм, заложенный в принципе юридического ра­венства граждан перед законом»⁹⁷.

В современном уголовном праве неоднократно поднимался вопрос о соответствии принципу равенства перед законом института рецидива. В Казахстане и России этот вопрос был исследован органами конституционного правосудия.

В Постановлении Конституционного Совета Республики Казахстан от 26 июня 2003 г. № 9 указывается: «Равенство перед законом при определении уголовной от­ветственности означает, что субъекты преступления должны нести одинаковую уго­ловную ответственность за одни и те же деяния, с учетом как смягчающих, так и отяг­чающих обстоятельств. Средством обеспечения формального равенства в уголовном праве выступает состав преступления, который может быть простым, квалифициро­ванным и со смягчающим обстоятельством.

В уголовном праве, в качестве квалифицирующих признаков могут быть призна­ны лишь те обстоятельства, которые характеризуют содеянное, либо одновременно преступление и личность виновного, т.е. обстоятельства, проявившиеся в содеянном. Корыстный мотив, присущий личности, проявляется во вновь совершенном деянии, и такое суждение принципиально применимо к понятию рецидива, в том числе и в отношении специального. Поэтому конституционный принцип равенства всех перед законом и судом не нарушается.

Таким образом, по мнению Конституционного Совета, квалифицирующий при­знак «лицо, ранее два или более раз судимое за хищение либо вымогательство», ука­занный в рассматриваемых статьях УК, не противоречит содержанию пункта 1 статьи 14 Конституции Республики Казахстан и ранее принятым постановлениям Консти­туционного Совета Республики Казахстан по этому вопросу».

В целом аналогичную позицию занял Конституционный Суд РФ в своем Пос­тановлении от 19 марта 2003 г. № 3-ГТ. При этом он указал: «Наличие в уголов­ном законодательстве различных форм учета прежней судимости при определе­нии ответственности лица за вновь совершенное преступление, в том числе при неоднократности или рецидиве преступлений, во всяком случае не означает воз­можность двойного учета одних и тех же обстоятельств одновременно как при ква­лификации преступлений, так и при назначении наказания, поскольку иное проти­воречило бы и конституционному принципу равенства всех перед законом и судом в сфере уголовно-правовых отношений» (1.4. Постановления)⁹⁸.

Безусловным отступлением от принципа равенства перед законом является применение амнистии и помилования, поскольку этими актами отдельно взятые категории лиц или конкретные лица произвольно ставятся в привилегированное положение по отношению ко всем остальным осужденным (или привлеченным к уголовной ответственности) гражданам. Поэтому использование указанных инсти­тутов может быть оправдано только исключительными обстоятельствами: напри­мер, амнистия политических заключенных после падения антидемократического режима или помилование лица, несправедливо осужденного в иностранном госу­дарстве, т.е. когда имеет место восстановление попранной справедливости, а не де­монстрация «гуманности» за счет прав других граждан.

В связи с вышесказанным интересно отметить, что в Польше в 2002 году Конституци­онный Суд признал неконституционной налоговую амнистию как нарушающую один из основных принципов Конституции — равенства всех граждан перед законом⁹⁹.

Вопрос о равенстве перед законом может вставать и в связи с различиями в се­мейном статусе. Например, в Японии Верховный суд в порядке осуществления кон­ституционного контроля признал неконституционной ст. 200 Уголовного кодекса, предусматривавшую повышенную санкцию за отцеубийство (на том основании, что указанная статья противоречит конституционной норме о равноправии)¹⁰⁰.

Для западных обществ в последние годы особое значение приобрела проблема тендерного равноправия, борьба за утверждение которого подчас приводит к любо­пытным изменением в уголовном праве. В частности, во все большем числе стран тра­диционный состав изнасилования как бы растворяется в универсальном («гендерно нейтральном») составе насильственного «сексуального проникновения», в котором пол виновного и потерпевшего не имеет значения. Таким образом, новые формули­ровки уголовных законов «закрывают глаза» на естественные биологические разли­чия между мужчиной и женщиной. Напротив, страны СНГ и многие развивающиеся государства сохраняют приверженность традиционной концепции изнасилования как насильственного полового сношения с женщиной естественным путем.

В Японии принципом равенства перед законом (в части тендерного равноправия) была обусловлена декриминализация супружеской измены со стороны жены (ст. 183 УК) в 1947 году¹⁰¹.

Определенную специфику имеет понимание принципа равноправия в странах, где действует мусульманское деликтное право.

Прежде всего, здесь (по общему правилу) нормы шариата распространяются толь­ко на мусульман, в то время как все иные лица несут ответственность на основании светских уголовных законов.

Далее, в мусульманском праве ценность женщины (в прямом и переносном смыс­ле) меньше ценности мужчины.

В качестве наглядного примера можно привести ст. 42 УК Йемена, основанного на нормах шариата: ««Выкуп за кровь», выплачиваемый за женщин, должен состав­лять половину суммы, выплачиваемой за мужчин; однако компенсация за телесные повреждения, нанесенные женщинам, такая же, как и мужчинам — до тех пор, пока эта компенсация не достигнет трети от полной компенсации за мужчин, сверх этого должна выплачиваться половина суммы, положенной за мужчин»¹⁰².

В) Принципы вины и презумпции невиновности

Данные взаимосвязанные принципы носят международно-правовой и конституци­онный характер. Однако и в международно-правовых актах, и в конституциях сформу­лирован только принцип презумпции невиновности.

При этом в международно-правовых и конституционных формулировках указанного принципа имеются некоторые существенные различия.

Так, согласно Международному пакту о гражданских и политических правах (ч. 2 ст. 14) «каждый обвиняемый в уголовном преступлении имеет право считаться неви­новным, пока виновность его не будет доказана согласно закону». Аналогична норма ч. 2 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод: «каж­дый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в соответствии с законом».

Согласно Конституции Исландии (ч. 2 ст. 70) «каждый обвиняемый в уголов­ном преступлении считается невиновным до тех пор, пока не доказано обрат­ное». Декларация прав человека и гражданина, являющаяся частью Конституции Франции, в п.9 провозлашает «каждый предполагается невиновным, пока не ус­тановлено обратное».

Конституция РФ (ч. 1 ст. 49) формулирует принцип презумпции невиновности сле­дующим образом: «каждый обвиняемый в совершении преступления считается неви­новным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным за­коном порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда».

