Познание

живалось как состояние утраты ценностей и ориентиров. В своих крайних выражениях эта тенденция проявилась как принципиальное отрицание общезначимых познавательных и культурных норм (см. “Нигилизм”), как радикальная критика метафизики П. и философии вообще (см. “Позитивизм”). В этом пункте следует подчеркнуть, что в плане стратегическом эта тенденция указывала не на ликвидацию ценностно-нормативной структуры П. (и культуры), а на постановку ее в контексте конкретных форм связи и" деятельности людей. Проблема стандартов П., соответственно, “перемещалась” из логики подчинения людей стандартам в процессы выработки и согласования людьми общезначимых схем взаимодействия. Однако сама философия оказалась не в состоянии проводить подобную стратегию, поскольку не обладала достаточными средствами ее обоснования, утратила прежний культурный и общественный авторитет. Усилия, сопряженные с этой стратегией, предпринимались теперь уже не столько в философии, сколько за ее пределами: в рамках социологии науки и истории познания, в социальной психологии и педагогике, в культурологических дисциплинах, изучающих конкретные системы П. и мышления.

Определенные результаты, характеризующие динамику П., были получены в области комплексных исследований, выявляющих и описывающих социальную природу П. Первоначально социальная природа П. очерчивалась упрощенно и приблизительно и обнаруживалась в формах зависимости П. от господствующих политических интересов, экономической и технической пользы, личной выгоды (догматический марксизм, прагматизм). Этот подход вызвал ожесточенную критику, в немалой степени справедливую, со стороны традиционно ориентированных теоретиков П. К середине XX в. наметилась тенденция более детального и тонкого анализа, в котором выявлялись доминирующие структуры взаимодействий, определяющие ориентации познавательной деятельности, рабо

ту конкретных ученых. Философские теории П. были заметно скорректированы данными социологии и истории науки. Однако динамика П. в основном трактовалась по образцам, которые выявлялись в динамике П. научного. Углубленное исследование проблемы получения нового знания и трансформации сложившихся познавательных структур привлекло внимание к личностному аспекту познавательной деятельности (“личностное знание” — М. Полани). Рассмотрение личностных детерминант П. привело к еще одному “повороту”: в фокусе исследовательского внимания оказалось обыденное П. с присущими ему формами, а в анализе научного П. на первый план вышли такие его аспекты, — например, организация и продуктивность межличностного общения (Д. Прайс), — которые ранее оставлялись без внимания. Разумеется, этот “поворот” не ликвидировал границы между обыденным и научным П. Но он позволил увидеть и учесть в анализе П. многие важные факторы его динамики, связанные с бытием людей, их общением, “энергетикой” и мотивацией их деятельности. Было бы сильным упрощением представлять дело так, что на смену обезличенным структурам познавательной деятельности явились субъективная направленность и индивидуализированная спонтанность поведения людей; сложность проблемы как раз состояла и состоит в том, чтобы обнаружить структурность П. в процессах совместной и индивидуальной деятельности людей, в ее не только внешних, но и “внутренних” связях.

Усложнение представлений о процессе П. пошло по пути создания “каскадных” моделей, сочетающих образы постепенного накопления знаний с концепциями резкой смены ценностно-нормативных систем (Т. Кун), рисующих эволюцию П. как смену исторических формаций знания (“эпистем” — М. фу" ко). Весьма важной становится проблема взаимодействия разных формаций, образцов, “парадигм” П. Методологически наиболее трудным является вопрос о дей

==658

 

ПОЛЕМИКА

ствиях, отделяющих обновление стандартов от их разрушения, создание новых от уничтожения старых. Одним из возможных является путь создания “мультипарадигмальных” систем П. (См. “Гносеология”, “Знание и Незнание”, “Наука”, “Методология”.)

В. Е. Кемеров

ПОЛЕМИКА — важнейшее духовное средство раскрытия позиций сторон, противоборствующих в споре по какому-либо вопросу или при обсуждении какой-либо проблемы, способом аргументированного выяснения их истинности или ложности.

Точное, соответствующее канонам логики, определение П. вызывает серьезные затруднения. Выделяя практическую сторону содержания определения — П. понимают как искусство спора, выделяя теоретическую сторону — как теорию аргументации. Обе эти стороны слишком узки для определения, а их механическое суммирование не решает проблемы. Впрочем отсутствие точного определения для областей знаний не является чем-то неожиданным, существует возможность получить неявное определение П., органично совмещающее и теоретическую, и практическую стороны, это — определение через контексты изложения истории развития интереса к П. и формирования современного понимания ее значения.

Методы ведения П., ее общие характеристики начали изучать еще в античности. Древнегреческий философ Протагор одним из первых стал применять П., при которой два собеседника защищают противоположные взгляды, как форму изложения. Сократу принадлежит разработка ряда специальных методов установления истины в процессе П. Известны следующие сократические методы верДения П.: ирония, где собеседника ^уличают в противоречии самому себе, а значит — в незнании; индукция, где от единичных, частных случаев, например, примеров из обыденной жизни, путем сравнения восходят к общим понятиям; Дефиниция, где постепенно осуществляется последовательность определений, от

предварительных к результирующим. Но самым главным, в известной мере объединяющим все сократические методы ведения П., является метод майевтики (акушерское, повивальное искусство), метод “рождения мысли”, где от собеседника требуется дать определение предмета обсуждения, а затем ответить на серию искусно поставленных вопросов уточняющего характера, в результате ответов на которые определение получает существенное уточнение или даже опровержение, что в конечном счете обнаруживает формирование нового знания. Впоследствии различные приемы и методы ведения П. активно изучались и обсуждались в рамках философии, в качестве же основных философских работ по проблематике П. можно назвать трактат “Топика” Аристотеля и следующие работы: “Да и нет” П. Абеляра, “Эристика, или Искусство спорить” А. Шопенгауэра, “Искусство спора: О логике и практике спора” С. И. Поварнина.

Полезно рассмотреть предварительные характеристики П. Прежде всего П. является таким видом диалога (шире — полилога), в котором противоборствующие стороны активно взаимодействуют, обмениваясь мнениями. Но кроме необходимого для диалога общего фундамента, общей основы взаимодействия, П. необходимы различия в позициях противоборствующих сторон, каждая из которых вынуждена не только излагать, но и постоянно уточнять собственную позицию, отвергая мнения своих оппонентов. Полемическая ситуация возникает тогда, когда для одного из участников общения оказываются неубедительными доводы другого, что приводит к столкновению мнений, точек зрения, идей. Такое понимание П. поддерживается этимологией термина; греч. polemikos означает “воинственный”, “враждебный”.

П. в той или иной степени всегда связана с аргументацией и не может существовать вне решения проблем доказательства и опровержения, однако, занимая элитное положение, логические средства обоснования далеко не единственные в П. Организация П. невозмож-

==659

 

ПОЛИТИКА

на без учета комплексного взаимоотношения аргументационных, эмоциональных, нравственных и выразительных компонентов, от эффективности применения которых зависит в конечном счете доказательность и убедительность в П. Междисциплинарный (логика, психология, этика, риторика и др.) характер П. подтверждает и история предмета.

