96 4 Цыпленок для супа 97

Крохотная поляна была самым темным местом во всем лесу: туда почти не попадало солнца. Так что нахо- диться на этой поляне было жутковато...

— Ой как тут жутковато! — повел маленькими плечиками Маленький Муравей. Конечно, смешно говорить про муравья «маленький»: и так понятно, что муравьи большими не быва- ют. Но это был уж совсем микроскопический муравей... — Ой, как тут жутковато!..

И в самом деле: жутковатее некуда. Какие-то длинные синие травы, крючковатые ветви — ужас, одним словом.

Маленький Муравей опять поежился и вдруг, посколь- ку глаза его уже привыкли к темноте, обнаружил поблизо- сти от себя белое пятнышко,— хотел испугаться, но не стал, а пригляделся. И разглядел Ландыш — совсем тще- душный один Ландыш.

• Очень просто: надо быть всего-навсего уверенным,' что я не оставлю Вас в беде и готов прийти Вам на помощь, чтобы Вы не вымирали один во всем мире.

• А как Вы придете мне на помощь? — обрадовался Ландыш.

• Я сейчас перво-наперво Вас сорву. Потом понесу на своей спине: мы, муравьи, умеем носить тяжести... А дальше — я принесу Вас домой и поставлю в большую вазу с ^одой, чтобы Вы эту воду пили. Если Вы выпьете всю воду, я еще налью — и постоянно буду наполнять ва- зу новой водой. Тогда Вы точно не вымрете, а будете живы и даже здоровы.

• Долго? — спросил Ландыш.

• Вечно! — ответил Маленький Муравей.

• Здорово! — восхитился Ландыш.— Рвите меня ско- рей, несите на своей спине и ставьте в большую вазу: пусть я буду жив и даже здоров вечно!

И Маленький Муравей принялся рвать Ландыш изо всех сил. А сил у Маленького Муравья было так мало, что Ландыш даже ничего не почувствовал.

• Почему Вы еще не рвете меня? — поинтересовался Ландыш через некоторое время.

• Да я рву,— кряхтел Маленький Муравей,— только Вы огромный, как... как Стрекоза, даже еще огромней! Мне одному Вас не сорвать. Ждите меня здесь! — И он со всех ножек пополз вон с поляны, а через несколько часов вернулся, таща за собой целый поезд муравьев.

• Это чтобы меня рвать? — обрадовался Ландыш.

• Чтобы рвать,— кивнул Маленький Муравей и об- ратился к остальным муравьям: — Будем рвать?

• Надо подождать Старшего,— ответили ему.— Он еще не дополз: ему трудно ползти стремительно.

• Это кого же вы тут собираетесь рвать? — спросил Старший Муравей, когда дополз наконец до цели.

• Ландыш,— отозвался Маленький Муравей.— Мы принесем его домой и поставим в вазу с водой.

• Ни в коем случае! — всполошился Старший Мура- вей.— Ни за что!

ДВЕ ДОЖДЕВЫЕ КАПЛИ НА ОДНОМ ЛИСТЕ ЛОПУХА

В этот день дождь собирался пойти, да не шел — толь- ко две^ дождевые капли и упали с неба. Упали прямо на лист лопуха, который даже не вздрогнул: так мало ему бы- ло этих двух капель.

Но дело вовсе не в лопухе. Дело в двух дождевых кап- лях: оказавшись бок о бок на одном листе лопуха, они не- медленно принялись враждовать. Увы, так бывает доволь- но часто... даже, может быть, слишком часто: стоит только двоим оказаться на одном листе лопуха — и пошло-поеха- ло, а почему — никому не известно. Глупо, конечно, да что ж поделаешь!

Сначала дождевые капли враждовали молча, исподло- бья поглядывая друг на друга, но потом одна из них произ- несла как бы небрежно:

• Что-то, голубушка, Вы все ближе и ближе ко мне... Уж не хотите ли Вы соскользнуть на мою терри- торию?

• По-моему, это Вы, дорогая моя,— как бы еще более небрежно ответила вторая,— спите и видите мою терри- торию.

• Я вовсе не сплю! И не вижу! — возмутилась пер- вая.— Я бодрствую. И, прошу Вас учесть, пристально охраняю границу. Она, как вы можете заметить, но из вредности не замечаете, проходит именно посередине ло- пуха, на котором мы, по несчастью, оказались вместе.

• Я-то замечаю, где проходит граница. Но, кроме то- го, я замечаю, что кое-кто не замечает, что я замечаю...— Тут Вторая Капля запуталась и помолчала минут пять — десять. А потом продолжила: — Это довольно известный прием — говорить про кого-то, кто все прекрасно замеча- ет, что он не замечает, сам не замечая даже того, что заме- чают все вокруг! Вот.

• Нашли у кого спрашивать! — покатывался он.— Вы что, не видите, что я — Лопух? Какой с меня, Лопуха, спрос? И потом... между нами, лопухами; вообще нет гра- ниц: мы все тут лопухи — лопух на лопухе и лопухом по- гоняет!..