По УК Польши (ч. 3 ст. 42) «каждый считается невиновным, пока его вина не будет подтверждена правомочным приговором суда», по УК Литвы (ч.1 ст. 3) «лицо считается невиновным до тех пор, пока его виновность не доказана в установленном законом порядке и не признана вступившим в законную силу приговором суда».

Таким образом, основополагающие международно-правовые акты и некоторые конституции (например, Исландии, Франции), в отличие от конституций РФ, Литвы, Польши и ряда других стран, не исключают возможность установления вины лица в совершении преступления во внесудебном порядке. Это различие имеет весьма важ­ное значение, поскольку позволяет, например, прекращать уголовное преследование на досудебной стадии в связи с примирением с потерпевшим, что предполагает фор­мальное признание нарушителем уголовного закона своей вины.

Хотя принцип презумпции невиновности рассматривается, прежде всего, как уголовно-процессуальный, он имеет и материально-правовое значение.

При этом непосредственно в уголовном законодательстве презумпция невиновнос­ти закрепляется весьма редко. Так, в УК Афганистана она названа в числе общих прин­ципов. В УК Украины презумпция невиновности фигурирует как одно из оснований уголовной ответственности (ч. 2 ст. 2): лицо считается невиновным в совершении пре­ступления и не может быть подвергнуто уголовному наказанию, пока его вина не будет доказана в законном порядке и установлена обвинительным приговором суда.

Как и большинство других принципов уголовного права, принцип презумпции невиновности не является абсолютным и может подвергаться некоторым ограниче­ниям со стороны законодателя.

В частности, презумпция невиновности не препятствует возложению на обвиня­емого бремени доказывания наличия обстоятельств, исключающих преступность де­яния. Данная позиция подкрепляется междунарродно-правовыми актами в области борьбы с преступностью.

Так, согласно Конвенции ООН против коррупции 2003 года (ст. 20) «при условии соб­людения своей конституции и основополагающих принципов своей правовой системы каждое Государство-участник рассматривает возможность принятия таких законодатель­ных и других мер, какие могут потребоваться, с тем чтобы признать в качестве уголовно наказуемого деяния, когда рно совершается умышленно, незаконное обогащение, т.е. значительное увеличение активов публичного должностного лица, превышающее его законные доходы, которое оно не может разумным образом обосновать»¹⁰³.

Принцип вины означает, что лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опас­ные последствия, в отношении которых установлена его вина.

В настоящее время принцип вины носит универсальный характер, т.е. лежит в основе всех уголовно-правовых систем. Во всех кодифицированных уголовных законах имеют­ся положения о вине как условии уголовной ответственности (элементе преступления).

Однако лишь в некоторых странах уголовные кодексы специально выделяют (формулируют) принцип вины в качестве общего принципа уголовного закона. К та­ковым относятся страны СНГ (кроме Грузии и Украины), Боливия, Колумбия, Лит­ва, Мексика (УК Федерального округа), Монголия, Никарагуа, Панама, Парагвай, Польша, Сальвадор. Сербия, Словения, Хорватия, Черногория.

В большинстве государств законодатель исходит из того, что принцип вины носит конституционный характер, поэтому нет необходимости формально провозглашать его в качестве отраслевого принципа уголовного закона.

Интересно отметить, что даже в Германии, где конституция не упоминает о пре­зумпции невиновности, принципу, вины считается конституционным. В решении Конституционного Суда ФРГ от 7 апреля 1998 г. говорится: «В области уголовного правосудия ст. 1 абз. 1 Основного Закона определяет сущность наказания и отно­шение между виной и возмездием. Принцип «никакого наказания без вины» имеет конституционный ранг; он находит свое основание в повелении уважать человечес­кое достоинство, так же, как в ст. 2 абз. 1 Основного Закона и в принципе правового государства»¹⁰⁴.

При всей очевидности содержания принципа вины, его формулировка в совре­менных уголовных законодательстах имеет некоторые различия.

В УК РФ эта формулировка включает в себя в виде отдельной нормы запрет объ­ективного вменения:

«1. Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в от­ношении которых установлена его вина. 2. Объективное вменение, то есть уголовная ответственность за невиновное причи­нение вреда, не допускается».

Аналогичным образом он сформулирован в УК Азербайджана, Армении, Белару­си, Монголии.

Также специально выделяется норма о запрете объективного вменения при фор­мулировании принципа виновности в УК Колумбии, федерального округа Мексики, Никарагуа, Сальвадора.

В УК Литвы, Парагвая, Польши, Сербии, Словении, Туркменистана, Узбекиста­на, Хорватии, Черногории запрет объективного вменения особо не оговаривается, хотя, конечно, подразумевается. Поэтому здесь принцип вины сформулирован в виде единой нормы. Так, согласно УК Узбекистана (ст. 9) «лицо подлежит ответственности лишь за те общественно опасные деяния, в совершении которых будет доказана его вина, в установленном законом порядке».

В некоторых странах принцип вины дополняется принципом личной ответствен­ности. Так, ст. 7 УК Таджикистана именуется «Принцип личной ответственности и виновности». Часть 1 этой статьи гласит: «Никто не может нести уголовную ответс­твенность иначе как за свои собственные деяния, действия или бездействия». В УК Армении и Никарагуа принцип личной ответственности закреплен отдельно от при­нципа виновной ответственности. В УК Беларуси и Киргизии вместо принципа вины фигурирует принцип личной виновной ответственности.

УК Молдовы, Перу и Турции провозглашают принцип личной уголовной ответствен­ности, составной частью которого является принцип вины.

В российской доктрине, напротив, принцип вины включает в себя принцип лич­ной ответственности. Так, по мнению автора одного из отечественных курсов уголов­ного права, «рассматриваемый принцип означает, прежде всего, что лицо, совершив­шее преступление, отвечает лишь за то, что было совершено им лично»¹⁰⁵.

Принцип персональной уголовной ответственности закреплен в Конституции Италии (ч. 1 ст. 27). При этом итальянские юристы по-разному понимают содержа­ние этого принципа. Часть из них полагает, что он содержит запрещение уголовной ответственности за действия других лиц, уголовной ответственности юридических лиц и назначение коллективных наказаний. На такой же позиции стоит и Конститу­ционный суд Италии. Другие ученые связывают принцип персональной уголовной ответственности с принципом виновности, высказываясь против сохранения в УК случаев объективного вменения¹⁰⁶.

