2. Понятие вещного права в российской цивилистике

Понятие вещного права в русской дореволюционной цивилистике было весьма сходно с известными определениями в германском праве. Оно не вызывало серьезной полемики в цивилистической доктрине. Из формулируемых дореволюционными учеными дефиниций вещного права (В.И. Синайский, Г.Ф. Шершеневич, Е.В. Васьковский, Ю.С. Гамбаров, К.П. Победоносцев, Д.И. Мейер, И.А. Покровский) видно, что они основываются на двух главных положениях: наличии непосредственной власти над вещью и противопоставлении этой власти всем третьим лицам путем признания ее абсолютного действия и, соответственно, защите против всякого нарушителя. В частности, Е.В. Васьковский допускал двойную конструкцию вещного права, согласно которой его можно определить как "меру власти над вещью по отношению ко всем согражданам или как меру власти над согражданами относительно вещи". Более того, отмечая в качестве основных признаков непосредственное господство и абсолютный характер, он полагал, что абсолютность вещного права представляет собой естественное следствие его вещности, т.е. непосредственной связи с вещью*(78). Сходную позицию занял и К.П. Победоносцев, отождествляющий вещные права с вотчинными, характеристика которых, по его мнению, заключалась в таких признаках, как исключительность (преимущество, предпочтение) права на вещь, непосредственное господство лица над вещью, защита нарушенного права при помощи специальных вотчинных исков*(79). Аналогичные по сути характеристики вещного права давал и Г.Ф. Шершеневич, указывая, что абсолютному праву соответствует обязанность всех сограждан воздерживаться от действий, не согласованных с ним. Обязанности пассивных субъектов носят отрицательный характер, тогда как в обязательствах они имеют положительный характер. Указанными признаками, как правило, вещные права противопоставлялись правам относительным*(80). Д.И. Мейер акцентировал внимание на связи этих признаков с объектом права, утверждая, что объектом вещного права является чужая вещь, а объектом обязательственного - чужое действие*(81). Свойство абсолютности в соединении с непосредственным господством лица над вещью в качестве основополагающих черт вещного права видел и Ю.С. Гамбаров*(82). Он писал: "При всем, однако, обилии сопредельных между вещным и обязательственными правами явлений, вытекающих из условий современной жизни, абсолютное свойство иска и активное положение управомоченного лица остаются, тем не менее, за большинством вещных прав и в большинстве случаев их действия"*(83). Наиболее полная характеристика, подходящая для подведения черты под всем изложенным, у И.А. Покровского, который утверждал, что вещное право адресовано ко всем и будет в случае нарушения защищаться против всех. Он писал: "В чьи бы руки моя вещь ни попала, я могу ее потребовать к себе на том только основании, что эта вещь - моя, что она предоставлена мне правовопорядком. Противоположность вещному праву, как праву абсолютному представляет обязательственное право как право относительное. Обязательственное требование адресуется только к одному лицу - должнику, и потому является не jus in rem, а jus in personam; только это лицо может нарушить право кредитора (не заплатив долга и т.п.) и потому только против этого определенного лица может понадобиться защита (actio in personam)"*(84).

Представленные тезисы о вещном праве видных русских цивилистов дополнялись достоверным указанием в качестве его юридических особенностей на его особый объект в виде телесной, индивидуально-определенной вещи, особые способы возникновения, наличие свойства старшинства и свойства следования*(85).

В современной гражданско-правовой науке существует сходная с дореволюционной цивилистикой тенденция к пониманию вещного права. Как правило, под вещным правом ученые определяют предусмотренное гражданским законодательством право, закрепляющее непосредственную связь управомоченного лица с вещью (с материальным объектом внешнего мира), пользующееся абсолютной защитой и содержащее возможность воздействия на вещь посредством установленных в законе правомочий*(86). Большинство отечественных исследователей считают основополагающими следующие признаки вещных прав: абсолютный характер; особый объект (телесная вещь); непосредственное отношение лица к вещи без участия иных лиц; защита при помощи особых, вещно-правовых исков. Способы и основания возникновения вещных прав, их виды и содержание определяются законом; при столкновении вещного права с обязательственным последнее уступает место первому; следование за вещью.

