Сознание и бессознательное в творчестве

Однако не следует Думать, что одни только бессознательные усилия продвигают к пости-

{88}

жению сути, рождают изобретения и художественные произведения. Творчество есть деятельность целостной личности, в нем нераздельно слиты образная и логическая, бессознательная и сознательная состав­ляющие. Они обе крайне существенны, в полученном результате во­площены плоды их совместной деятельности. Но роли этих составля­ющих в процессе творчества различны и определить их снова помо­гают самонаблюдения выдающихся творцов.

«Однажды вечером, вопреки своей привычке, я выпил черного кофе; я не мог заснуть; идеи теснились; я чувствовал, что они как бы сталкиваются, пока две из них, так сказать, не соединились, чтобы образовать устойчивую комбинацию.... Кажется, что в этих случаях присутствуешь при своей собственной бессознательной работе, кото­рая стала частично ощутимой для сверхвозбужденного сознания и которая не изменила из-за этого своей природы. При этом начинаешь смутно различать два механизма или, если угодно, два метода работы этих двух Я» (Анри Пуанкаре).

«Для того чтобы изобретать, надо быть в двух лицах. Один образует сочетания, другой выбирает то, что соответствует его желанию и что он считает важным из того, что произвел первый. То, что называют «гением», является не столько заслугой того, кто комбинирует, сколь­ко характеризует способность второго оценивать только что произве­денную продукцию и использовать ее» (Поль Валери).

Таким образом, можно заметить, что творческий процесс имеет две важнейшие стороны: генерирование идей (их композиций, сцеп­лений) и выбор ценных, плодотворных вариантов; в первом большее участие принимает бессознательное, во втором — разум. Однако целостность творческого процесса до сих пор не поддается формали­зации, его ход невозможно описать, а тем более выразить какими-то формулами. Но интересно в этой связи отметить, что латинский гла­гол «cogito» — «мыслить, думать» — этимологически означает «волно­ваться вместе» (сочувствовать), а слово «intelligo» по своему проис­хождению имеет значение «выбирать среди». Эти примеры не объ­ясняют, но выражают целостность творческого процесса, единство чувства и мысли.

Новое, необычное, непривычное рождается в результате какой-то смелой ассоциации и осознания (опознания) ее плодотворности. Психология пока не может предложить строгие критерии смелости и плодотворности сцепления идей, более того, оригинальное, далекое от стандарта мышление часто низко оценивается стандартными тес-

{89}

тами способностей и интеллекта. Невозможно оценить и оптимальное соотношение в творчестве логического и образного, сознательного и бессознательного, поскольку встречаются самые разные типы высо­кой одаренности. Впрочем, можно сказать, что чистых логиков, равно как и людей, руководствующихся только наитиями, практически не бывает, для творчества необходимо совмещение того и другого:

«Гений — высшая степень подверженности наитию — раз, управа с этим наитием — два Высшая степень душевной разъятости, и высшая — собранности. Высшая — страдательности, и высшая — дей­ственности. Гения без воли нет, но еще больше нет, еще меньше есть — без наития. Воля — та единица к бессчетным миллиардам наи­тия, благодаря которой они и есть миллиарды (осуществляют свою миллиардность) и без которой они нули, то есть пузыри над тонущим. Воля же без наития в творчестве — просто кол. Дубовый. Такой поэт лучше бы шел в солдаты» (Марина Цветаева).

Механизм творческой деятельности (если вообще позволительно так выразиться) плохо доступен исследованию еще и потому, что после совершения открытия, успешного решения трудной проблемы обнаруживается эффект так называемого «обратного выпрямления». Об этом выразительно сказал Герман Гельмгольц:

«Я могу сравнить себя с путником, который предпринял восхож­дение на гору, не зная дороги; долго и с трудом взбирается он, часто вынужден возвращаться назад, ибо дальше нет прохода. То размыш­ление, то случай открывают ему новые тропинки, они ведут его не­сколько далее, и, наконец, когда цель достигнута, он, к своему стыду, находит широкую дорогу, по которой мог бы подняться, если бы умел верно отыскать начало. В своих статьях я, конечно, не занимал чи­тателя рассказом о таких блужданиях, описывая только тот проторен­ный путь, по которому он может теперь без труда взойти на верши­ну...»

Этот же замечательный естествоиспытатель записал и другие важ­ные самонаблюдения, касающиеся процесса творчества:

«...счастливые наития нередко вторгаются в голову так тихо, что не сразу заметишь их значение, иной раз только случайность укажет впоследствии, когда и при каких обстоятельствах они приходили: появляется мысль в голове, а откуда она — не знаешь сам. Но в других случаях мысль осеняет нас внезапно, без усилия, как вдохновение. Насколько могу судить по личному опыту, она никогда не рождается сразу за письменным столом. Каждый раз мне приходилось сперва

{90}

всячески переворачивать мою задачу на все лады, так, что все ее изгибы и сплетения залегли прочно в голове и могли быть снова пройдены наизусть, без помощи письма Дойти до этого обычно невозможно без долгой, продолжительной работы. Затем, когда про­шло наступившее утомление, требовался часок полной телесной свежести и чувство спокойного благосостояния — и только тогда приходили хорошие идеи. Часто ... они являлись утром, при пробуж­дении, как замечал и Гаусс. Особенно охотно приходили они... в часы неторопливого подъема по лесистым горам в солнечный день. Ма­лейшее количество спиртного напитка как бы отпугивало их прочь».