Определенную специфику имеет принцип вины в англо-американском уголовном праве. В отличие от континентальной системы здесь существуют преступления, для ко­торых виновность не является обязательным элементом. Ответственность за такие пре­ступления получила название «абсолютной», или «строгой». Однако в данном случае мы имеем дело не с объективным вменением, а, скорее, с исключением из принципа презумпции невиновности. При совершении преступлений «строгой ответственности» вина причинителя вреда презюмируется, но эта презумпция может быть опровергнута.

Г) Принцип справедливости

Справедливость является категорией морально-правового, а также социально-поли­тического сознания, представляющей собой понятие о должном, соответствующее опре­деленным представлениям о сущности человека и его неотъемлемых правах. Примени­тельно к области уголовного права понятие справедливости содержит в себе требование соответствия между деянием и воздаянием, т.е. между преступлением и наказанием.

С точки зрения теории уголовного права принцип справедливости имеет два ас­пекта: справедливость самого уголовного закона и справедливость наказания, на­значаемого судом за преступление. Хотя второй аспект касается, скорее, процессу­ального, чем материального уголовного права, именно он находит свое выражение в качестве определенных норм-принципов уголовного закона.

Идея справедливости лежит в основе уголовного права любого государства, од­нако лишь в некоторых из них законодатель сформулировал ее в виде тех или иных принципов.

Собственно понятие «принцип справедливости» можно найти в УК Азербайджа­на, Беларуси, РФ, Монголии, Таджикистана, Туркменистана, Узбекистана. О прин­ципе справедливости также упоминается в УК Литвы и Испании, хотя его содержа­ние там никак не раскрывается.

В УК Армении принцип справедливости именуется «принципом справедливости и индивидуализации ответственности», а в УК Молдовы — принципом индивидуа­лизации уголовной ответственности и уголовного наказания.

Как показывает анализ соответствующих норм УК, во всех вышеперечисленных странах принцип справедливости относится не к уголовному праву в целом, а только к наказаниям (как правило, к их назначению).

В содержание принципа справедливости, согласно УК Азербайджана, Армении, Беларуси, Монголии, РФ, Таджикистана, Узбекистана, входят три элемента: 1) соот­ветствие уголовных санкций опасности преступления (пропорциональность уголов­ных санкций); 2) соответствие уголовных санкций обстоятельствам совершения пре­ступления и личности виновного (индивидуализация уголовной ответственности); 3) принцип «Non bis in idem».

Формулировки принципа справедливости в УК Азербайджана (ст. 8), России (ст. 6) и Таджикистана (ст. 8) идентичны:

«1. Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, со­вершившему преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного. 2. Никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же пре­ступление».

Сходное содержание имеют соответствующие статьи в УК Монголии (ст. 6) и Уз­бекистана (ст. 8).

Статья 10 УК Армении, именуемая «Принцип справедливости и индивидуализации ответственности», сформулирована несколько иначе. В частности, ее 4.1 дополнена по­ложением о том, что наказание и иные меры уголовно-правового воздействия «долж­ны быть необходимыми и достаточными для его исправления и предупреждения новых преступлений». В ч. 2 той же статьи запрет повторного осуждения лица за одно и то же преступление содержит оговорку: «за исключением случаев, установленных законом».

Важный нюанс можно отметить при анализе формулировки рассматриваемого принципа в УК Беларуси (ч. 6 ст. 3): «Наказание и иные меры уголовной ответствен­ности должны быть справедливыми, то есть устанавливаться и назначаться с учетом характера и степени общественной опасности преступления, обстоятельств его со­вершения и личности виновного». Таким образом, здесь содержится прямое указание на то, что принцип справедливости должен применяться не только при назначении наказаний, но и при пенализации преступлений.

В УК Туркменистана принцип «Non bis in idem» изложен отдельно от принципа справедливости, т.е. не включен законодателем в содержание последнего.

В других странах уголовное законодательство не содержит упоминания о принци­пе справедливости. Очевидно, там данная категория представляется законодателю слишком абстрактной.

В некоторых государствах в качестве общего принципа в уголовном законе закреп­лен принцип пропорциональности наказания совершенному преступлению (КНР, Колум­бия, Парагвай, Перу, Пуэрто-Рико, Сальвадор, Турция). В частности, в УК Колумбии, Панамы, Парагвая и Перу непосредственно используется термин «принцип пропорци­ональности» (Principio de proporcionalidad). УК КНР (ст. 5) в числе основных принци­пов Уголовного кодекса формулирует следующий: «мера уголовного наказания должна соответствовать преступному деянию, совершенному преступником, и его уголовной ответственности». На Кипре принцип пропорциональности наказания закреплен не­посредственно в Конституции (ч. 3 ст. 12), согласно которой «закон не может преду­сматривать наказание, не соответствующее тяжести преступления».

Принцип соразмерности наказаний также заложен в конституционных актах Ве­ликобритании и США. Английский (1689 года) и американский (1791 года) Билли о правах содержат практически идентичные нормы: «недопустимо ни требование чрезмерных судебных залогов, ни наложение чрезмерных штрафов или жестоких и необычных наказаний». В соответствии с доктриной указанных стран понятие «жес­токие» подразумевает не только бесчеловечные, антигуманные, но также и несораз­мерные, несправедливые наказания.

Так, в СШАв 1983 году впервые в истории страны Верховный Суд признал «жестоким и необычным наказанием» приговор к тюремному заключению, поскольку посчитал его «непропорциональным», не соответствующим тяжести совершенного деяния (SOLEM v. HELM, 463 U.S. 277 (1983)). Этот приговор предусматривал продленное (пожизненное) лишение свободы без права на условно-досрочное освобождение. Оно было назначено в Южной Дакоте некоему Хелму, совершившему фелонию, караемую пятью годами тю­ремного заключения (Хелм расплатился в ресторане 100-долларовым необеспеченным чеком), а ранее — несколько ненасильственных, не очень опасных фелоний, в том числе берглэри III степени, вождение в нетрезвом состоянии, кражу и мошенничество¹⁰⁷.

В своем решении по делу Хелма Верховный Суд, в частности, указал: «предпи­сание Восьмой Поправки о жестоком и необычном наказании запрещает не только варварские наказания, но также приговоры, которые являются непропорциональны­ми совершенному преступлению.

1. Принцип пропорциональности глубоко укоренился в юриспруденции общего права. Он был выражен в Великой Хартии вольностей, применявшейся английскими судами на протяжении столетий, и повторен в английском Билле о правах словами, которые были восприняты Восьмой Поправкой. Когда создатели Восьмой Поправ­ки одобрили эти слова, они одобрили принцип пропорциональности, который в них подразумевался.