Несмотря на отсутствие обоснованной классификации видов П., часто указывают следующие, противоположные в некотором смысле, пары: диалектическая (направленная на достижение истины) и эристическая (направленная на достижение победы) П., содержательная и формальная (спор ради спора, спор на публику и т. п.) П., основательная и безосновательная П., конструктивная и деструктивная П., стихийная и организованная П., двусторонняя и многосторонняя П., устная и письменная П. и др. Среди форм осуществления П. условно называют: дискуссию (от лат. discussio — исследование, рассмотрение), где доминируют аргументация и четкий регламент; спор, где эмоциональная и нравственная стороны получают свое развитие; свару (перебранку), где эмоциональная сторона берет верх, а содержательность и аргументированность нивелируются.

А. Г. Кислое

ПОЛИТИКА (греч.: πολιτικά —γосударственные, общественные дела) — сфера человеческой деятельности, связанная с отношениями между людьми по поводу установления, функционирования и изменения власти в обществе. П. органично связана с осуществлением власти, и потому определение понятия П. прямо зависит от понимания сущности власти.

Возникновение термина “П.” обычно связывают с названием труда Аристотеля,  обобщившего древнегреческие представления о П. Определяя П. как вид общения, Аристотель замечает, что общение имеет в виду некое благо, а общение, объемлющее все прочие виды общения и называемое государственным, или политическим, имеет в виду высшее благо. Основой государственной власти оказывается иерархия благ, всякое обще

ние людей является политическим, поскольку оно связано с высшим, всеобъемлющим общением, т. е. — с государством. Государство, причастное делу поддержания и сохранения иерархии благ само становится благом. Несмотря на все изменения в понимании высшего блага традиция определения П. как учения о государстве господствовала со времен Аристотеля по крайней мере до XVIII в. причем причиной ее господства выступа^ ло то обстоятельство, что вплоть до того времени государство оставалось единственным источником власти в обществе.

Перераспределение власти, связанное со становлением индустриального общества и завершившееся в XVIII — XIX вв., привело к пересмотру представлений о П. Органическая целостность государства, уподобляемого произведению искусства, отныне воспринимается как высшее благо, и задачей теории П., начиная с учений о государстве и праве И. Канта, И. Г. Фихте и Г. В. Ф. Гегеля, становится определение условий, при которых возможно создание и поддержание органической целостности государства или социальной группы. Одним из следствий такого понимания П. становится ее сближение с искусством (К. Я. Буркхардт, Ф. Ницше и др.), а другим — различение П. и теории государства, П. и учения о власти. Так, например, в 20 — 30-е гг. XX в. К. Шмитт создает теорию политического, в которой понятие П. связано с проведением экзистенционального различения друга и врага. Шмитт полагал, что для создания органически целостной общности людей необходимо противопоставить ей врага, причем, с т. зр. Шмитта, это — единственный способ создания целостного государства (или целостной социальной группы) и, следовательно, предмет П. Теория Шмитта, вкупе с ее политическими предпосылками и последствиями, не раз подвергалась критике, но и по сей день такого рода взгляды широко используются в практической П. в целях создания не столько целостных, сколько однородных групп.

Но важнейшим теоретическим следствием всех учений о способах создания органически целостного объединения

==660

 

ПОЛЬЗА, ПОЛЕЗНОСТЬ

людей стало разграничение П. и науки о государстве. Современные теории власти (М. Фуко, П. Бурдье и др.) фиксируют сложность отношений власти в обществе; власть предстает многосторонним отношением, а источников у власти много. Это изменение представлений о власти приводит к рождению теорий микрополитики (Д. Купер, Ж. Делез, Ф. Гваттари и др.), предполагающих необходимость рассмотрения П. на уровне микрогрупп. Зависимость макрополитики от микрополитики рассматривалась и ранее; идеи, схожие с современной микрополитикой можно обнаружить у некоторых авторов эпохи романтизма, а в XX в. следует упомянуть теории В. Райха, связывавшего неудачу социалистических преобразований в СССР с сохранением авторитарно-патриархальной семьи. Микрополитическая революция, суть которой, по мнению Д. Купера, состоит в создании деиерархизированных микрогрупп, должна готовить почву для глобальных изменений. Современная теория П. представляет собой теорию социального конструирования, целью которого оказывается создание сбалансированного общества.

С. А. Никитин

ПОЛЬЗА, ПОЛЕЗНОСТЬ — одна из основных аксиологических категорий, близкая и частично совпадающая по своим значениям с категориями “целесообразность” и “ценность”, что в повседневности приводит к их неправомерному отождествлению. Аксиологически П. есть эффект ожидания желанного будущего, порождаемый непосредственным и регулярным употреблением (использованием) продукта совместной жизнедеятельности людей и чувственным удовлетворением от его реализации.

Феномен П. складывается спонтанно в условиях первобытности с того времени, когда продуктивность элементарных форм родовой жизнедеятельности людей (культуры) становится очевидной Для индивидов и общезначимой для обЩины. Уже простые каменные орудия, огонь и первые нормы совместной жиз

ни (“табу”) приносят успех в биологическом состязании и потому требуют постоянного воспроизводства или сохранения. Складывающийся интенциональный язык позволял не только регулировать единым способом употребление предметов культуры, но и формировать у индивидов саму предметную потребность. Устойчиво повторяющийся в поколениях характер этих элементарных ситуаций (орудийной, нормативной и знаковой), обеспечивающих и закрепляющих в совокупности жизненный успех, превращает П. из стихийной и наличной формы бытия в представление о ней, в проективный образ, непосредственно соединяющий память о прошлом, переживание настоящего и ожидание будущего. К концу первобытной эпохи П. становится не только единственно универсальной, но и привычной, легко достижимой и поэтому признанной мерой проективного отношения к действительности. Этимологические следы этого отношения можно найти в древнелат. “utor, usus sum” с его обширным набором значений (жить, общаться, нуждаться, обнаруживать, употреблять, наслаждаться), в древнеслав. “льзе” с его современными смысловыми значениями и оппозициями (нельзя и можно, льгота и нужда, легко и трудно).

