Социологический анализ семьи в единстве структурных и динамических координат
19
но сказать, снижается рождаемость или повышается, высока или низ- ка разводимость, сколько семье достаточно иметь детей, чтобы счи- тать репродуктивную функцию выполненной, тогда и в самом деле придется для объяснения демографических явлений брать теорию взай- мы или напрокат у собратьев-экономистов, или у биологов, или даже у физиков, любознательно распространяющих законы термодинамики на браки и разводы8. Прибегая же к обиходным стереотипам (типа «бра- ки заключаются по любви», «алкоголизм — причина разводов», «рож- даемость снижается из-за ухудшения условий жизни», «многодетность - признак бескультурья»), формалисты-демографы подменяют научное изучение человеческого поведения фольклорным.
Разумеется, дело не в отдельных демографах. Здесь поучительный урок: нельзя в социальной науке, даже самой «точной» (т. е. наиболее математически оснащенной), вывести за пределы ее предмета все, что не фиксируется статистическим учетом и переписями населения. Нельзя вынести за скобки «строгой научности» все предметно — либо в числовой форме - неосязаемое и именуемое социальным действием или поведением (и их элементами). Нельзя ограничить изложение де- мографических сюжетов и предмета демографии в социальных науках - социологии, психологии, истории - одними описаниями «объективных фактов»: рождений, браков, разводов, смертей, распределения людей по полу, возрасту и др.
Реальность этих житейских событий вовсе не «самоочевидна». Подобные «факты» — итог обыденной типизации, осуществленной в соответствии со здравым смыслом и принятой на веру формальными демографами в качестве «объективной реальности», т. е. такой, где демографические явления представляют собой «как всем известно» то, что они есть «на самом деле». А есть обычно всего-навсего личный опыт семейного жития-бытия, который подспудно диктует каждому повседневные интерпретации «причин» снижения числа детей, повсед- невную классификацию (типизацию, категоризацию) окружающего мира по внешне осязаемым фактам рождений, браков и т. д. Возника- ет задача - исследовать работу самого здравого смысла по конструи- рованию общежитейских интерпретаций демографической реальнос-
8 См. уже ставшие историческими примеры «вторжения» физиков в соци- ологию семьи и демографию. Литературная газета. 1976. № 37. Статья На- ана Г. «Он, она и второй закон термодинамики»; см. также упоминание о «де- мографических» прогнозах астрономов Ф. Хойла и др. и книге Салливана У. «Мы не одни». М., 1967. С. 335. Любопытно, что Ф. Хойл, игнорируя науч- ные данные о распространении контрацепции и абортов, предрекает челове- честву еще 5000 лет мучений от «перенаселенности», пока люди не научатся подавлять свой «инстинкт размножения».
20
ти, которые на поверку оказываются скрытыми, латентными обосно- ваниями лишь личного опыта.
На это в свое время обратил внимание английский социолог- фе- номенолог Д. Уолш: «Обычно характеристики явлений, исследуемых демографией (возрастная структура, размер семьи, миграция, числен- ность населения), представляются так, будто это строго объективные данные. Однако анализ показывает, что и для их объяснения необхо- дима интерпретация связанных с ними социальных значений»9. Други- ми словами, мало включить в анализ человеческое поведение, ведущее к внешним результатам, фиксируемым статистикой. Современная методология требует учесть и «внутренние» результаты: изменение мнений, мотивов, установок, ценностных ориентации, причем не толь- ко в инструментальном аспекте достижения цели или удовлетворения потребности.
Было бы неверно ограничивать микрообъект исследования семьи лишь структурой и динамикой ее жизненного цикла, межличностных отношений, семейного поведения, поскольку поведенческие регулято- ры — мотивы и установки — нельзя рассматривать только как части механизма, как шестеренки технологии по производству действий. Пример с формальной демографией показал недостаточность рассмот- рения демографических явлений изолированно от контекста познания, как бы существующих независимо, «объективно», «реально», т. е. яко- бы в отрыве от представлений о них, в том числе представлений обще- житейского толка. Важно не упустить из поля зрения при изучении такого микрообъекта, как семья, внеинструментальный аспект семей- ной жизнедеятельности, обыденные интерпретации семейной реаль- ности.
В связи с этим английский социолог феноменологической ориен- тации Д. Силвермен пишет, что задача социологии «состоит в поисках обыденных, рутинных форм интерпретации и деятельности, в которых воплощается «обычная семья», «типичная» семейная жизнь для самих ее участников, и в выяснении того, каким образом эти схемы интер- претации... основываются на их (участников) собственных представ- лениях о социальной структуре»10.
В расшифровке, понимании обыденных значений или интерпре- таций членами семьи их семейного поведения, собственно, и зак- лючается социально-символический аспект микросоциологии семьи, не отменяющий, а дополняющий инструментальный подход. Рас- шифровка или установление, анализ общежитейских объяснений сте-
9 Новые направления в социологической теории. С. 103.
10 Там же. С. 36.
21
реотипных семейных ситуаций составляет основную задачу феноме- нологического подхода. При этом нет специальной ориентации на поиск причин действий, нет также стремления выявить неискрен- ность или обманный характер этих интерпретаций - важно понять их самих по себе, т. е. каков социально-символический смысл, при- даваемый участниками семейного взаимодействия своим поступкам и намерениям.
