Этнометодология

бенных, уникальных качеств. Их значения создают соответствующие контексты. Поэтому они контекстуальны, связаны с контекстом применения. Объективные выражения, маркирующие временное и пространственное определения, описывают общие свойства объектов, т. е. те, которые не зависят от контекста и благодаря которым объект воспринимается как типический. Индексичные выражения используются при описании обыденных и повседневных взаимодействий, в то время как объективные выражения используются в научно-теоретическом мышлении, где формулируются универсальные положения. Любая наука, в том числе социальная, поскольку она претендует на научность, вынуждена объяснить обыденную и повседневную действительность людей посредством объективных выражений. Принимаемые нами в качестве объективных черты реальности объективны потому, что мы выражаем их в объективных категориях, из чего следует, что сами эти объективные черты не обязательно присущи самим объектам и явлениям, а приписываются им в ходе описания. Однако Э. считает, что вместо того, чтобы навязывать индивидам чуждые их деятельности схемы интерпретации, почерпнутые из идеализированного описания научно-теоретической деятельности, социальному теоретику следует обратиться к миру повседневности и исследовать методы рационализации, поскольку и на повседневном уровне социальные действия описываются адекватно самими индивидами посредством индексичных выражений. Э. считает, что рациональность не следует рассматривать в качестве методологического принципа интерпретации деятельности, ибо индексичные выражения обладают собственной рациональностью. А это означает, что процесс объяснения на повседневном уровне синонимичен процессу конструирования социальной реальности. Т. о., вырабатывая рациональные объяснения своих действий, выражая свои переживания в обыденных понятиях и категориях, индивиды типизируют и рационализируют их. А поскольку типизация лишает их

разрозненности и индивидуальности, тем самым она делает социальную жизнь упорядоченной, систематической и понятной. Отсюда следует ряд радикальных выводов в отношении методологии социологического исследования.

Дело в том, что традиционная социология в целях рационального описания социального взаимодействия выражает его в логически взаимосвязанных объективных терминах и понятиях формального социологического объяснения. Более того, это справедливо и в отношении вырабатываемых самими индивидами описаний. Т. е. имеется в виду, что существует формализованная система объективных терминов и понятий, используемая всеми индивидами, ибо именно вербальное выражение придает описываемому явлению его рациональный и систематический характер, а также включает в контекст обыденного объяснения. Поэтому Э. требует, чтобы именно рациональные свойства практической жизни людей считались “антропологически чуждыми”, с тем, чтобы обнаружить ее рациональный и систематический характер, т. е. те свойства реальности, которые принимаются на веру всеми индивидами как само собой разумеющиеся, но никогда не подвергаются анализу. Следовательно социолог должен подвергнуть сомнению контексты значений, в которых устанавливаются объяснения индивидами собственных действий, с тем чтобы вскрыть истинную природу этих контекстов как практических реализации. Гарфинкель называет этот неформулируемый контекст практической реализации “фоновыми ожиданиями”.

С целью обнаружения “фоновых ожиданий” социолог должен занять позицию отстраненного наблюдателя. Социолог отказывается от веры в реальность повседневного мира, чтобы сосредоточить внимание на процессах конституирования этой реальности. С т. зр. Э. основу систематической организации жизни составляет языковая типизация социальных феноменов. Важность языка для Э. становится особенно очевидной в ходе

==1037*

этнопсихология

экспериментов по обнаружению “фоновых ожиданий”. Применяемый ими оригинальный метод, называемый “гарфинкелинг”, состоит в разрушении устойчивых и упорядоченных представлений о реальности. Благодаря этому разрушению естественно разумеющегося хода взаимодействия, выявляются “фоновые ожидания”, лежащие в основе актуального взаимодействия. Данный метод Гарфинкель описывает следующим образом: “Метод состоит в том, что, например, говорящееся рассматривается как “документ” или “нечто, что указывает” или · “представляет”, предполагающих структуру, лежащую в основе. Эта лежащая в основе структура выводится из отдельных подтверждаемых документально высказываний. В то время как последние в свою очередь истолковываются исходя из того, что известно в основе и структуре. И то, и другое используется для построения друг друга”. Суть эксперимента в следующем: социолог отказывается понимать другого (его высказывания, описания или объяснения) в терминах предполагаемого контекстуального знания. К примеру, вас спрашивают: “Как дела?”, а вы отвечаете: “Какие дела?” Ситуация в данном контексте неуправляема, дальнейшая коммуникация — невозможна. Реально воспринимаемый участниками деятельности контекст, лишившись своих общеизвестных оснований, становится бессмысленным. В этой бессмысленной среде поведение человека отмечается замешательством, неуверенностью, что свидетельствует о первостепенной важности “фоновых ожиданий”. С другой стороны, дезорганизованная структура взаимодействия побуждает участников искать способы реорганизации ситуации в рационально объяснимую. Однако проблема заключается в том, что способы или правила реорганизации безответной коммуникации представляются невозможными, поскольку правила устанавливаются лишь благодаря их способности организовать ситуацию изнутри; правила вырабатываются в ходе самой деятельности, которую они организуют как бы задним числом. Они не могут быть изъяты из контекста и объективированы. Следо-