В условиях цивилизации, когда ожидаемый результат выпадает из-под контроля не только индивида, но и общины, П. утрачивает свой универсальный смысл, роль которого постепенно переходит к ценности. Оставаясь в этих условиях базисной формой проективного отношения к наличному бытию и способом оправдания обыденных ориентации, П. становится сложным феноменом как по своей внутренней структуре, так и в сфере внешних воплощений. Внутреннюю структуру П., как проективной реальности, образует последовательно формирующаяся и становящаяся привычной связь элементарных актов, в роли которых выступают: 1) субъективное ожидание, содержанием которого является бессознательный выбор между непосредственно витальным и социокультурным

==661

 

ПОЛЬЗА, ПОЛЕЗНОСТЬ

способами решения жизненной ситуации (“задержанное вожделение”); 2) нарастающее внимание к знаковой ситуации, фиксирующей предметную потребность как таковую в ее общезначимой форме (“интуитивный выбор”); 3) знаковая инверсия, т. е. умственное преобразование знаковой ситуации в зависимости от уточняющихся желаний и архетипов совместных действий, определяющих, как правило, ожидаемый результат (“эмоциональное априори” по М. Шелеру); 4) побуждение к действию в избранном (социокультурном) направлении и контроль за устойчивостью внимания к нему (“волевая решимость”).

Категориальный смысл П. впервые был осмыслен Платоном в диалогах, посвященных зарождающейся аксиологической проблематике, пониманию ценностей прекрасного (“Гиппий больший”), добродетели (“Протагор”), справедливости (“Горгий”) и др. П. сопоставляется здесь как с ценностями, так и с благом, позволяя различить их друг от друга. П. существует ради блага, являясь его причиной. Напротив, благо существует ради себя самого и поэтому является “знанием первого”. Благо есть всегда благо, даже если оно и не полезно; оно “разнообразно” и “многовидно”, будучи причиной преуспевания сущего, в первую очередь живых существ. Ценность тоже безотносительна, но уже в качестве “как таковой”, и поэтому она “выше” и блага, и полезного, и приятного. П. же всегда соотносительна. Она может выступать в трех ипостасях — пригодного, соотносимого с непригодным; выгодного, соотносимого с невыгодным; собственно полезного и притом каждый раз для вполне определенной цели, например, для здоровья, для запоминания и т. д., а потому соотносимого не только с бесполезным, но еще и вредным. Аристотель переносит преимущественное внимание на этический смысл и структурную связь П. с целью, с состоянием выбора и принятием решения, с рассудительностью и поступком. Представление о соотносительности и крайней изменчивости П., особенно частной, “промышляющей что

то нужное для жизни”, еще более усиливается: “Сейчас что-то полезно, а назавтра уже нет, одному полезно, а другому — нет, в одном виде полезно, в другом ~ нет”. Зафиксированная античными мыслителями органическая связь П. с целесообразностью, отразившая реальные сдвиги в повседневности и порожденная этой жизненной и духовной ситуацией предельная релятивизация П. приводит в ее понимании к двояким последствиям в обычные и критические периоды истории цивилизации. В обычных условиях на первый план выходит относительное тождество П. и целеполагания, в критические (“переходные”) периоды — в их абстрактном тождестве обнаруживаются как абстрактные, так и конкретные различия, восстанавливающие служебный смысл П. для. осознания блага и ценностей. Например, в переходный от античности к средневековью период, благодаря релятивизации П., становится возможным массовое сомнение в целесообразности всей античной культуры, включая множество общинных культов, науку и философию. Но в этих же условиях ранняя патристика начинает осознавать органическую связь идеи утилитаризма с христианской телеологией: как человек создает дом для жилья, а корабль для плавания, так и Бог сотворил мир для животных, а животных для человека (Лактанций).

Обе отмеченные тенденции сохраняются и в новое время. Предельный для повседневности смысл П. сформулировал в 1830 г. английский философ И. Бентам. Идея утилитаризма, основанная на разуме и выдвинутая еще в XVIII в. Хатчесоном и Локком, была поднята им до уровня универсального принципа, соединившего в себе психологический, этический, юридический и социальнополитический смыслы. Такое соединение стало возможным благодаря отождествлению П. с благом. Согласно Бентаму, высшей целью человеческой жизни является наибольшее счастье для наибольшего количества людей. Концептуальное совпадение "П. с благом с необходимостью приводит Бентама к модели буду

==662

 

ПОНИМАНИЕ

щего, основанной на началах равенства, справедливости, благополучия и безопасности. Осуществимость этой модели будущего Бентам связывал с тем, что, по его мнению, каждый человек стремится к удовольствию, успеху и выгоде, а гармония частных интересов достижима на основе взаимной П. Удовольствие, соединенное с успехом, признавалось в итоге высшей ценностью, а все действительные ценности — справедливость, равенство, красота — низводились к П. Именно эти неправомерные отождествления и абсолютизации, с одной стороны, породили отрицательное отношение к учению Бентама многих мыслителей, в т. ч. К. Маркса, но с другой — они же создали поле критического переосмысления утилитаризма и последующих позитивных разработок в этом направлении.

С конца XIX в. феномен П. становится предметом устойчивого исследовательского интереса в этике и экономической теории. В этике на основе критического переосмысления классического утилитаризма складываются его современные разновидности — утилитаризм поступка и утилитаризм правила, негативный утилитаризм и утилитаризм сотрудничества и др. Свою основную задачу все исследователи в этой области видят в создании рационально обоснованной системы нравственной регуляции, которая могла бы непосредственно помогать человеку в его повседневной жизни в условиях, когда моральные отношения быстро меняются. В экономической теории интенсивный интерес к П. вызван тем обстоятельством, что этот феномен непосредственно связан как со стоимостью, так и с субъективной неэкономической стороной человеческой жизнедеятельности. В теории трудовой стоимости К. Маркса признается, что труд всегда связан с полезным эффектом. Именно полезность вещи делает ее потребительной стоимостью. Но субъективная сторона П. не принимается Марксом во внимание: его задачей была выработка объективного подхода к экономическим явлениям и на его основе — анализ отношений между классами. Напротив, в

теории предельной полезности (К. Менгер, Бем-Баверк, Л. Визер) акцент делается не только на том, что П. пронизывает собой экономические явления — стоимость, деньги, частную собственность, но еще и на том, что сложная взаимосвязь между ними, достигаемая в обществе в ходе конкуренции, зависит и от равновесия между субъективными устремлениями. Категория П. является базовой и в экономической теории потребления. При этом особо подчеркивается, что функция П. — вторична по отношению к предпочтению. Не был удовлетворен термином П., как одним из ведущих в экономической теории, В. Парето, который пытался заменить его термином “желаемость вещи”, — более нейтральным, по его мнению. Все это свидетельствует не только об оживлении интереса к феномену П., но и о стремлении специалистов в области этики и экономической теории выйти в более широкую сферу — аксиологических отношений как таковых.

Универсальный смысл существенного оживления интереса к П. в некоторых специальных областях теории и практики (в нормативной этике, экономике, общей теории систем) современной философией еще не осознан. Можно лишь предположить о взаимосвязи этой нарастающей тенденции с кризисом господствующего ныне ценностного измерения действительности. Анализ концептуального отношения между категориями блага, П. и ценности, впервые осмысленный античной философией, вновь становится актуальной задачей философского миропонимания.