В сегодняшней российской цивилистике достаточно полно представлены и особенности ограниченных вещных прав, к каковым относят: их ограниченное содержание по сравнению с правом собственности (как правило, отсутствие правомочия распоряжения); наличие особого объекта - недвижимого имущества (за исключением залога); производность от права собственности; свойство "сжатия" права собственности - при их прекращении последнее восстанавливается в прежнем объеме (так называемый принцип эластичности права собственности).

Однако нельзя не отметить высказанные на страницах юридической литературы многочисленные сомнения относительно признаков вещного права, критериев разграничения вещных и обязательственных прав и как следствие - аргументации новых оснований для их разделения. Основанием для такого вывода послужило то обстоятельство, что признаки, которыми обладают вещные права, свойственны и некоторым обязательствам*(87). В частности, в литературе отмечается, что свойство следования и вещно-правовой защиты присущи аренде, доверительному управлению, безвозмездному пользованию (ссуде), в связи с чем они не могут быть взяты при обосновании самостоятельности вещного права. На наш взгляд, представители подобных суждений не учитывают того, что как в зарубежной, так и в русской дореволюционной доктрине в качестве свойств (признаков) вещных прав, отличающих их от обязательственных, выступали и выступают только абсолютный характер и непосредственное господство лица над вещью (а не отдельно взятые свойства следования или вещно-правовой защиты).

Введение вещно-правовой защиты для всякого титульного владельца берет начало еще из советского права, когда законодатель в силу особых социально-экономических условий, преследуя главным образом цели защиты государственной собственности, для ряда обязательственных прав установил особое правовое регулирование, пересекающееся с режимом вещных прав.

Возможность предъявления виндикационного и негаторного исков лицом, владеющим имуществом в силу закона или договора, была предусмотрена ГК РСФСР 1964 г. (ст. 153, 157) (заметим, что это было сделано в период, когда вещные права не регламентировались законодательством!). В тот момент вещно-правовая защита была введена для защиты государственной собственности (имущественный наем строений, находящихся в частной собственности, не разрешался). Впоследствии вещно-правовая защита была предоставлена законному владельцу Законом РСФСР от 24 декабря 1990 г. "О собственности в РСФСР" (п. 5 ст. 30), а также ст. 305 действующего ГК РФ.

Сказанное позволяет утверждать, что признак вещно-правовой защиты ряда обязательств был введен в советское время, вне какой-либо связи с категорией вещного права. Более того, следует отметить и то важнейшее обстоятельство, что Концепцией развития гражданского законодательства РФ предусмотрен запрет на вещно-правовую защиту иных кроме права собственности и ограниченных вещных прав (п. 2.7 разд. IV). Думается, что подобное решение проблемы вполне справедливо, ибо с введением весьма широкого "набора" ограниченных вещных прав, рассчитанных на удовлетворение различных практических нужд, а также с разрешением для владельцев обязательственных прав владельческой защиты отпала необходимость предоставления субъектам обязательственных прав вещно-правовой защиты. Поэтому и предложения современных правоведов по введению в систему вещных прав аренды, найма, ссуды и др. в контексте сказанного представляются бессмысленными.

Сходная аргументация может быть взята и для утверждения того, что свойство следования также нельзя брать в качестве самостоятельного критерия разграничения вещных и обязательственных прав. Оно не рассматривалось в качестве критерия деления прав ни в римском, ни в пандектном праве, ни в русской дореволюционной цивилистике. Свойство следования вещного права является элементом абсолютного характера вещного права, так как согласно классическому определению "абсолютности" вещное право защищается против любого лица независимо от смены собственника. Свойство следования за вещью влияет на содержание другой характеристики вещного права - принципа специальности (определенности), согласно которому вещное право устанавливается на индивидуально-определенную вещь, прекращается вместе с ее гибелью и всюду следует за вещью, независимо от смены собственника. Данное свойство получило закрепление во многих законодательствах, но при этом вне основополагающего признака вещного права - абсолютного характера, самостоятельно оно вовсе не претендует на критерий разграничения вещных и обязательственных прав.