вательно, изучение механизмов рационализации означает исследование способов конструирования правил, организующих и структурирующих поведение взаимодействующих индивидов. А это означает, что индивиды, интерпретируя актуальное взаимодействие с т. зр. “фоновых ожиданий”, формируемых в ходе взаимодействия, конституируют само взаимодействие как объяснительную структуру. Т. о., дальнейший ход взаимодействия оказывается “объективно” обусловленным взаимодействием.

В отличие от феноменологии субъективного переживания, Э. исследует “ситуационные действия” как “публично” интерпретированные лингвистические формы. Однако в этнометодологических исследованиях очевидно стремление к натурализму, выражающемуся в отношении обыденного языка и здравого смысла. В Э. наблюдается Э. является повседневной социальной практикой.

Т. X. Керимов

ЭТНОПСИХОЛОГИЯ — направление в психологии, акцентирующее исследовательское внимание на изучении влияния специфической культуры этнических общностей на формы отражения внешнего мира в индивидуальном, а также общественном сознании и на стереотипические и осознанные поведенческие реакции представителей данного этноса или этнографической группы.

Понятие Э. (Volkerpsyhologie) введено в научный оборот в 1859 г. немецкими психоантропологами Лацарусом и Штейнталем. Первоначальной задачей Э. было: 1) познать психологически сущность народного духа и его действия; 2) открыть законы, по которым совершается внутренняя, духовная и идеальная деятельность народа в жизни, искусстве и науке; 3) открыть основания, причины и поводы возникновения, развития и уничтожения особенностей какого-либо народа. Исходя из этого названные ученые определяют Э. как “науку о народном духе, т. е. учение об элементах и законах духовной жизни народов”. Следующим этапом в становлении научной Э. можно считать работу Вундта “Очерки

==1038*

этнос

психологии”, вышедшую в 1873 г., где заявляется, что “этнопсихология должна быть не чем иным, как продолжением психологии в области феноменов жизни общностей”. Задачу Э. он видел в “генетическом и каузальном исследовании тех фактов, которые предполагают для своего развития духовные взаимоотношения человеческого общества”. Дух народа Вундт трактовал как особое замкнутое образование, объединенное психическим сходством индивидов, принадлежащих одному народу, содержание которого может быть зафиксировано при сравнительном изучении мифологии, культуры, языка и т. д. Данный подход к определению предметной области Э. был подвергнут критике русским философом Г. Г. Шпетом в работе “Введение в этнопсихологию”, вышедшей в свет в 1927 г., где психоантропологический подход к Э. обвиняется в “претензии на сущностное объяснение национального духа”, отсутствии собственного объекта исследования (использовании лингвистического, исторического, этнографического материала без собственной категориальной и методологической базы) и в некорректной экстраполяции метафизических подходов немецкой классической философии на социальную психологию. Сам Шпет считает, что Э. — “есть описательная, типологическая наука, которая через понятие общного типа, объединяет все типы человеческих переживаний, определяемых по языку, верованиям, обычаям, искусству, мировоззрениям и пр. Объект этнопсихологии — народ с его переживаниями, складывающимися из присвоения себе известных исторических и социальных взаимоотношений и в противопоставлении их другим народам”.

Современное предметное наполнение понятие Э. получает в 1961 г., и связано оно с именем X. Вернера, который в своей работе “Компоративная психология ментального развития” интерпретировал эту дисциплину как область исследования характерных для конкретного общества представлений об устремлениях и импульсах, стандартах желательного и нежелательного поведения и т. д.