В. И. Плотников

ПОНИМАНИЕ — определенный способ бытия, бытия “здесь-теперь”. Феномен П. не относится только к познанию. С П, мы сталкиваемся как в теоретической, так и в повседневной деятельности. Успешность межчеловеческой коммуникации, ориентация в наличной ситуации — все это предполагает в качестве своей основы некоторую понятность, истолкованность. Не познание порождает

ПОНЯТИЕ   ==663

ПОРЯДОК СОЦИАЛЬНЫЙ

 

потребность к П., напротив, потребность в П. ведет к познанию. Особый статус феномена П. связан с критикой классического рационализма с его субъект-объектным противопоставлением, внеположенностью исследователя объекту исследования и, соответственно, — метода объяснения, основным содержанием которого является подведение индивидуального под всеобщее. В отличие от неокантианцев и Дильтея, рассматривающих П. в сугубо методологическом плане, проблема П. ставится герменевтикой в совершенно иной плоскости. Специфика замысла философской герменевтики состоит в том, что она ставит вопрос об онтологическом статусе П. Речь идет об изначальной “герменевтичности” существования, об имманентной ему “понимательности”. Онтологический характер П. предваряет всякую человеческую деятельность в качестве предпонимания. П., будучи способом существования, универсально. Последнее сообщает универсальность и герменевтике. Феномен П. пронизывает все отношения человека к миру Во-первых, с П. связано наше познание мира: познание всегда обусловлено предпониманием, лежащим в основе научной деятельности. Во-вторых, П. предпослано всякой человеческой коммуникации: П. выступает и как метод анализа такой коммуникации, и как условие возможности последней. В-третьих, без углубления в феномен П. невозможна разработка практической философии. Для истолкования феномена П. недостает средств, предлагаемых наукой. Моделью более совершенной может служить опыт искусства. Феномен П. связывается с формированием неклассического идеала рациональности.

Т. X. Керимов

ПОНЯТИЕ — отображение сущности предмета в человеческом мышлении; предмет при этом может трактоваться расширительно: как объект, группа объектов, отношения между ними, как связи свойств, абстрагированных от объектов. П. возникает, функционирует и развивается в деятельности человеческого

 

==664

субъекта, поэтому в П. соприсутствуют предметные, коммуникативные и рефлексивные аспекты деятельности. Это значит, что в П. фиксируется не только способ бытия какого-то предмета, но и его выражение в языке, в формах взаимодействия и самоотчета человеческих индивидов. Развитие П. сопряжено не только с изменением предметов в мышлении, но и с модификациями социальных форм, позиций и установок поведения людей.

Философия традиционно занималась логическими трактовками П., его характеристиками как мыслительной и познавательной формы. В этом плане истолкования П. связаны с процедурами обобщения, абстракции, идеализации, сравнения, определения. Различение П. во многом связано с определением сущности предметов; если такое определение тяготеет к характеристикам особого способа бытия предмета, то оно дает нам конкретное П., если же определение ориентировано на отвлечение и обобщение каких-то свойств объектов, то оно “замыкает” абстрактное понятие. Разумеется, абстрактные и конкретные аспекты бытия П. взаимообусловлены; в “живом” познании и мышлении выработка абстрактных П. о каких-то природных или социальных формах оказывается предпосылкой становления конкретных П. о способах бытия этих форм. Более жесткое разграничение и противопоставление абстрактных и конкретных П. оказывается возможным, когда мышление отделяется от процесса познания (или исследования), когда логика начинает ориентироваться на оперирование П., отвлеченными от их предметного содержания.

Когда в XIX в. формальная логика фактически отделилась от философии, последняя вынуждена была сконцентрировать внимание на процессуальности П., на его связях с реальной историей познания и науки, на социальных и культурных контекстах его бытования. Выяснение различных функций П., выполняемых ими в сферах человеческой деятельности, в общении и самореализа

ции социальных индивидов, сместило фокус философских исследований П. с отношения человека к предмету на отношение человека к человеку (социуму, культуре, истории). Это стимулировало привлечение в философское изучение П. техники исследования П., выработанной науками о языке.

Как семантическая категория П. выражает момент развертывания мысли к тому, что явлено в языке. Слово “понятие” происходит от образного корня “пояти”, т. е. “взята”. В латинском языке ему соответствует conceptus, в основании которого лежит глагол сареге, что значит “хватать, схватить на месте”.

Для семиотики в рассмотрении П. принципиальным является указание на связь понятийности с ее выразительным аспектом. Ф. де Соссюр, например, писал: “Какой бы способ мы ни приняли для рассмотрения того или иного явления речевой деятельности, в ней всегда обнаруживаются две стороны, каждая из которых коррелирует с другой и значима лишь благодаря ей” (Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М., 1977, с. 46). В отношении П. это означает, что оно не существует само по себе, но образует со звуком сложное, выражаясь по-соссюровски, физиолого-мыслительное единство. Иными словами, существует связь между словоупотреблением и образованием П. Принято думать, что П. происходит путем абстрагирования: берется общее, отвлекается единичное. Но ситуация с абстрагированием в действительности выглядит иначе, ибо отвлечь нечто от другого нечто можно лишь тогда, когда уже имеют то, от чего абстрагируют, когда оно уже установлено. Когда произносят общее имя, то сознанию нечто представляется, причем в виде не какого-то конкретного денотата, а как произнесенное слово. Предпониманием того, что такое то или иное П., мы обладаем с детства и еще до рефлексии несем его в языке. Апелляцией к языку (знаковой системе) семиотика пытается преодолеть поверхностную альтернативу, отдающую предпочтение либо понятийному мышлению, либо чувственному переживанию.

В семантике вместо термина П. употребляется термин “концепт”, соответствующий явлению того же порядка, что и значение слова, но рассматриваемый в несколько иной системе связей: значение — в системе языка, П. — в системе логических отношений и форм, исследуемых как в лингвистике, так и в логике.

П. в общем виде определяется одинаково в логике и лингвистике и представлено всегда по крайней мере одним общим именем или его эквивалентом — словосочетанием. В лингвистике поднималась проблема относительно того, связано ли П. с корнем (основой) слова или с полной формой слова как части речи. Была выявлена нежесткость связи П. с его знаковой формой и совершено сближение с логикой. В дальнейшем при этом сближении П. (концепт) стало выводиться из употребления разных слов и конструкций. За основу берутся и предложения, и их номинализация, и существительные конкретного и общего значения с учетом контекстов употребления. Эта процедура называется “концептуальным анализом”, одна из целей которого сделать концепт более определенным.

С. А. Азаренко

ПОРЯДОК СОЦИАЛЬНЫЙ - понятие, выражающее устойчивость и организованность общественной жизни, а также возможность объективирования социального и, следовательно, его концептуализации. П. с. был проблематизирован Гоббсом через вопрос: как возможно общество? Проблема П. с. необходимо связана с проблемой воспроизводства общественной жизни, социальных регулярностей и рекурсивности человеческой деятельности.