2. Конституционный принцип пропорциональности был признан в явной форме (ex­plicitly) настоящим Судом почти столетие назад. В нескольких делах Суд применил этот принцип для отмены приговоров. Например, Weems v. United States, 217 U.S. 349»¹⁰⁸.

В качестве общего принципа уголовного права принцип пропорциональности наказаний получил признание в европейском праве. В Хартии основных прав Евро­пейского Союза 2000 года имеется ст. 49, именуемая «Принципы законности и про­порциональности уголовных преступлений и наказаний». Согласно ч. 3 этой статьи «Тяжесть наказания не должна быть несоразмерной преступлению».

Иногда принцип пропорциональности (справедливости) наказания устанавлива­ется законодателем не как общеотраслевой, а как один из принципов назначения на­казания (Венгрия, Грузия, Казахстан, Польша, Украина, Финляндия). Так, согласно ч. 1 ст. 53 УК Грузии «суд назначает виновному справедливое наказание в пределах, установленных соответствующими статьями Особенной части настоящего Кодекса, и с учетом положений Общей части этого же Кодекса». Аналогичная формулировка содержится в ч. 1 ст. 52 УК Казахстана.

Что касается принципа «Non bis in idem», то он относится к числу важнейших меж­дународно признанных правовых принципов. В частности, запрет повторного уго­ловного преследования за одно и то же деяние получил закрепление в Римском ста­туте Международного уголовного суда и Протоколе № 7 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. В статье 4 указанного Протокола, имену­емой «Право не привлекаться к суду или повторному наказанию», данный принцип сформулирован следующим образом:

«1. Н и какое лицо не должно быть повторно судимо или наказано в уголовном порядке в рамках юрисдикции одного и того же государства за преступление, за которое оно уже было окончательно оправдано или осуждено в соответствии с законом и уголовно-процессуальным законодательством этого государства. 2. Положения предыдущего пункта не препятствуют пересмотру дела в соответствии с законом и уголовно-процессуальным законодательством соответствующего государства, если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятель­ствах или в предыдущем разбирательстве были допущены существенные ошибки, которые могли повлиять на исход дела».

Принцип «Non bis in idem» приобрел действительно универсальный характер, во многих странах он провозглашен в конституции (Азербайджан, Венесуэла, Германия, Грузия, Индия, Канада, Киргизия, Мальта, Мексика, Непал, Португалия, РФ, Син­гапур, Словакия, Словения, США, Таджикистан, Украина, Филиппины, Хорватия, Эстония, Япония) или в УК (Гана, Казахстан, Колумбия, Литва, Нидерланды, Новая Зеландия, Панама, Украина, Эфиопия). Во Франции он содержится в УПК.

Так, поправка V к Конституции США в числе прочего устанавливает, что «никто не должен дважды отвечать жизнью или телесной неприкосновенностью за одно и то же преступление».

Безусловно, запрет двойного уголовного преследования рассматривается, прежде всего, как уголовно-процессуальная гарантия, однако он может иметь значение и для материального уголовного права.

Своя концепция справедливости существует в мусульманском уголовном праве. Она исходит из того, что справедливость присуща исламским законам имманентно в силу их божественного происхождения. Так, согласно ст. 2 Конституции Ирана «Ис­ламская республика — это система правления, основанная на вере в... божественную справедливость в создании и установлении законов шариата».

Что касается справедливости как соответствия между преступлением и наказа­нием, то в шариатском уголовном праве она наиболее строго воплощается в уста­новлении наказания по принципу талиона («око за око») за умышленное убийство и телесные повреждения. За указанные преступления шариат устанавливает точную санкцию — кисас, означающую, по общепринятому определению, «возмездие», т. е. наказание, «равное» по тяжести совершенному противоправному деянию. В общем виде данный принцип получил закрепление в Коране, который, в частности, преду­сматривает: «Кто же преступает против вас, то и вы преступайте против него подобно тому, как он преступил против вас...» (II, 190/194). «И воздаянием зла — зло, подоб­ное ему» (XLII, 38/40)¹⁰⁹.

В заключение следует отметить, что принцип справедливости в современном уго­ловном праве не носит абсолютного характера. В известной мере он ограничен прин­ципами гуманности и уважения человеческого достоинства, о которых речь пойдет ниже. Наиболее ярко это ограничение проявляется в вопросе о смертной казни. Абсо­лютное большинство людей почти во всех странах мира признают, что единственным справедливым наказанием за умышленное убийство без смягчающих обстоятельств, не говоря уже о «серийных» убийствах, является лишение жизни самого преступни­ка. Поэтому каждое государство, отменяющее смертную казнь как вид наказания, этим актом признает, что идеи гуманности (милосердия) и (или) неприкосновеннос­ти человеческого достоинства в уголовно-правовой системе в конечном счете имеют более высокую социальную ценность, чем идея справедливости.

Д) Принципы гуманности, уважения человеского достоинства и гуманизма

Используемая в УК РФ категория «принцип гуманизма» не известна законода­тельству абсолютного большинства стран мира.

Вместо нее в зарубежном уголовном праве применяется более конкретный между­народно-правовой и конституционный принцип запрета жестокого, бесчеловечного или уничижающего достоинство человека обращения и наказания, который может быть назван также «принципом гуманности» (при том, что понятие гуманности абс­трактно и поэтому значительно шире).

Исторически появление вышеуказанного запрета восходит к эпохе французской и американской буржуазных революций, воплотивших прогрессивные идеи Просве­щения об упразднении пыток, членовредительских наказаний и квалифицирован­ных видов смертной казни как атрибутов феодального права. «Отец» современного уголовного права Ч. Беккариа писал: «...следует употреблять только такое наказание, которое... производило бы наиболее сильное впечатление на душу людей и было бы наименее мучительным для тела преступника»¹¹⁰.

Хотя первыми реализацию указанных идей начали «просвещенные» абсолютные монархи, именно буржуазные революции возвели отказ от жестоких наказаний в ранг конституционного принципа.

Еще в 1689 году в английском Билле о правах было провозглашено: «недопусти­мо ни требование чрезмерных судебных залогов, ни наложение чрезмерных штрафов или жестоких и необычных наказаний».

Через век американские «отцы-основатели» повторили те же слова в Статье VIII Бил­ля о правах 1791 года (т.е. Восьмой поправке к Конституции США): «Не должны требо­ваться непомерно большие залоги, взыскиваться чрезмерные штрафы, налагаться жес­токие и необычные наказания»¹¹¹.