И правда, подумали дождевые капли, чего это мы к нему обращаемся, раз он Лопух? Впрочем, обращаться больше было не к кому, а Лопух между тем, продолжал смеяться, приговаривая:

• Границы между государствами!.. Подумать только! Да с чего вы вообще взяли, что вы — государства? Если каждая капля будет считать себя государством, на карте просто места не хватит... И тогда все передерутся!

Ничего не поняв из речи Лопуха, дождевые капли уце- пились за последнее сказанное им слово и опять почти в один голос заявили друг другу: «Я объявляю Вам вой- ну! » — после чего медленно, как танки, поползли навстре- чу друг другу с немыслимым лязгом и скрежетом.

• Ой, не могу-у-у! — умирал от смеха Лопух.— Ни- когда не думал, что дождевые капли... обычные дождевые капли бывают такими глупыми!

Тут наконец и случилось то, что должно было случить- ся. Или это Лопух закачался уж слишком сильно, или рас- стояние между каплями само собой сократилось до по- следней крайности, только внезапно из двух небольших капель превратились они в одну большую — и большая эта капля, не выдерживая собственной тяжести, покатилась вниз — прямо по середине листа лопуха, которая недавно еще считалась государственной границей...

Большая капля сорвалась с края листа и, упав на зем- лю, растворилась в ней без остатка. Я даже не знаю, како- му государству принадлежала та земля...

Спать, всем спать,—

заклинала Ночь, и трам- ваи, троллейбусы, автобу- сы друг за другом отправ- лялись на покой, словно осенние птицы. И трам- вайные звонки сопровож- дали полусонную эту про- цессию.

— Спать, всем спать,,. И глаза фонарей начи- нали слипаться, и все тише и тише был свет. А потом в один миг по неслышной команде городского на- чальства сразу все фонари дружно падали в сон.

— Спать, всем спать...

И одна за другой закрывались на окнах тяжелые што- ры — дома становились как будто слепыми.

Но светилось Окно. Еженощно. Всегда. Неизменно.

И любой запоздалый прохожий, как бы сильно он ни спешил, замирал на мгновение при виде Окна. На Окне этом не было штор — и горячий желтый свет беспрепят- ственно тек на улицу. И то сказать: зачем шторы, если спать все равно не собираются!

Трудно понять, что именно так уж пристально разгля- дывало это Окно, Ночное-Окно-без-Штор, в темноте горо- да. Но свет зажигался в нем поздно и горел почти до утра. И можно было сломать голову, разгадывая загадку ночной этой вахты, да никто особенно голову не ломал. И правиль- но: не наше это дело. Любое окно в мире должно иметь

право зажигаться и угасать когда заблагорассудится. И ни перед кем не отчитываться. Вот.

Тем более, что в данном случае отчитаться можно бы- ло бы только Одной Далекой Звезде, ради которой, честно сказать, и светилось, собственно, Окно. Да не было Одной Далекой Звезде никакого дела до Ночного-Окна-без- Штор. Расстояние от нее до Земли выражалось цифрой, состоявшей из такого количества нулей, что цифра эта бы- ла похожа на до-о-олгий возглас отчаяния.

Так вот. Ночное-Окно-без-Штор мечтало быть этою звездой. Конечно, оно понимало, что у других окон в горо- де, по всей вероятности, больше прав на такую мечту: не- которые из них были к Ней ближе. Не намного, правда, но все-таки... Здесь, на Земле, пять лишних этажей не шут- ка! Впрочем, никому из других окон до звезды, кажется, и дела не было. Иначе почему они гасли так рано и спали тогда, когда бодрствовала Она? Неужели их это устраива- ло — быть окнами... окнами в присутствии звезд! В при- сутствии хотя бы и только Одной Далекой Звезды.

Конечно, Ночное-Окно-без-Штор не завидовало: во- первых, глупо завидовать звезде, если ты окно, а во-вто- рых... во-вторых — каждому свое. Оно мечтало быть звез- дой, а это — совсем другое дело. И оно залетало в мечтах своих так высоко, что долгий возглас отчаяния, состояв- ший из сплошных нулей, превращался в долгий возглас восхищения: ко-о-осмо-о-ос! Прекрасный космос, где можно сиять без причины — просто из любви к сиянию, где для того, чтобы сиять, не требуется нажимать кнопку выключателя и не нужно думать, что за свет платят...

Но главное — это свобода! Потому что быть окном зна- чит находиться при доме. А там, наверху, можно путеше- ствовать в пространстве, двигаясь по невидимым орбитам и иногда встречаясь с другими звездами: уж звезды-то, на- верное, поинтереснее собеседники, чем окна... Помнит- ся, однажды Ночное-Окно-без-Штор чуть не влюбилось в одно Узенькое-Ночное-Окошечко, которое до сих пор виднеется справа. Это Узенькое-Ночное-Окошечко тоже долго не угасало.