В пору зарождения социологии проблема П. с. формулируется в гносеологическом аспекте, поскольку традиционные мифологические, религиозные и метафизические представления об обществе и, соответственно, различные трактовки П. с. (судьба, проявление божественной воли и гипостазированные сверхъестественные силы и механизмы) замещаются анализом гносеологических и логико-ме-

 

==665

ПОРЯДОК СОЦИАЛЬНЫЙ

тодологических проблем становления социологии и в целом социального знания как объективной науки.

Социальная теория складывается под воздействием норм и идеалов естественнонаучного мышления, поскольку именно естественные науки обнаружили достаточную степень объективности. Стремление использовать естественнонаучную парадигму с необходимостью требует трактовки проблемы П. с. с натуралистических позиций. Повторяемость естественного, природного порядка, проявляю щаяся в признании объективных законов природы, служит образцом решения проблемы П. с. в общественной жизни. Т. о., анализ проблемы П. с. переформулируется как проблема “признания всех явлений подчиненными неизменным естественным законам” (Конт), моделируемым по аналогии с физическими законами.

Успехи биологических наук предопределили единство натурализма и функционализма в анализе проблемы П. с. “Социальный реализм” Дюркгейма построен на объективности социального, внешнего и принудительного относительно индивидов. В рамках структурного функционализма проблема П. с. разрабатывается в теории социальных систем Парсонса.

Согласно Парсонсу, любая социальная система имеет наличное физическое основание, в роли которого выступают индивиды, которые в процессе взаимодействия организуются, чтобы образовать коллективы. Последние, в свою очередь, управляются в соответствии со все более высокими порядками обобщенных институализированных норм. Существенное отличие социальных систем, согласно Парсонсу, заключается в том что, важнейшим компонентом их элементного состава является набор безличных связей, норм и ценностей, целенаправленно вводимых в отношения между людьми. Нормы и ценности являются той мерой, которая определяет стандарт поведения людей, составляющих социальную систему: посредством их упорядочивается и организуется, а также оценивается деятельность индивидов и оп

ределяются санкции по отношению к тем, кто допускает отклоняющееся от норм и ценностей поведение. Нормы и ценности вырастают из многократных повторений ситуаций взаимодействия ролей, выполняемых индивидами в рамках социальных систем.

Теории “интерпретативной социологии” (феноменологическая социология симвопический интеракционизм, этнометодология) основное внимание при анализе проблемы П. с. уделяют повторяющемуся характеру повседневных взаимодействий. Однако в этих теориях предпочтение отдается не анализу упорядоченности социальных процессов, а анализу неопределенных ситуаций и новых форм взаимодействия (в символическом интеракционизме), ситуативности и контекстуальности (в этнометодологии). Это предпочтение объяснимо, если учесть т. н. “лингвистический поворот” в исследовании общественной жизни и обусловленный им интерес к феномену языка и языкового взаимопонимания. Именно язык и языковые формы взаимопонимания предопределяют повторяемость социальных взаимодействий. Но, поскольку язык принимается теориями “интерпретативной социологии” как наличная данность и далее непроблематизируемый компонент любого социального взаимодействия, природа воспроизводства социального порядка и регулярностей отодвигается на второй план. Вся аналитическая проблема разворачивается внутри повторяющихся форм поведения, но с исключительным вниманием к нюансам и деталям, инновации и творчеству. В результате анализ П. с. ограничивается выяснением природы воспроизводства через и с помощью лингвистических форм.

Современная социальная теория отвергает принцип однородности и упорядоченности по типу естественной, природной упорядоченности, но в то же время противопоставляет себя и теориям “интерпретативной социологии” по вопросам рекурсивности и регулярности социальных практик. Проблема П. с. предполагает анализ структур производства и воспроизводства социальных регу

==666

 

пост..

лярностей, обусловленных повторяемостью человеческой деятельности. Язык оказывается не надситуативным образованием, предопределяющим и, соответственно, ограничивающим социальное взаимодействие, а выступает необходимым компонентом повторяющихся форм социального взаимодействия. Повторяемость языка обусловлена повторяемостью и воспроизводимостью социальных практик. Социальные регулярности, повторяющиеся формы взаимодействия зависят не от рефлексивной индексальности объяснений, не от символических определений и интерпретаций, а от институционально воспроизводимых контекста и формы взаимодействия, “габитуса” (Бурдье), “модальностей структурации” и “дуальности структуры во взаимодействии” (Гидденс), “нетранзитивных объектов” (Бхаскар). Динамичность общественной жизни обусловлена именно упорядоченностью, повторяемостью социальных взаимодействий.

Т. X. Керимов

ПОСТ... — приставка, с помощью которой образованы названия ряда философских направлений конца XX в. (постмодернизм, постпозитивизм, постструктурализм). В этих названиях определения направлений даются не через указание на их предмет, метод, ценностные ориентации, а через своеобразное отрицание непосредственных предшественников. Особенность этого отрицания — в отличие от диалектического или негативного отрицаний — состоит в том, что оно не преодолевает предшествующую форму, а ограничивает ее значение (и притязания) постановкой в ряд или “круг” других форм. Это — “порядковое”, “комбинаторное” отрицание, сохраняющее сложившуюся предметность философской деятельности, но меняющее (или разрушающее) принятые представления о иерархии установок и методов.

Подобный же способ форм и типов человеческой деятельности мы обнаруживаем и за пределами философии. В конце XX в. широкое хождение в обществе приобретают термины “постиндуст-

риализм”,  “посткапитализм”,  “посткоммунизм”, “постфордизм” и т. п. Это — парадоксальные термины, поскольку они точно не указывают на П., а лишь фиксируют связь П. с определенным содержанием (индустриализм), с ограничением этого содержания, с возможностью взаимодействия этого содержания с другими содержаниями жизни и деятельности людей. Понятия эти определены “с одной стороны”, “с другой стороны”, они открыты для преобразования и конкретной переработки. Судя по всему, ориентиры, содержащиеся в подобных П., указывают на условность общей системы, в которой даются определения (философии, общества, культуры, типа деятельности), а стало быть, и на необходимость доведения общих определений до конкретного представления об особом способе организации характеризуемого

предмета.

В. Е. Кемеров

ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО — социальная форма, вырабатывающаяся и определяющаяся в процессе эволюции и преобразования общества индустриального; соответствует характеру и уровню развития многих стран Западной Европы и Северной Америки в конце XX столетия. В названии П. о. его специфика непосредственно не представлена. Его определения даются по принципу сопоставления его с индустриальным обществом или в противопоставлениях последнему. Например, П. о., в отличие от общества индустриального, более не рассматривает природу как “склад” сырья для экстенсивно развивающейся экономики. Соответственно этому, производство П. о. ориентировано не на объемы, а на качество продукции, на разнообразие рынка, на потребителя. Интенсификация производства фокусирует внимание на качестве деятельности людей,.следовательно, — и на личности работника. Проблема квалификации, образованности, компетентности людей, занятых в производстве, становится условием его продуктивности и экономичности. Стоимость и ценность человече-

==667

 

ПОСТМОДЕРНИЗМ

ПОСТМОДЕРНИЗМ

 

ской деятельности и ее продуктов определяется тем качеством усилий, способностей, информации, что в ней воплощены.