Российская традиция разработки проблем Э. начинается с работ в этой области В. Ключевского, П. Лаврова, Л. Мечникова, Н. Кареева, И. Бодуэна де Куртенэ, Плеханова, Данилевского, Н. С.Трубецкого и др. евразийцев, рассмотревших Э. через призму воздействия на восприятие и поведение людей геоклиматических факторов, цивилизационных и этических контекстов, языковых форм и исторических коллизий.

Сегодня Э. является самостоятельной научной дисциплиной, развивающейся в тесном контакте с др. гуманитарными науками, исследующими этнические общности (а именно, этносоциологией, этнографией, этнополитологией, историей, культурологией, психолингвистикой и т. д.).

В. М. Андриянов

ЭТНОС — локализованная большая общность людей, консолидированная как форма активной их адаптации к региональным условиям природной среды посредством выработанного уникального способа деятельности — культуры. В существующей дискуссии по проблеме этноса одна из точек зрения, в концентрированном виде представленная в работах Ю. В. Бромлея, определяет Э. как явление по своей природе, т. е. по генезису и сущности, социальное. Социальность его определяется тем, что он есть продукт объективного процесса разделения труда, становления и развития экономических и политических общественных структур. Содержание понятия Э. образуется совокупностью признаков в их интегративности. К ним относятся: наличие определенной группы людей, имеющих общую территорию проживания и деятельности; наличие устойчивого самоназвания, этнонима, который трансформируется в языках других народов; самосознание через антитезу “мы — они”, включающее историческую память, знание о возникновении и исторических этапах жизни своего этноса, национальные чувства и интересы; общая культура, включающая язык, религию и т. д.

Такой принцип определения Э. че-

==1039*

этнос

рез перечисление различных его характеристик методологически не совсем оправдан, т. к. позволяет исключать одни признаки и привносить другие. И если какой-либо из признаков Э., а в отдельных случаях — несколько из них — отсутствует, что в реальности встречается часто, невозможно рассматривать данный социум как этническую общность. В данном подходе не представлено функциональное назначение этнических определителей, например, подчеркивается необходимость обшей территории, но неясно, как же территория “формирует” Э. Наконец, здесь раскрывается вопрос не о самой сущности Э., а лишь об отдельных сторонах существования реальных этнических общностей. Поэтому возникает необходимость поиска единого предельного основания существования Э., обусловливающего представленность человечества через совокупность этнических коллективов, не похожих один на другой. Такой подход к проблеме природы и сущности Э. представлен, в частности, в концепции Л. Н. Гумилева. Э. рассматривается им при этом как результат творческого процесса интенсивного освоения общностью людей уникального природного ландшафта, точнее, зоны их оптимального сочетания. В процессе освоения ландшафта общность формирует новый уникальный “стереотип поведения”. Это понятие, включая в себя особый способ деятельности, отношения к миру, характеризует Э. как носителя определенного культурного типа, если понимать культуру как специфическую “технологию деятельности”. Данный подход предполагает идею константности этнических различий, обусловленную константностью природных условий различных регионов; идею несовпадения этнического и социального “ритмов” человеческой истории (Э. рассматриваются не как форма социально-экономических процессов, а как самостоятельные феномены, функционирование и взаимодействие которых во многом определяют ход истории). Постепенная гибель через упрощение внутренней структуры — судьба всех Э. Для поддержания своей жизне-

способности этническая общность создает социальные, политические структуры, институты, однако этногенез носит глубинный характер, и процессы, например, этнического старения, не зависят от характера социального строя, политической системы и т. д.