Спустя полтора столетия указанный запрет получил широкое признание в между­народном праве. Так, Всеобщая декларация прав человека 1948 года (ст. 5) провозгла­сила, что «Никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению и наказанию».

Эту формулу почти дословно воспроизвел Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 года (ст. 7): «Никто не должен подвергаться пыткам или жестокому, бесчеловечному или уничижающему его достоинство обращению или на­казанию. В частности, ни одно лицо не должно без его свободного согласия подвер­гаться медицинским или научным опытам».

В настоящее время основанный на вышеуказанных международно-правовых нор­мах запрет жестокого обращения и наказания содержится в конституциях большин­ства стран мира (в частности, Албании, Анголы, Бангладеш, Беларуси, Бразилии, Венгрии, Венесуэлы, Замбии, Зимбабве, Исландии, Испании, Италии, Казахстана, Канады, Кипра, Колумбии, Литвы, Мальты, Мексики, Молдовы, Намибии, Никара­гуа, Парагвая, Польши, Румынии, Свазиленда, Словакии, Словении, Туркменистана, Уганды, Украины, Филиппин, Чехии, Швейцарии, Шри-Ланки, Эквадора, Эритреи, Эстонии, Эфиопии, Японии). При этом в отдельных случаях формулировки могут несколько отличаться от международно-правовых. Так, согласно ст. 27 Конституции Италии «наказания не могут состоять в мерах, противных чувству гуманности».

Иногда запрет жестоких наказаний можно найти в самом тексте уголовного зако­на (например, в УК Сальвадора, Словении, Хорватии).

В некоторых странах уголовный закон специально выделяет принцип уважения че­ловеческого достоинства. Так, УК Колумбии (ст. 1) и Панамы (ст. 1) провозглашают, что в основе уголовного права (в УК Панамы — Уголовного кодекса) лежит уважение человеческого достоинства. Этот же принцип назван в преамбуле к УК Парагвая. По УК Сальвадора (ст. 2) каждый, кому вменяется преступление, имеет право на обраще­ние с должным уважением достоинства, неотъемлемо присущего человеской личнос­ти. Согласно УК Эфиопии (ст. 87) наказание и иные уголовные меры должны приме­няться всегда с должным уважением к человеческому достоинству. УК Афганистана (ч. 2 ст. 4) запрещает любые наказания, противоречащие человеческому достоинству. По УК Швейцарии (ст. 74) каждый осужденный, отбывающий лишение свободы или в отношении которого исполняется уголовная мера, имеет право на уважение его достоинства. Кроме того, в подавляющем большинстве стран мира неприкосновен­ность достоинства человека возведена в ранг конституционного принципа, который определяет содержание уголовного законодательства. Так, в ФРГ Конституционный

Суд в 1977 году признал, что пожизненное лишение свободы без возможности ус­ловно-досрочного освобождения несовместимо с положением ст. 1 Конституции о неприкосновенности человеческого достоинства¹¹².

Содержание самого принципа уважения человеческого достоинства представля­ется весьма многогранным.

С одной стороны, вышеуказанный принцип вытекает из запрета унижающих че­ловеческое достоинство обращения и наказания (соответственно, является частным случаем принципа гуманности). С другой стороны, в уголовно-правовой теории и практике органов конституционного контроля принцип уважения человеческого до­стоинства рассматривается как широкая категория, эквивалетная принципу гуман­ности или даже поглащающая его.

Более того, в международном праве человеческое достоинство вообще является основополагающей категорией. В главных международно-правовых актах о правах человека признание человеческого достоинства предшествует изложению всех прав и свобод. Так, согласно преамбуле Международного пакта о гражданских и политичес­ких правах 1966 года «в соответствии с принципами, провозглашенными Уставом Ор­ганизации Объединенных Наций, признание достоинства, присущего всем членам человеческой семьи, и равных и неотъемлемых прав их является основой свободы, справедливости и всеобщего мира».

Из принципа уважения человеческого достоинства выводятся важнейшие между­народно-правовые нормы, касающие национального уголовного права. В частности, Второй факультативный протокол к Международному пакту о гражданских и поли­тических правах, направленный на отмену смертной казни (15 декабря 1989 г.), ис­ходит из того, что «отмена смертной казни способствует укреплению человеческого достоинства и прогрессивному развитию прав человека»¹¹³.

В преамбуле Протокола №13 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод об отмене смертной казни при любых обстоятельствах (Вильнюс, 3 мая 2002 г.) также подчеркивается, что «отмена смертной казни необходима для ... полного при­знания достоинства, присущего всем людям»¹¹⁴.

Наконец, в резолюции Генеральной Ассамблеи от 18 декабря 2007 г., призываю­щей всех членов ООН ввести мораторий на применение смертной казни, которую поддержали 104 государства, отмечается, что «применение смертной казни подрыва­ет человеческое достоинство»¹¹⁵.

Сравнивая принципы гуманности и уважения человеческого достоинства в уго­ловном праве, нельзя не отметить, что первый носит относительный (релятивист­ский), а второй — абсолютный характер. Гуманность по отношению к преступнику всегда имеет относительный характер, поскольку ей неизбежно противостоит гуман­ность по отношению к потерпевшим и обществу в целом, между двумя этими гуман- ностями необходимо искать и поддерживать разумный баланс. Категория человечес­кого достоинства не имеет подобного противовеса и поэтому это достоинство нельзя ограничивать (ущемлять) в чьих-либо интересах. Данная идея предельно четко и категорично выражена в норме ч. 1 ст. 21 Конституции РФ: «Достоинство личнос- ги охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления». Именно поэтому отмена смертной казни и некоторых других суровых наказаний час­то мотивируется уважением достоинства личности, а не «обоюдоострым» принципом гуманности. В частности, Конституционные суды ЮАР в 1995 году¹¹⁶и Литвы в 1998 году¹¹⁷признали смертную казнь антиконституционной на том основании, что она нарушает конституционные права на жизнь и уважение человеческого достоинства.

Надо сказать, что неприкосновенность человеческого достоинства является ха­рактерной чертой именно современного уголовного права. Для всех предшествующих эпох, включая раннебуржуазное право XIX века, разнообразные позорящие наказания были неотъемлемым элементом арсенала карательного воздействия. Даже недавняя история отечественного права знает яркие примеры возврата к мерам такого рода.