В культуре П. о. большое значение приобретает тема преодоления стандартов: она оказывается важной как в плане непосредственно экономическом, так и в плане стимулирования творческой деятельности людей, развертывания межкультурных контактов, диалоговых форм социальных, политических, технологических взаимодействий между различными социальными группами. Особое значение эта тема имеет в аспекте отношений общества и природы: вырабатывается стратегия взаимодействия с природой, исходящая не из одномерного представления о вечных законах природы, а из представления о совокупности разнообразных и самобытных природных систем. В. Е. Кемеров

ПОСТМОДЕРНИЗМ - явление, характерное в последние десятилетия для Запада, выразившееся в конструктивной критике принципов классического рационализма и традиционных ориентиров метафизического мышления. Хотя наличие многочисленных любопытных концепций П. свидетельствует о действительности ситуации, однако П. не имеет парадигматического определения. П. вовсе не является логическим понятием, определяющим реально существующий объект. Поэтому неправомерна логическая или хронологическая локализация П., хотя такая возможность не исключается. Сам термин указывает на то, что явление во многих своих формах и аспектах продолжает и завершает традиции модернизма. И тогда основные парадигмы П. будут строиться на основании того, что понимается под модернизмом и с какого времени последний берет свой отсчет. Введенный первоначально в 30-е гг. для обозначения течений в искусстве, пришедших на смену модернизму 10 — 20-х гг., термин П. был воскрешен в 60-е гг. американским литературоведом И. Хассаном для описания некоторых новых веяний в американской литературе

(ощутимых, например, в прозе У. Берроуза, Дж. Барта, Т. Пинчона и др., художественной критике Н. О. Брауна, С. Зонтаг, Дж. Кейджа и др.), причем Хассан стремился показать, что П. — всего лишь продолжение модернизма (в первую очередь, сюрреализма), всего лишь новая обработка центральной темы модернизма — темы молчания. Эта концепция была оспорена другими американскими литературоведами, увидевшими в американской литературе 60-х гг. решительный разрыв с модернизмом.

Как Хассан, возводивший модернизм к творчеству А. Д. Ф. де Сада, так и противники Хассана рассматривали модернизм как торжество тех течений в искусстве, которые до начала нашего века оставались маргинальными, что и способствовало распространению литературоведческого спора в смежные области. Классифицируя позиции завязавшегося в 70-е гг. философского спора о П., Ф. Джеймисон исходил уже из того, что это слово обозначает эпоху истории западной цивилизации, идущую на смену т. н. “новому времени”. По мнению Джеймисона, впервые эта эпоха была описана М. Хоркхаймером и Т. Адорно в знаменитой книге “Диалектика Просвещения” (1944) в контексте оппозиции рационального и мифического. Поскольку промышленность классического капитализма представляла собой кульминацию рационализации производства, концепции П. в некоторых ее вариантах сближаются с концепциями постиндустриального общества. С другой стороны, восстановление в своих правах мифического начала западной культуры привлекло к концепции П. пристальное внимание “радикальных теологов”. Однако любая концепция П. не сводима к социально-экономическим или теологическим толкованиям.

Согласно Лиотару, в среде множества “языковых игр” попытка легитимации собственного статуса ведет к возникновению “метадискурсов”. Последние принимают форму “больших нарраций”. Модернизм характеризуется господством двух таких нарраций: нарратив Просве

щения и нарратив Духа. В нарративе Просвещения (представителем этого нарратива Лиотар называет Канта) философ выступает от имени универсальной истины и человечества. Просвещенное государство обеспечивает просвещение и свободу людей через познание истины. Государство легитимируется самими людьми. Т. о., в нарративе Просвещения знание, власть и эмансипация тесно взаимосвязаны. Представителем нарратива Духа Лиотар называет Гегеля. В этом нарративе философия достигает единства через образование, а отдельные науки развиваются как моменты в становлении духа. Нарратором этого нарратива выступает “метасубъект”, который формулирует легитимность дискурсов эмпирических наук и культурных институтов. В противоположность к нарративу Просвещения, нарратив Духа самолегитимируется. По Лиотару, основная характеристика П. заключается в том, что метанарративы утратили свои легитимирующие способности. По крайней мере, можно назвать один общий объект критики П. — Просвещение; однако исследование и критика Просвещения ведется различными авторами с различных т. зр. Все эти т. зр. объединяет ирония, скепсис относительно проекта Просвещения, и относительно составляющих этот проект тем и образов. Следовательно, основная цель П. — смещение, “деконструкция” проекта Просвещения посредством различных риторических стратегий. Имена и дискурсы, традиционные в П., — Ницше, Фуко, Деррида, Делез и Гваттари, Лиотар, Рорти и др., а также психоанализ, постструктурализм, деконструкция, шизоанализ, номадология и др. Основные темы, критикуемые П., — реальность, истина, язык, человек, история, знание, философия.

Западная метафизика основана на понимании бытия как присутствия. Основная цель метафизики заключалась в конструировании философских систем, репрезентирующих реальность. Между субъектом познания и реальностью лежит непреодолимая пропасть. Основными характеристиками реальности явля

ются стабильность, целостность, неизменность. Ключевой момент постмодернистского понимания реальности — признание изменчивости, случайности. Реальность изначально процессуальна. Западная метафизика развивает методы самооснования, унификации, конструирования все более замкнутых систем, редуцируя гетерогенность и процессуальность реальности в метафизические оппозиции. Стандартная метафизическая практика объясняет мир, реальность, используя метафизические бинарные оппозиции, один из терминов которых занимает приоритетную позицию. Второй термин в оппозиции рассматривается как вторичный и производный. Т. е., оппозиция асимметрична. Репрезентация реальности в метафизических оппозициях позволяет философии, притязающей на приоритетные термины, диктовать собственную волю реальности. Реальность, таким образом, является не реальностью бытия, а скорее результатом определенных философских практик. П. отклоняет всякую претензию на соотнесение текстов культуры с реальностью. Каждая реальность является текстовой по своей структуре, поскольку воспринимается, переживается как система различий в смысле постоянных отсылок к чему-то другому. Реальность, представленная как текст, открывает возможность для бесконечных интерпретаций, трансформаций. В центре внимания оказывается изменение, ситуативность, сингурлярность социального явления. Любое явление реальности воспринимается как “продукт времени и случая”. Само понятие репрезентации в данном контексте — контексте имманентности текста реальности — объявляется неуместным, поскольку проблематизируется объективность реальности.

