и
решило, что
пять
сантиметров — это пустяки. А решив
так,
само скатилось карапузу в руки.
Ура!
— закричал карапуз на весь сад.— Я
вырос!
Я сам сорвал яблоко — причем
самое красивое яблоко на
дереве!
И
тут он подкинул Яблочко-с-Нижней-Ветки,
уже не
поддающейся счету, так высоко,
что с высоты этой оно
увидело весь
мир — и даже Австралию в уголке... в
самом
дальнем уголке мира.
Я
лечу! — воскликнуло Яблочко-с-Нижней-Ветки,
уже
не поддающейся.счету.-— Я умею летать!
Услышав
это, Яблоко-с-Первой-Ветки неизвестно
за-
чем принялось раскачиваться во
все стороны, пока веточ-
ка, державшая
его, действительно не хрустнула...
м-да,
верхние ветки так ненадежны! —
и Яблоко-с-Первой-Вет-
ки вопреки
ожиданиям полетело вовсе не вверх, а
совсем
даже вниз. Ударившись о ствол,
оно раскололось вдребез-
ги, чего
карапуз, следивший за своим заоблачным
яблоч-
ком, конечно же не заметил.
Ну
что ж...— неожиданным басом произнесло
Яб-
локо-со-Второй-Ветки, которое
теперь было выше всех на
дереве.—
Выходит, что теперь диссертацию по
филосо-
фии придется писать мне.
И
у Вас это получится гораздо лучше, Ваше
Высоче-
ство,— пискнуло откуда-то
снизу Яблоко-с-Огромной-
Червоточиной.
На
листке
бумаги была изображена одна... Впрочем,
об
этом, наверное, еще рано: никогда не
следует торопить-
ся — особенно в
сказках. Торопиться — последнее
дело:
сказки становятся совсем
неинтересными, если сказоч-
ник
торопится.
Стало
быть, поговорим сначала не о самом
рисунке,
а о тех, без кого никакой
рисунок просто невозможен:
о Карандаше
и Ластике. Вы ведь не станете спорить,
что
без них ровным счетом ничего не
нарисуешь? А значит,
Карандаш был
прав, когда, полеживая себе на боку,
вдруг
заявил:
Без
меня никак не обойтись.
Впрочем,
и Ластик был прав, когда, высоко
подпрыг-
нув, ответил:
И
без меня никак не обойтись.
Туг
бы им и улыбнуться друг другу! Тут бы
им и начать
рисовать дворцы с
высоченными шпилями и прихотливы-
ми
балкончиками или сады с причудливыми
фонтанами
и ажурными беседками, а
нет — так сердитых королей
в коронах
и горностаевых мантиях или капризных
прин-
цесс в золотых туфельках,
печальных шутов в колпаках
с
бубенчиками или веселых слуг в расписных
ливреях...
Ан
нет, не улыбнулись-таки друг другу
Карандаш с Ла-
стиком и не начали
рисовать — совеем даже наоборот
все
получилось!
Карандаш
повел острым своим носиком туда-сюда
и
воскликнул:
Кто
это тут говорит глупости?
Тогда
Ластик, на сей раз не только высоко
подпрыгнув,
но еще и перевернувшись
в воздухе, тоже воскликнул:
Уж
если кто-то тут и говорит глупости, то
уж во вся-
ком случае не я!
История одного рисунка
При
этом они очень грозно посмотрели друг
на друга,
словно были не Карандаш и
Ластик, а, например, молоток
и топор!
Интересно,
что бы Вы без меня запели,— хмык-
нул
Карандаш.— Вы только благодаря мне и
существуе-
те. Откажись я рисовать,
Вам тут вообще делать было бы
нечего.
Это
Вы существуете благодаря мне! — Ластик
от
возмущения не только высоко
подпрыгнул и перевернул-
ся в воздухе,
но еще и отскочил чуть ли не на метр...
прав-
да, потом сразу же и вернулся
назад, чтобы продол-
жить: — Если бы
я захотел, Вашего присугствия никто
бы
и не заметил! Я могу стереть все,
что Вы нарисуете!
А
я опять нарисую.
А
я опять сотру.
А
я опять нарисую!
Понятно,
что из такого положения выйти уже
доволь-
но трудно.
А
Вы только попробуйте!
И
попробую...
Тут
Карандаш вскочил и проворно заскользил
по лис-
ту бумаги — получилась тонкая
линия, линия горизонта.
Кому ж
непонятно, что почти все рисунки
начинаются
с линии горизонта? Но, не
успев даже полюбоваться тон-
кой
этой линией, Карандаш увидел, как Ластик,
пыхтя,
ползет по ней. И линия горизонта
— ис-че-за-ет...
Ах,
вот Вы какой! — рассвирепел Карандаш.—
Ну,
держитесь тогда!
И
он помчался наперерез Ластику, оставляя
за собой
острый зигзаг: это Карандаш
молнию рисовал.
Но
едва лишь острие ее дотянулось до
Ластика, тот по-
полз вверх и стер
молнию.
Карандаш
круто повернул влево и сломался. Его
сразу
же заточили — и он опять понесся
навстречу Ластику,
чертя нервным
сколом грифеля две параллельные пря-
мые
— лыжню. А Ластик — вы только подумайте!
— тут
же улегся на лыжню эту резиновым
своим брюхом,- поер-
зал — и не стало
лыжни.
Вы
вредитель! — крикнул Карандаш.
А
Вы пачкун! — крикнул Ластик.
Понятно,
что из такого положения выйти и вовсе
уж
было невозможно.
Так
что скоро от Карандаша остался лишь
коротень-
кий огрызок, а од
Ластика — совсем тонкий резиновый
ле-
песток. Тем не менее Карандаш
снова во весь опор уже
несся по листу
бумаги.
Прекратите,
вы с ума сошли! — нервно лязгнули
Ножницы,
с ужасом глядя на грязное и бугристое
по-
ле боя.
А
пусть попробует нарисовать рисунок
без меня! —
верещал Ластик.
Это
он пусть попробует стереть мой рисунок!
— от-
вечал Карандаш.
Как-то
даже не очень понятно, о чем Вы,—
пожали
серебряными плечиками
Ножницы.— Ведь нет же ника-
кого
рисунка... есть только листок бумаги,
весь измусо-
ленный.
Карандаш
и Ластик с ужасом посмотрели друг на
дру-
га и тут только опомнились.
Отведя глаза в сторону, они
почти в
один голос пообещали Ножницам:
Сейчас
будет рисунок!
Но
увы и ах... Карандаш успел поставить
только точку
и тут же сломался, а
Ластику удалось только доползти до
точки
— двигаться дальше у него не было сил.
...Погибли,
погибли дворцы с высоченными шпилями
и
прихотливыми балкончиками и сады с
причудливыми
фонтанами и ажурными
беседками... Погибли, погибли
сердитые
короли в коронах и горностаевых мантиях
и ка-
призные принцессы в золотых
туфельках... Погибли, по-
гибли
печальные шуты в колпаках с бубенчиками
и весе-
лые слуги в расписных ливреях...
Все погибло — из-за
нелепой ссоры
тех, от кого всего-то и требовалось,
что
улыбнуться друг другу и начать
рисовать!
Поведя
серебряными своими плечиками,
Ножницы
долго смотрели на точку и
потом огорченно спросили:
Это
и есть ваш рисунок? Ну и ну...