Так, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. устанавливал, что к немецко-фашистским злодеям, виновным в совершении кровавых расправ над мирным советским населением и пленными красноармейцами, и к их пособникам из местного населения должны применяться наказания особого рода: смертная казнь через повешение и ссылка в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет. Как указы­вали видные советские ученые-криминалисты того времени, «введением повешения как способа исполнения смертной казни советский закон подчеркивал позорящий характер наказания, которое немецко-фашистские злодеи и их приспешники по справедливости заслужили. Лица, организовавшие душегубки, лагери смерти, заслу­живали того, чтобы о ними обращались как с лишенными человеческого достоинства (выделено мною — авт.)»¹¹⁸.

В настоящее время средневековые позорящие наказания сохраняются в странах, где уголовное законодательство основано на нормах шариата. Например, согласно УК Судана (ст. 168) «виновный в совершении преступления, квалифицируемого как разбой (хараба), подвергается наказанию в виде смертной казни или же смертной казни с последующим выставлением распятого тела на всеобщее обозрение, если его действия сопровождались убийством или изнасилованием»¹¹⁹. Очевидно, в данном случае трудно говорить о неприкосновенности человеческого достоинства осужден­ного (которое, кстати, гарантируется ст. 20 Конституции Судана 1998 года).

Собственно «принцип гуманизма» как правовой термин можно встреть только в УК некоторых стран СНГ (Азербайджана, Армении, Беларуси, Киргизии, Молдо­вы, России), а также Монголии, Никарагуа и Польши.

В современной отечественной науке гуманизм обычно определяется как «призна­ние ценности человека как личности, его права на свободное развитие и проявление своих способностей, утверждение блага человека как критерия оценки общественных отношений»¹²⁰. То есть, это весьма сложное и многогранное понятие, которое далеко отстоит от созвучной ему категории «гуманность» (человечность, милосердие). Оче­видно, что принцип гуманизма в УК РФ был замыслен как уголовно-правовое «пре­ломление» (воплощение) конституционной нормы-декларации: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и

свобод человека и гражданина — обязанность государства» (ст. 2 Конституции РФ).

В чем же состоит специфическое проявление конституционного принципа гума­низма в уголовном праве?

По мнению авторов одного из авторитетных курсов российского уголовного пра­ва, «первый и главный аспект гуманизма в уголовном праве — это забота о гражданах, их безопасности, об интересах потерпевших»¹²¹. В то же время ими отмечается, что «гуманизм уголовной юстиции противоречив: охраняя личность и права потерпев­ших, интересы общества, уголовная юстиция вместе с тем должна проявлять гуман­ность и по отношению к преступнику, нарушившему эти интересы».

Г.И.Богуш также полагает, что основным выражением гуманизма уголовного за­конодательства является приоритетная охрана его нормами личности, постановка ее на первое место в триаде «личность-общество-государство»¹²².

Анализм норм УК вышеназванных стран СНГ, закрепляющих принцип гуманиз­ма, подтверждает, что этот принцип имеет две стороны — первая обращена к челове­ку как объекту преступного посягательства, вторая — к преступнику.

В УК РФ содержание принципа гуманизма раскрывается следующим образом: «1. Уголовное законодательство Российской Федерации обеспечивает безопасность человека.

2. Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, не могут иметь своей целью причинение физи­ческих страданий или унижение человеческого достоинства». Аналогично раскрывается принцип гуманизма в УК Азербайджана (ст. 9) и весьма близко — в УК Беларуси (ч. 7 ст. 3).

В УК Армении (ст. 11) формулировка «второй стороны» принципа гуманизма ближе к вышеприведенным международно-правовым нормам:

«1. Уголовный кодекс Республики Армения служит обеспечению физической, пси­хической, материальной, экологической и иной безопасности человека. 2. Никто не должен подвергаться пыткам или жестокому, бесчеловечному или уни­жающему его достоинство обращению или наказанию». УК Молдовы (ст. 4) сочетает оба похода:

«(1) Целью общего правового регулирования является прежде всего защита лич­ности как высшей ценности общества, ее прав и свобод.

(2) Уголовный закон не имеет целью причинение физических страданий или уни­жение достоинства человека. Никто не может быть подвергнут пыткам, жестокому, бесчеловечному либо унижающему его достоинство наказанию или обращению».

Таким образом, представляется очевидным, что в вышеуказанных странах СНГ принцип гуманности входит в содержание принципа гуманизма как его составляю­щая (часть 2 процитированных статей).

В УК Монголии (ст. 7) принцип гуманизма сводится только к тому, что налагаемые наказания и другие меры уголовного принуждения не могут иметь целью бесчеловеч­ное, жестокое или унижающее достоинство обращение. То есть, речь идет уже только о гуманности, а не о гуманизме как приоритете ценности человеческой личности для уголовного закона.

Наконец, УК Польши (ст. 3) отсылает правоприменителя к принципу гуманизма без раскрытия его содержания: «Наказания и другие меры, предусматриваемые на­стоящим Кодексом, применяются с учетом принципов гуманизма (humanitaryzmu), в особенности, уважения достоинства человека». Также не раскрывается содержание принципа гуманизма в УК Киргизии (ч. 1 ст. 3) и Никарагуа (ст. 8).

Нельзя не отметить, что, несмотря на упоминание принципа гуманизма как абс­трактной категории во всех вышеперечисленных странах, его содержание (приме­нительно к преступнику) законодатель в конечном счете сводит к характеристикам (целям, способу применения) наказания, оставляя в стороне все другие институты уголовного права. А ведь принцип гуманности (как составляющая гуманизма) про­является и в установлении льготного уголовно-правового режима для несовершен­нолетних (в некоторых случаях — также для женщин и престарелых), в наличии особых оснований для освобождения от уголовной ответственности и наказания, а также целого ряда уголовно-поощрительных норм.

Кроме того, представляется неудачной используемая в УК РФ и некоторых других стран СНГ формула «наказание и иные меры уголовно-правового характера, приме­няемые к лицу, совершившему преступление, не могут иметь своей целью причине­ние физических страданий или унижение человеческого достоинства», заимствован­ная в силу традиции из репрессивного УК РСФСР 1926 года. Очевидно, авторы УК РФ 1996 года посчитали, что указанная формула в достаточной мере имплементирует международно-правовую норму о запрете жестоких, бесчеловечных и унижающих достоинство наказаний. В действительности, однако, ч. 2 ст. 7 УК РФ и ее аналоги в УК других стран СНГ ничего не запрещают, а, напротив, косвенно допускают униже­ние человеческого достоинства в результате применения уголовного права (если это является не целью, а «побочным эффектом» наказания). Поэтому вышеупомянутая международно-правовая норма должа применяться в качестве принципа уголовного права РФ и других стран СНГ самотоятельно и непосредственно.