Для Просвещения целью любого познавательного отношения человека к миру является познание истины. Истина объективна и универсальна, не зависит от познающего субъекта. Истинное знание суть лишь репрезентация реальности, структур естественного мира. Истина концептуализируется в терминах пол-

==668

==669

 

ПОСТМОДЕРНИЗМ

ноты, адеквации, трансценденции и самотождественности. П. отрицает объективную данность истины. Любая попытка обнаружить истинную сущность вещей с самого начала обречена на неудачу, поскольку истина — не более чем лингвистический, исторический и социальный конструкт. Более того, не существует и какого-то универсального критерия, который позволил бы нам отличить истину от не-истины. Истина вырабатывается в рамках дискурсивной или социальной практики, которые, в свою очередь, являются интерпретациями предшествующих систем. Любая претензия на всеобщую истину влечет конструирование “метадискурса”, легитимируется особым отношением к истине. Истина — это “женщина”. Как говорит Деррида, женщина “не является какой-то вещью, определимым тождеством фигуры... Вероятно, она, в качестве не-тождества, не-фигуры, подобия, является бездной расстояния, расставлением расстояния, самим расстоянием, если еще можно было бы сказать подобное, что невозможно: самим расстоянием”. В противоположность к традиционному философскому дискурсу, догматическому, “который верит в истину, которая есть женщина, в истину как в женщину”, согласно Деррида, женщина не поддается познавательной категоризации. “Нет никакой истины женщины, — поясняет Деррида, — и это потому, что это бездонное отстранение истины, эта не-истина есть “истина”. Женщина — имя этой не-истины, истины”. В лучшем случае письмо закавычивает “истину” или вписывает истину. И такое вписывание есть женское “действие”.

История мыслится как определенная логическая схема, задним числом прилагаемая к реальности. История мыслится как определенная линейная последовательность прошлого, настоящего и будущего. Все исторические события подчиняются жесткой необходимой связи, определенному логическому порядку. Такое “вульгарное” понимание истории, по мысли Деррида, состоит в утверждении привилегии настоящего времени, в ут-

верждении господства “теперь”. Просвещенческая идея истории является историей для человека, историей человека. Человек является пред-данной целью этой истории. В этом смысле история телеологична. Прогресс истории заключается в самосовершенствовании человека. Культивируемая в этом проекте концепция истории (человека) так или иначе ведет к апологии единства, тотальности, закрытости, тождества. Все другие характеристики истории, выпадающие из ло.гики необходимой связности, оказываются исключенными. В результате — апология тотального контроля, ориентация на абсолютную и всеобщую необходимость, исключающую различие и гетерогенность. Согласно П., история представляет собой хаос совершенно случайных событий, не обладающих внутренней связностью, не подчиняющихся какой-то необходимости или логической последовательности. История не имеет никакой пред-данной цели, следовательно, исключает завершенность, закрытость. История — это открытое пространство бесконечных трансформаций, интерпретаций. Любое явление единства, порядка, необходимости, систематичности, непротиворечивости необходимо предполагает акт насилия для репрессии плюральности, беспорядка, изменчивости. Сама логическая практика, устанавливающая теоретическую возможность телелогической, единой и тотальной истории в то же время исключает такую возможность. П. говорит о совершенно другой разновидности истории, другом типе истории, исторического размышления.

Ключевым моментом идеала Просвещения является признание нормативности человека. Просвещение культивирует человека. При этом человек принимается как некая данность, далее не вопрошаемая. Согласно П., человек “децентрирован”. Необходимо разрушить представление о человеке как об автономном, самосознающем, обладающем “я” индивиде. Более того, теоретическим началом исследования должен выступать именно этот индиви(д)-дуализированный

==670

 

ПОСТМОДЕРНИЗМ

человек. Интеллектуальная традиция полезному концептуализирует это начало. Хайдеггеровский тезис деструкции субъекта выражен в “Преодолении метафизики” и в “Письме о гуманизме”, здесь говорится о метафизичности любого рода антропологии; структуралистский тезис “децентрации” субъекта предстален М. -Фуко в “Словах и Вещах”: человек — это изобретение недавнее и конец его, быть может, недалек; постструктуралистский тезис деконструкции субъекта — это деконструкции антропологического, лингвистического, гносеологического фундаментализма. Любая попытка человека установить порядок подрывается языком, желанием, бессознательным. На место человека как субъекта приходят “машины желания” (Делез и Гваттари), “другой” (Батай, Бланшо, Левинас, Лакан, Деррида), бессознательные, ненамеренные результаты насилия, требуемого для установления т. н. человеческого порядка. Как чисто социальное, а не трансцендентальное образование человек лишен привилегированного положения. Согласно Фуко, человек является спекулятивным элементом господствующей в современных западных обществах формы власти — биовласти. Последняя функционирует посредством исповедальных и дисциплинарных практик. И т. н. гуманитарные науки также возникают в результате практики биовласти. Именно посредством этих практик человек “очеловечивается”. Именно посредством этих практик утверждается идея индивидуальной “самости”, требующей познания и самопознания.

Просвещение теснейшим образом взаимосвязывает между собой знание, легитимность и власть. Гарантом истинного знания выступает абсолютный разум. Т. о., знание в идеале Просвещения выполняет двойственную функцию: с одной стороны, знание является нейтральным, поскольку апеллирует к инстанции абсолютного и универсального разума — в этом смысле знание соблюдает нейтралитет; с другой стороны, знание является социально полезным, поскольку на службе легитимной власти гарантирует и

свободу, и прогресс. Идея социально полезного и в то же время нейтрального знания влечет учреждение соответствующих институтов и профессий, задача ко-  торых заключается в просвещении, образовании и, следовательно, эмансипации людей. Т. о., как говорит Лиотар, в нарративе Просвещения наблюдается взаимозависимость знания, власти и эмансипации. П. концептуализирует знание как исторически и социально обусловленное. Производство знания необходимым образом связано с прагматикой социального действия. Знание производится только в контексте “дискурсивных формаций”. Последние, согласно Фуко, представляют собой систему возможностей знания. “Дискурсивные формации” позволяют идентифицировать определенные высказывания на истинность или ложность с т. зр. существующих правил и норм. Причем именно дискурсивные правила определяют характер и функции субъектов и объектов познания. Основание “дискурсивных формаций” заложено в инстанции власти. Т о, “воля к знанию” необходимо связана с “волей к власти”, хотя современное социальное устройство позволяет “замаскировать” определенные механизмы собственного функционирования власти. Фуко отказывается рассматривать власть в терминах репрессивной гипотезы. Власть не репрессирует, а производит власть через познание т. н. истин “человеческой природы”, с одной стороны, производит самих субъектов, а с другой стороны, властвует: сами же субъекты выступают объектами приложения власти.

Просвещение придерживается репрезентативной теории языка, согласно которой реальность посредством языковых обозначений репрезентируется сознанию. Язык выступает передаточным механизмом, средством выражения. В этом процессе язык сохраняет прозрачность и нейтральность, универсальность и объективность. Последние гарантируются означаемой, идеальной или смысловой стороной языка. Именно означаемое позволяет языку воспроизводить реальность объективно и неискаженно.