Таким образом, свойства следования и вещно-правовой защиты, присущие вещным правам, являются лишь элементами сущностного признака абсолютного характера вещного права. Но, безусловно, они характеризуют вещные права и влекут создание для них особого правового режима. Поэтому следует разграничивать, во-первых, критерии, по которым происходит деление вещных и обязательственных прав, и во-вторых, признаки вещных прав, влекущие создание для них особого правового режима, отличного от режима обязательственных прав. К первым следует относить абсолютный характер и непосредственное господство над вещью, они выражают сущность вещных прав. Ко второй же категории относятся свойства следования за вещью, "специальности (определенности)" относительно объекта вещного права, старшинство вещного требования, публичности, определения видов вещных прав и их содержания законом.

Что касается основных признаков вещного права, выражающих его сущность, - абсолютного характера и непосредственного господства, то следует отметить, что они, как правило, современными правоведами не оспариваются. В отечественной юридической литературе абсолютный характер вещного права раскрывается через такую конструкцию, при которой управомоченному лицу противостоит неограниченное число пассивно обязанных субъектов*(88).

Признак непосредственного отношения лица к вещи также не вызывает серьезного оппонирования в современной науке, так как право собственности юридически оформляет отношение лица к вещи, дает ему возможность использовать данную вещь в своих интересах без участия иных лиц и независимо от совершения ими каких-либо действий. В обязательственных отношениях управомоченное лицо может удовлетворить свой интерес лишь с помощью определенных действий обязанного лица: передачи имущества, производства работ, оказания услуг и т.п.

Некоторые расхождения в четко логически выстроенной конструкции вещных и обязательственных прав вызывает наличие относительных отношений между управомоченным лицом и собственником при осуществлении ограниченных вещных прав (например, застройки, сервитута, узуфрукта и др.)*(89).

Нельзя не отметить, что на данную проблему давно обратили внимание и в зарубежной доктрине, прежде всего в германской, причем германские ученые ее же и разрешили, не отвергая при этом существования дихотомии прав на вещные и обязательственные. Германская юриспруденция исходит из того, что вещное право сервитута и застройки действует в отношении неопределенного круга лиц, тогда как отношения между сервитутарием и застройщиком, с одной стороны, и собственником - с другой, обладающие относительной природой, имеют значение лишь на стадии установления вещного права. Далее же исходя из принципов Typengebundenheit и Typenfixierung, согласно которым содержание и виды вещных прав определяются законом, делается вывод о том, что содержание вещного правоотношения не регулируется обязательственным договором. Это четко выражено в германском праве, в известном у них принципе абстракции, в силу которого действительность вещного права не зависит от основания его установления.

Например, по германскому праву для возникновения наследственного права застройки необходимо наличие нотариально удостоверенного обязательственного договора (закрепляющего условия о возведении и использовании строения, его страхования и восстановления в ситуации наступления страхового случая, несения публично-правовых и частноправовых повинностей, о праве требования застройщика при наступлении определенных предпосылок, об обязанностях внесения платы, о праве на возобновление договора и др.) и нотариально удостоверенного соглашения сторон о передаче вещи, содержание которого подлежит регистрации в поземельной книге (§ 313 BGB и § 2 ErbbauVO)*(90). Таким образом, права и обязанности застройщика и собственника, оговоренные в соглашении после их регистрации в Поземельной книге, приобретают обязательный характер, но в дальнейшем они будут рассматриваться не как содержание обязательства между застройщиком и собственником, а как содержание вещного права, занесенное в Поземельную книгу*(91). Аналогичные правила закреплены относительно узуфрукта, сервитута, залога и иных ограниченных вещных прав. Данной конструкцией германская цивилистика разрешила проблему "обязательственных элементов" в вещных правах.