В результате такого подхода к формулированию принципа гуманизма в «сухом ос­татке» от него получается все тот же запрет жестоких, бесчеловечных и унижающих достоинство наказаний.

Выражающие суть этого принципа юридические формулировки включают целый ряд оценочных понятий («жестокий», «бесчеловечный», «унижающий достоинство»), что дает широкий простор как для законодательной, так и для судебной интерпретации.

Понимание указанных категорий существенно различается в зависимости от ис­торического периода, страны, культуры, религии, правовой традиции.

Вообще, гуманность/негуманность наказания может быть оценена только в кон­тексте существующих на данный момент в конкретном обществе социальных, кри­минологических, военно-политических обстоятельств. Например, одно и то же на­казание может быть признано жестоким для мирного времени, но приемлемым в условиях войны, но приемлемым в условиях военного времени. На этом основании, в частности, целый ряд стран полностью отменили смертную казнь в мирное время, но сохранили возможность ее применения в условиях войны. Из этой же идеи исходит Протокол №6 от 28 апреля 1983 г. к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, требущий отмены смертной казни в мирное время.

Следует также отметить, что в современном мире жестокость (бесчеловечность, унизительность) наказания нередко определяется не самим его видом, а порядком на­значения, практикой применения и режимом отбывания, а это уже относится к сфере уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного, а не уголовного права.

Весьма ярким примером здесь будет практика толкования VIII статьи Билля о правах (запрет «жестоких и необычных наказаний») Верховным Судом США. В 1972 году по делу Фурмана и др. (Furman v. Georgia) Верховный суд установил, что отсут­ствие единообразия в практике назначения смертной казни, процессуальный поря­док ее назначения, широкое усмотрение судьи и присяжных при решении вопроса о выборе наказания за преступления, караемые смертью, превращают смертную казнь в «жестокое и необычное» наказание, запрещенное поправкой VIII. Таким образом, аргументом послужила лишь процессуальная «неупорядоченность» назначения выс­шей меры наказания. Решением по делу Фурмана были аннулированы положения всех законов, предусматривавшие смертную казнь, а сама она была отменена. Од­нако уже довольно скоро законодательные собрания в штатах стали пересматривать соответствующие нормы таким образом, чтобы они, в случае обжаловании, не были бы признаны неконституционными Верховным Судом на основе Восьмой поправки и стандартов, установленных им по делу Фурмана. В свою очередь, Верховный Суд, который сам никогда не считал смертную казнь, как таковую, «жестоким и необыч­ным» наказанием, начиная с 1976 года, рассмотрел ряд дел, связанных с толкованием положения о недопустимости «жестоких и необычных» наказаний применительно к смертной казни, и установил следующие принципы.

Смертная казнь не является вообще неконституционным видом наказания; она может быть предусмотрена законом только за те преступления, которые связаны с умышленным лишением жизни человека; закон не может предписывать обязатель­ность ее назначения, лишая тем самым Суд возможности заменить ее тюремным за­ключением; процессуальный порядок назначения смертной казни должен быть та­ким, чтобы исключалась возможность необоснованного и произвольного смертного приговора; в частности, закон должен содержать указания относительно факторов (обстоятельства преступления, личность подсудимого, смягчающие и отягчающие вину обстоятельства и т. п.), которые Суд обязан рассмотреть при назначении смерт­ной казни; присяжные должны решать вопрос о необходимости назначения смертной казни на отдельном заседании (после того, как они утвердили вердикт о виновнос­ти), на котором они вновь оценивают смягчающие и отягчающие вину подсудимого факторы. В результате к 1984 году смертная казнь была восстановлена в 37 штатах, скорректировавших свои законы согласно установкам Верховного Суда¹²³.

При всем своебразии трактовки категорий жестокости и бесчеловечности наци­ональными законодателями и судебной практикой, в настоящий момент для подав­ляющего большинства стран сложилось некое общее, базисное понятие о том, что является абсолютно недопустимым с точки зрения гуманности. В частности, речь идет о членовредительских наказаниях и квалифицированных видах смертной каз­ни, однако даже по таким безусловно жестоким наказаниям полный международный консенсус оказался недостижимым.

В этой связи можно утверждать, что для современного уголовного права наиболее проблематичным является вопрос о соотношении международно-правового запрета жестоких, бесчеловечных и унижающих достоинство наказаний (как одной из составля­ющих принципа гуманизма) с нормами мусульманского деликтного права (шариата).

В странах, где уголовное право основано на нормах шариата (Иран, Йемен, Ли­вия, Мавритания, ОАЭ, Пакистан, Саудовская Аравия, Судан), допускается при­менение членовредительских и других телесных наказаний, а также квалифициро­ванных видов смертной казни. В частности, за кражу и разбой предусматривается ампутация конечностей, за прелюбодеяние и употребление алкоголя — до 80 ударов палкой. Смертная казнь в ряде случаев может исполняться через побивание камнями пли распятие. УК Судана (ст. 27) допускает осуществление смертной казни «таким же путем, каким преступник лишил жизни свою жертву»¹²⁴.

При этом, по мнению мусульманских правоведов, мусульманскому деликтному право отнюдь не чужды идеи гуманности и милосердия. В Коране многократно упо­минается о том, что Аллах милостлив. В качестве примера можно привести следую­щие стихи: «Вору и воровке отсекайте их руки в воздаяние за то, что они приобрели, как устрашение от Аллаха. Поистине, Аллах — великий, мудрый! А кто обратится после своей несправедливости и исправит, то Аллах обратится к нему. Поистине, Ал­лах— прощающий, милосердный!» (V, 42/38—43/39)¹²⁵или «Действительно, воздая­ние тех, которые воюют с Аллахом и с Его посланником и стараются на земле вызвать нечестие, в том, что они будут убиты, или распяты, или будут отсечены у них руки иноги накрест, или будут они изгнаны из земли. Это для них — позор в ближайшей жизни, а в последней для них — великое наказание, — кроме тех, которые обрати­лись прежде, чем вы получили власть над ними. Знайте же, что Аллах прощающий, милосердный!» (V, 37/33-38/34)»¹²⁶.

В УК Афганистана, который прямо допускает применение шариатских нака­заний, тем не менее, провозглашается: «Недопустимо любое наказание, которое противоречит человеческому достоинству» (ч. 2 ст. 4)¹²⁷.