 

==671

ПОСТМОДЕРНИЗМ

ПОСТМОДЕРНИЗМ

 

Материальная сторона языка — означающее — как вторичная, производная исключается из этого процесса. Язык в этом смысле обеспечивает традиционализацию и историзацию смысла. Апология означаемого ведет к единству, тотальности, тождеству. П. отвергает представление о языке как о нейтральном посреднике между реальностью и мышлением. Язык является образованием, имманентным реальности. Реальность не выражается в языке или через язык, конституируется лингвистически. П. предпочитает не язык, а текст, письмо. Речь идет о “текстуализации” реальности. “Текстуализация” реальности подрывает миф о присутствии. Текст ничего не означает, поскольку производится гетерогенными знаками, всегда совмещающими все временные модусы. Сцена письма — это не сцена присутствия, сознания (самосознания), интенциональности или даже интерсубъективности. Сцена письма — это также пространство нередуцируемого множества бесконечных повторений-замещений-дополнений означающих, единственным правилом для которых будет утверждение бессмысленной игры. Только внутри пространства письма возможна встреча с непредставимой реальностью, с воображаемым в смысле Бланшо. С т. зр. “текстуализации” реальности, традиционные категории философии, типа “реальность”, “репрезентация”, “истина” и т. д. оказываются неуместными. Более того, речь идет о смещении самой философии.

Проект Просвещения особое место выделяет философии как гаранта объективных универсальных оснований познания и истины. Философия легитимирует сама себя, а также легитимирует дискурсы эмпирических наук. Отношение между философией и остальными науками строится по вертикали. Философия находится на вершине и осуществляет контроль, надзор над всеми науками. Философия представляется деятельностью по репрезентации бытия. Бытие недоступно никому, только философы способны на познание бытия, на построение адекватной логической системы. Философия,

ориентированная на самообоснование и самооправдание, всегда нейтрализовала “другого” в любом смысле слова. Ее онтология — это тавтология и эгология. С этой т. зр. западная философия суть философия насилия и власти. Единство, однородность субъекта, разума, реальности достигаются насилием и властью. Но репрессированное, как говорит Фрейд, имеет склонность всегда возвращаться. Симптоматичным в этом смысле является существование множества разнообразных, очень часто противоречащих друг другу течений, направлений: изнутри философии подрывается ее единство и однородность. С другой стороны, меняется отношение между философией и другими науками. Речь идет о замене вертикальной структуры на горизонтальную, когда философия не надзирает, а находится в тесном взаимоотношении с науками, искусством, литературой. С т. зр. “текстуализации” реальности, стирается граница между различными жанрами. Философия находится не над миром, а в мире и представляет собой нерепрезентативную деятельность человека. Отсутствует какая-либо дистанция между философским и любым другим дискурсом. Определить, какой из этих дискурсов является более истинным, не представляется возможным, поскольку потребовалась бы трансцендентальная позиция. В лучшем случае, философ предлагает бесконечное множество смыслов и значений, которые в принципе нельзя укладывать в замкнутую, закрытую систему. Преодоление метафизики присутствия/репрезентации влечет за собой отказ от представления о философии как особой сфере применения человеческого разума, где он имел дело с предельными основаниями познания, равно как и от самой идеи “теории познания”. И, соответственно, истина в той мере, в какой она достижима для человека, есть всего лишь одно из множества измерений дискурсивной практики.

Деконструкция философии как особого типа нерепрезентативной деятельности человека ведет к поиску новых форм дискурса и новых форм организа

==672

ции текста, которые противостояли бы тотальному построению самой книги — “книги как крута”, когда произведение выступает в виде некоторого замкнутого, закрытого, завершенного мира. Деррида говорит о “двойной науке”, “двойном письме”, “двойном сеансе” — где на одной и той же странице в два ряда в две колонки располагаются тексты Платона и тексты Малларме, тексты Гегеля и тексты Жане. Как поясняет Деррида, книга не является единым тотальным произведением, а представляет собой произведение с нарушенной линейной структурой, в котором подорваны традиционные, классические формы выражения. В текстах инкорпорированы множественность голосов, полифония, “dissemination” смыслов.

Делез и Гваттари представляют другой образ постмодернистского пространства, мышления, текста — ризому. Ризома — это корневище, трава, не имеющая центра, расползающая во все стороны. Ризома противопоставляется корню, древовидному мышлению, представляющим классическое пространство, мышление, текст. Классическое произведение подчиняется линейному структурированию — предисловие, суесловие, послесловие; имеет явный и скрытый смысл, центр и периферию. Ризома — это философия плоскости, где нет центра, глубины. Децентрированное ризоматическое пространство “можно эксплуатировать, только путешествуя по нему Его нельзя наблюдать со стороны, как эвклидово пространство; скорее оно напоминает звуковую или цветовую гамму” (Делез и Гваттари).

П. проявляет особую чувствительность к подавляемым конфликтам или напряжениям в метафизических текстах, подозревает все “естественные” категории, бинарные оппозиции и репрезентативные требования. В результате своеобразной игры с классическими произведениями разрушается кажущееся единство и самотождественность произведения, наружу всплывают гетерогенность и хаос, множественность голосов, каждый из которых звучит из своей особой точки про

странства. Эта стратегия игры, прививки, фрагментации и дифференциации преследует достаточно очевидную цель: подорвать власть “легитимирующих” определенные социальные институты, определенный способ устройства властных отношений дискурсов. В действительности, властные структуры и “гуманитарные науки” образуют тесно взаимосвязанный комплекс “власть — познание”. Они друг друга воспроизводят, обосновывают, оправдывают. Проблематизируя и подрывая эти тотализирующие дискурсы, П. открывает “пространство” гетерогенности, изменчивости, неравновесности. В результате устойчивые “дискурсы легитимации” приходят в движение. Ирония заключается в том, что требование Просвещения на обоснование всей легитимной власти в универсальном, нейтральном разуме влечет к унификации и гомогенизации общества. А властные отношения в гомогенном и унифицированном обществе имеют склонность воплощаться в анонимных и часто непризнанных инстанциях вместе с соответствующими очагами сопротивления. Тотальный и единый социальный порядок необходимо покоится на подчинении фрагментарных локальных инстанций познания, которые и являются условиями возможности “тотализирующих” дискурсов власти. Известный теоретик П. И. Хассан предлагает следующую классификацию его характерных признаков. 1) Неопределенность, включающая в себя все виды неясностей, двусмысленностей, разрывов повествования, перестановок. В теории литературы это проявилось в диалогическом воображении Бахтина, “ошибках” Блума, аллегорическом чтении П. де Мана. 2) Фрагментарность. Художник-постмодернист занимается деконструкцией, предпочитает коллаж, монтаж, используя готовый или расчлененный литературный текст. Этим объясняется и его обращение к парадоксу, ложным умозаключениям. 3) Деканонизация, относящаяся ко всем канонам и всем официальным условностям. В настоящее время наблюдается делегитимация основных законов общества, деканонизация куль-

==673