Идея поиска объективного основания феномена Э. во взаимодействии человека и природы имеет давнюю историко-философскую традицию. Вопрос о природе Э. рассматривался в рамках т. н. “географического детерминизма”. Такой феномен, как “дух народа” (Монтескье), “темперамент рас” (Л. Вольтман), “национальная идея” (Э. Ренан), определяющий всю хозяйственную, политическую, социальную жизнь народа, зависит от климатических, ландшафтных и прочих природных условий. Так, Л. Вольтман в качестве определяющих форму и способ государственного правления рассматривает два рода факторов: во-первых, природные условия и тип хозяйства; во-вторых — психологические особенности народов. И. Г. Гердер, также анализируя особенности политической жизни народов, приходит к выводу о влиянии природных условий и этнической динамики на особенности государственности. Социология XIX в. в лице, в частности, Ф. Г. Гиддингса ставит в зависимость от условий природной среды уже такие феномены, как социальная структура, способы организации общественной жизни народов. Т. о., общей для представителей данного направления в обществознании является идея о соответствии общественных структур естественному “священному закону развития” (Л. Вольтман) отдельных народов, и именно это соответствие должно выступать высшим критерием деятельности управленческих структур. Позднее эта идея развивалась самыми различными течениями в исторической, социологической, социальнофилософской науке, от русского славянофильства, философии Н. Я. Данилевского, Н. А. Бердяева до современной зарубежной историографии, в частности, работ Ф. Броделя. Здесь можно указать на работы социологов XIX в.: К. Риттера,

==1040*

ЭТНОС

Г. Т. Бокля, Ф. Ратцеля, Н. Кареева, Л. И. Мечникова и др.

Если по своим объективным основаниям Э. рассматривается как явление природное, точнее — “территориальное”, то по способам самоорганизации он — социокультурный феномен. Действительно, связывая решение вопроса о представленности человеческого рода через совокупность этнических коллективов с представленностью земной поверхности через систему территориально-ландшафтных зон, нельзя не поставить следующий вопрос: а что же является критерием устойчивости каждого отдельного Э., при условии, что территориальная целостность для многих народов со временем утрачивается или же Э. оказывается расселенным в пределах нескольких ландшафтных зон? Что выступает внутриэтническим системообразующим фактором, “охраняющим” Э. от проникновения в систему “чуждых” для него элементов? Здесь тоже есть ряд исследовательских подходов. Некоторые авторы рассматривают в качестве такого критерия и фактора этническую эндогамию и наследственность. Однако надо учесть, что на процессы воспроизводства генофонда влияют и историко-культурные традиции, и завоевания, и привычки, и уровень жизни народа. Наследственность воплощается, в частности, в особенностях антропологического типа. Но известно, что антропологическая типология не имеет абсолютного совпадения с этнической структурой общества. Другие авторы видят этнические константы в самосознании народа. Истоки этого подхода — еще в обществознании эпохи Просвещения. Но этническое самосознание выступает и как отражение совместной деятельности данного человеческого коллектива; специфика, уникальность мировосприятия того или иного народа определяется спецификой его деятельности по освоению среды. Одна и та же деятельность различными народами осуществляется по-разному, одни и те же стороны реальности каждый народ воспринимает по-своему. Культура как “совокупность способов человеческой деятельности”,

“технология деятельности” и накопленный на ее основе специфический исторический и социальный опыт, закрепленный в традициях, в этнической памяти, — и есть внебиологический устойчивый механизм, конституирующий уникальную целостность, автономность и относительную устойчивость Э. Он существует как общность людей, имеющая единые хозяйственно-культурные особенности и, в то же время, — общую историческую судьбу; понятие Э. определяет именно меру взаимосвязи единого хозяйственнокультурного типа и общей исторической судьбы.

Э. — это динамическая система, претерпевающая непрерывный внутренний трансформационный процесс, однако, имеющая некоторую устойчивость в своей изменчивости. Культура — это фактор и критерий этнической устойчивости, система внутриэтнических констант. Безусловно, в самой культуре есть внутренняя изменчивость: она меняется от эпохи к эпохе, от одной социальной группы в составе Э. к другой. Но пока она сохраняет свое качественное своеобразие, Э. существует как автономное целое, даже если он утрачивает единую территорию, язык, единство антропологического типа и т. д. Национальная культура, прежде всего через традиции: нравственные, религиозные и пр. — оказывает определяющее влияние и на действие собственно биологических факторов самовоспроизводства Э., таких как этническая эндогамия, выступающая способом сохранения национального генофонда. Качественное своеобразие культуры составляет те наиболее устойчивые образцы деятельности, которые складываются в период становления этнической системы и определяются спецификой “этнической родины” и которые Э. “берет с собой”, “путешествуя в пространстве и во времени”. Они составляют “код” внутриэтнической информации, формируя для Э. его особое отношение к миру, органично увязывая во времени его предшествующие и последующие состояния.

В. А. Алексеева

==1041*