Е) Принцип необходимости

Основная идея концепции правового государства состоит в том, что государство ограничено, связано в своих действиях правом. Если говорить точнее, исполнитель­ная и судебная деятельность государства связана действующим правом, а законода­тельная власть государства ограничена основополагающими правами и свободами человека, закрепленными международно-правовыми и конституционными актами.

В Конституции Германии (ч. 3 ст. 20) идея ограниченности законодательных пол­номочий государства выражена следующим образом «Законодательство связано кон­ституционным строем, исполнительная власть и правосудие — законом и правом».

Применительно к уголовному праву это означает, что государство вправе устанав­ливать и применять какие-либо уголовно-правовые нормы, которые ограничивают международно и конституционно признанные права человека в большей степени, только в том случае и только в той мере, в какой необходимо для защиты общего бла­га или прав и свобод других лиц.

Во избежание произвольного толкования, современное международное право стремится установить как можно более четкие критерии допустимости законодатель­ных ограничений прав человека.

Так, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, провозгла­шая в ст.ст. 8—11 права и свободы, одновременно устанавливает пределы и основания их возможного ограничения. Например, в ч. 1 ст. 8 провозлашается право кажого на уваже­ние его частной и семейной жизни, его жилища и корреспонденции. В ч. 2 той же статьи перечислены случаи, в которых указанное право может быть ограничено: «Вмешатель­ство публичной власти в осуществление этого права не допускается, за исключением случаев, когда это предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, общественного порядка или экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, охра­ны здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц».

Принцип необходимости появился практически одновременно с принципом законности в эпоху буржуазных революций и был неразрывно связан с идеями кон­ституционализма. Одной из первых его закрепила французская Декларация прав че­ловека и гражданина 1789 года, согласно ст. 8 которой «Закон должен устанавливать наказания лишь строго и бесспорно необходимые»¹²⁸.

В настоящее время принцип необходимости получил признание, доктрине, зако­нодательстве и (или) судебной практике всех демократических стран.

Во многих государствах он закреплен конституционно в виде четкой обобщенной формулы (Албания, Армения, Беларусь, Казахстан, Киргизия, Латвия, Молдова, Монго­лия, Польша, Португалия, Республика Корея, Россия, Румыния, Таджикистан, ЮАР).

Так, например, Конституция Португалии (ч. 2 ст. 18) содержит следующее положение: «Закон может ограничить права и свободы и их гарантии только в случаях, специально предусмотренных Конституцией, причем ограничения должны быть сведены к тому, что необходимо для защиты других прав или интересов, охраняемых Конституцией».

Согласно Конституции РФ (ч. 3 ст. 55) «Права и свободы человека и гражданина мо­гут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и закон­ных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства».

Согласно правовой позиции Конституционного Суда РФ принцип соразмерного ограничения прав и свобод, закрепленный в ст. 55 (часть 3) Конституции РФ, означа­ет, что публичные интересы, перечисленные в данной конституционной норме, могут оправдать правовые ограничения прав и свобод, если они адекватны социально оправ­данным целям (Постановление Конституционного Суда от 13 июня 1996 г. № 14-П по делу о проверке конституционности части пятой статьи 97 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.В. Щелухина; абзац второй пункта 5 мотивировочной части)¹²⁹.

Иногда принцип необходимости закрепляется непосредственно в уголовном зако­нодательстве (бывшие югославские республики, Панама).

Например, в ст. 3 УК Сербии и в ст. 1 УК Черногории, именующихся одинако­во «Основания и пределы уголовно-правового принуждения», указывается: «Защита человека и других основополагающих социальных ценностей составляет основание и пределы для определения уголовно наказуемых деяний, установления уголовных наказаний и их применение в размерах, необходимых для пресечения таких преступ­лений»¹³⁰. Аналогичные по смыслу нормы имеются в УК Македонии, Федерации Боснии и Герцеговины, Хорватии.

Наиболее развернуто принцип необходимости сформулирован в УК Панамы. В ст. 2 этого кодекса закреплен принцип необходимости в узком смысле (stricto sen- su): «В настоящем Кодексе предусматриваются только те деяния, криминализация которых безусловно необходима для защиты охраняемых правовых благ и основных ценностей общества и соответствует уголовной политике Государства». Далее, в ст. 3 УК, он дополняется принципами субсидиарное™ уголовно-правового принуждения и экономии уголовной репрессии: «Уголовное законодательство должно использовать­ся только тогда, когда нет возможности использовать другие механизмы социального контроля. Институируется принцип его минимального применения». Все три указан­ных компоненты составляют принцип необходимости в широком смысле (lato sensu).

Практическое значение принципа необходимости состоит в том, что он является «путеводной звездой» для органов конституционного правосудия при определении обоснованности того или иного уголовно-правового запрета. Если на протяжении столетий и тясячелетий рядовые члены общества являлись пассивными объектами уголовно-правового принуждения, то сегодня каждый гражданин может доказывать не только свою невиновность, но и неправомочность самой уголовно-правовой нор­мы как нарушающей его конституционные права. В последние годы попытки оспо­рить некоторые уголовно-правовые запреты становятся все более частыми в мировой практике и все более часто истцы добиваются успеха. Так, Верховный Суд США сво­ими решениями отменил целый ряд уголовно-правовых норм, направленных про­тив порнографии, признав, что подобные произведения и представления защищены Первой поправкой к конституции США (гарантирующей свободу слова и печати), т.е. их производство и распространение может ограничиваться, но не запрещаться. В 2003 году в деле Lawrence v. Texas Верховный Суд США признал неконституционным уголовный запрет на гомосексуальные отношения между взрослыми¹³¹.

В других случаях представителям государства удается доказать конституционному правосудию, что тот или иной уголовно-правовой запрет действительно необходим и поэтому имеет право на существования в демократическом государстве. Например, в Латвии Конституционный суд своим решением от 26 января 2005 г. по делу № 2004- 17-01 признал, что ч. 1 ст. 253² Уголовного закона, запрещающая «употребление нар­котических и психотропных веществ без назначения врача» не противоречит ст. 96 Конституции Латвии (право на неприкосновенность частной жизни). В указанном деле Суд нашел, что «оцениваемое ограничение основных свобод является социаль­но необходимым, поскольку здоровью индивида присуща не только частная, но и социальная ценность» и что «ограничение оцениваемого основного права соответ­ствует ее социальной необходимости — сократить наркоманию и распространение ее опасных последствий»¹³².Глава 4

ИСТОЧНИКИ УГОЛОВНОГО ПРАВА