Рассмотрим пример феноменологического анализа стереотипа в случае бездетности. Расхожая трактовка «синдрома старой девы» при- писывает бездетность лишь женскому полу, вопреки статистическим данным о равной вероятности бесплодия обоих полов. Стереотипом «старой девы» лишь одинокие женщины наделяются привязанностью к кошкам и собакам в качестве компенсации отсутствующей любви или секса. Кстати, эта иллюзия здравого смысла возведена в ранг теорети- ческого объяснения психоанализом, утверждающим, будто любовь одиноких людей к домашним животным является сублимацией неудов- летворенной сексуальной потребности.
В этом стереотипе все ложно: любовь к собачкам и кошечкам при- суща не только одиноким людям, но и семейным; привязанность к животным замещает не отсутствие секса, а отсутствие детей в семьях, причем не из-за сексуальной недееспособности и не из-за бесплодия всех видов либо смерти детей, а по причине элиминирования любви к детям, исторического исчезновения (ослабления и угасания) челове- ческой потребности в нескольких детях. Обзаведение домашними жи- вотными в современных городах есть следствие распространения ма- лодетности (прежде всего — однодетности) семьи, а также опустоше- ния семейных «гнезд» — отделения взрослеющих детей от родителей, т. е. следствие нуклеаризации семьи.
Данный стереотип ложен и с точки зрения инструментального объяснения причин распространения в городах домашних животных, тем не менее, он интересен социологу как факт мира символических значений. Если феминисты возмущаются этим стереотипом как «ос- корбляющим» гендерную честь женщин, а члены общества охраны животных негодуют из-за «неуважения» к чистоте их помыслов, то социолог исследует стереотип как обыденную трактовку сложившего- ся малодетного образа жизни горожан. В стереотипе законсервирован существующий образ мыслей, «заморожены» общепринятые значения привычного мира, быта. Сегодня здравый смысл продолжает связывать привязанность к собакам с одинокостью, с изоляцией от сексуальной практики или неспособностью к ней. Следовательно, в общественной психологии остается мощным по своему влиянию на повседневность определение деторождения как следствия проявления сексуального
22
инстинкта. Иначе говоря, «сексуальность» по-прежнему остается «при- чиной рождаемости».
Укоренелость стереотипа и массовом «сознании» показывает, что его символика выполняет определенную экзистенциальную (важную для самого существования, выживания) функцию, способствует интег- рации людей в разного рода социокультурные общности. Однако экзи- стенциально-интегративная функция стереотипа, раскрывающая сохра- нение значимости его смыслового содержания в сменяющих друг дру- га поколениях, не тождественна тем пружинам действий, что обнару- живаются в рамках инструментального подхода, Секс не является «при- чиной» высокой или низкой рождаемости, рождения того или иного числа детей в семье.
Апелляция к сексуальности не заменяет инструментального дей- ствия потребности в детях как подлинной причины уменьшения чис- ла детей в семье — она служит иной цели. Ссылка на стереотип «сек- суального инстинкта» активизирует понятный для большинства язык обсуждения какой-либо проблемы, делает каждого участником дис- куссии, обеспечивает эффект его присутствия, вовлеченности в об- щее дело. Функционирование стереотипов не изолирует индивида от остальных, не делает его посторонним или немым свидетелем, Зна- комство со стереотипами обеспечивает каждому сопричастность с другими, соединенность отдельного Я с общим МЫ. Отсюда следует ожидать, что символика стереотипных трактовок будет использоваться в качестве точки отсчета во всех ситуациях, где возникает задача ин- струментального определения причин поведения, особенно массового поведения.
Таковы истоки широкого распространения инстинктивизма в ис- толковании стремлений к рождению детей, живучести мифологичес- ких представлений о «естественной природе» человеческих побужде- ний к «размножению», к рождаемости, понимаемой как «распложение», и т. п. Предрассудок о физиологическом стремлении — через сексуаль- ное влечение — к рождению сколь угодно большого числа детей под- крепляется смежными стереотипами, полный перечень которых и пред- стоит выявить феноменологической или «понимающей» социологии семьи. Популярность представлений об «инстинкте размножения» среди представителей естествознания, особенно среди биологов, гово- рит о силе проникновения инстинктивистских стереотипов здравого смысла в общественное мнение. Более того, функционирование «на- учно-популярных слухов» о тенденциях рождаемости, размере семьи и численности населения имеет место и среди социальных ученых. Даже у специалистов — социологов и демографов семьи можно встретить расхожие трактовки семейных коллизий, заимствованные из обыден-
23
ных интерпретаций рождаемости и подкрепленные личной практикой малодетной жизни.
Поэтому столь настоятельно стоит задача по включению данной сферы в предмет микросоциологии семьи. Требуется систематическое, а не эпизодическое исследование социально-символического мира се- мейной жизни; необходим феноменологический анализ повседневных значений, используемых членами семьи и проникающих в научные интерпретации современных тенденций брачного, репродуктивного, социализационного поведения; изменений семейного цикла жизни. Феноменологическое изучение семьи только начинается, впереди — масса исследовательской работы по составлению перечня или реестра всех встречающихся в семьях общежитейских трактовок типичных ситуаций проблемного и рутинного характера (относящихся к заклю- чению брака, разводу, смерти, рождению детей, прерыванию и предуп- реждению беременности, усыновлению, адюльтеру и т. д. и т. п.).