Анализируя данный вопрос применительно к отечественной цивилистике, следует учитывать, что, во-первых, российское право и доктрина не знают принципа абстракции и разделения, а во-вторых, отечественное право на сегодняшний день имеет достаточно смутные представления о классических ограниченных вещных правах вообще. Нашему правопорядку не известны многие из классических вещных прав как право застройки, узуфрукт или залог как вещное право. Вместе с тем, возлагая надежды на Концепцию развития гражданского законодательства и на предусмотренный в ней перечень, безусловно, следует разрешить коллизию вещно-обязательственных элементов.

Думается, что основания для ее разрешения имеются, причем с использованием российского правового инструментария регулирования вещных отношений, а соответственно, без отхода от свойственных отечественному праву традиций*(92).

Прежде всего следует упомянуть о том, что признание отечественным правом принципа закрепления законом содержания и видов вещных прав (Typengebundenheit и Typenfixierung) неизбежно приведет к тому положению, что содержание любого вещного права должно быть четко закреплено в законе. Права и обязанности, которые согласно закону определяются по усмотрению сторон, должны будут быть закреплены в договоре между управомоченным лицом и собственником вещи. При этом, на наш взгляд (учитывая положительный опыт германского права) при регистрации содержание обязательственного договора следует фиксировать в реестре прав на недвижимость. В случае разрешения спора стороны должны руководствоваться сведениями из реестра. Соглашение сторон приобретет значение основания возникновения вещного права, а содержание ограниченного вещного права будет вытекать из государственного реестра прав на недвижимость.

Существует ряд предпосылок для подобного изменения законодательства. В частности, ст. 12 Федерального закона от 21 июля 1997 г. N 122-ФЗ "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним"*(93) устанавливает, что единый государственный реестр прав содержит информацию о существующих и прекращенных правах на объекты недвижимого имущества, данные об указанных объектах и сведения о правообладателях. Для введения правила о внесении содержания договора в единый реестр прав необходимо дополнить п. 2 ст. 12 Закона словами "а также информацию о содержании договора, на основании которого право возникло".

С учетом вышеизложенного анализа соотношения зарубежных и отечественных подходов, можно утверждать, что результаты изысканий ряда современных исследователей в области критериев разграничения вещных и обязательственных прав без учета зарубежной доктрины и законодательства не представляются объективными. В современной доктрине критерии разграничения вещных и обязательственных прав сформулированы, например, так: "вещные права возникают из юридических фактов-состояний (существования субъекта прав или присвоенности объекта прав), а обязательственные - из событий и действий"*(94) или в виде определения существенного признака вещного права, отграничивающего его от обязательственного: "осуществление субъектом правомочий владения, пользования и распоряжения в своем интересе"*(95). С точки зрения классической доктрины эти формулировки не выдерживают критики. Довольно часто предлагаемые авторами подобных утверждений критерии таковыми не являются, но существуют давно аргументированные другие, которые до сих пор серьезно никем не отвергнуты, и они вполне соответствуют анализируемой дихотомии как с теоретических подходов, так и из практических потребностей. К таковым уже не одно столетие, начиная с римского права и пандектного учения, относят абсолютный характер и непосредственное господство над вещью.

Такие же элементы правовой специфики вещного права, как свойство следования, старшинство вещного требования, публичность, определение видов и содержания законом, рассматриваются в зарубежной доктрине и праве стран континентальной Европы как принципы вещного права (Grundsatz)*(96). Они влекут для вещных прав особый правовой режим, обеспечивающий реализацию возможности управомоченного лица иметь непосредственное господство над вещью, и его охраны против третьих лиц. Заметим, что в дореволюционной отечественной доктрине на принципы вещного права также обратили внимание в начале XX в.*(97)