Г л а в а VI

ЭННИЙ И ЕГО ОКРУЖЕНИЕ

Квинт Энний

Квинт Энний (Quintus Ennius) - первый римский поэт, в творчестве которого явственно наметился синтез греческой и римской культуры.

Энний родился в 239 г. до н.э. в мессапском городе Рудии в Калабрии (Южная Италия). В 204 г. до н.э., когда Энний в составе римского войска находился на острове Сардиния, на него обратил внимание Марк Порций Катон, в то время квестор. Оценив дарования 35-летнего Энния, Катон взял его в Рим, не подозревая, что везет с собой своего будущего идеологического противника.

ВРиме Энний подвизался вначале как грамматик: преподавал греческий язык, читая и комментируя

сучениками произведения греческой литературы (Светоний. «О грамматиках», 1). Со временем он сблизился с крупным государственным деятелем, главой мощной политической группировки нобилитета Сципионом Африканским Старшим (235-183 гг. до н. э.), победителем Ганнибала в битве при Заме (202 г. до н. э.).

Вокруг Сципиона образовался первый в Риме кружок единомышленников, члены которого, широко используя духовное наследие Греции, занимались просветительской и литературной деятельностью. Глашатаем и выразителем прогрессивных взглядов Сципиона и его окружения стал Энний. Он как бы символизирует собой стремление к такой культуре, которая ломает узкие рамки полиса во имя сближения разных народов. Он с гордостью заявляет, что у него якобы «три сердца» (tria corda): грека, италийца и римлянина (Авл Геллий. «Аттические ночи», 17, 17, 1), глубоко сознавая свое личное причастие к тем историческим процессам, в центре которых он оказался.

В189 г. до н. э. Энний сопровождал консула Марка Фульвия Нобилиора на войну в Этолию. Впоследствии он прославил этот поход в не дошедшей до нас претексте «Амбракия», озаглавленной по названию города, осажденного и взятого Нобилиором.

За свои заслуги перед государством Энний удостоился римского гражданства, о чем с гордостью сообщает в «Анналах»: Nos sumu' Romani qui fuimus ante Rudini «Стали мы римлянами, а были мы раньше рудийцы». Несмотря на близость к римской знати, жил поэт очень скромно, на Авентине. Умер в возрасте 70 лет, вскоре после того как в июле 169 г. до н. э. по случаю торжеств в честь Аполлона (ludi Apollinares), была поставлена на сцене его трагедия «Фиест».

Второстепенные сочинения

Сведения о жизни Энния в целом надежны и подтверждаются тем, что он рассказывает о себе в своих произведениях. Гораздо меньше повезло нам отношении его творческого наследия, от которого сохранились лишь разрозненные фрагменты. Этого мало, чтобы с достаточной полнотой оценить значение поэта, считавшего себя новатором в римской литературе. Хотя Энний и признает, что его латинские предшественники обладали поэтическим вдохновением, однако оно, по его мнению, сродни воодушевлению неких мифических пророков (vates), создателей безыскусной архаичной поэзии, не имеющее ничего общего с утверждаемой им в Риме поэзией по греческому образцу.

Энний сознает себя наследником великой греческой литературы и одновременно человеком, призванным создать новую, римскую литературу. По его убеждению, до него художественный опыт греков оставался недоступным для латинских поэтов, поскольку ни один из них не был dicti studiosus, то есть не трудился над слогом.

Творческий диапазон Энния был необычайно широк: он писал эпические произведения, трагедии (котурнаты и претексты), комедии, дидактические и философские сочинения, произведения моралистического характера, пародийные и эротические поэмы, эпиграммы.

Просветительская деятельность Энния выразилась в его постоянном,, стремлении популяризировать греческую философию и культуру. В небольшой поэме «Эпихарм» (Epicharmus), насколько можно судить по немногочисленным фрагментам, дошедшим до нас, Энний объяснял сущность Вселенной: воды, воздуха, земли и огня. Поэма названа именем комического поэта V в. до н. э. Эпихарма, возможно, последователя пифагореизма, во всяком случае, интересовавшегося этическими проблемами.

В прозаическом сочинении «Евгемер» (Euchemerus), получившем название по имени философа из Мессины Евгемера (IV—III вв. до н. э.), излагалось учение («евгемеризм»), согласно которому боги являются прославленными людьми прошлого, впоследствии обожествленными. Считается, что Энний творчески переработал утопический роман Евгемера «Священная запись».

26

Вероятно, собранием моралистических наставлений было сочинение «Протрептик» (Protrepticus), которое имело стихотворную форму и было навеяно диалогом Аристотеля с аналогичным названием.

По примеру греческого поэта Архестрата из Гелы (IV в. до н. э.) Энний пишет небольшую гастрономическую поэму «Гедифагетика» (Hedyphagetica), то есть «Лакомые блюда». От имени эллинистического поэта Сотада из Маронеи (III в. до н. э.) получает свое название поэма «Сота» (Sota), довольно непристойного содержания.

До нас дошла эпитафия Эннию, которую некоторые исследователи считают принадлежащей перу самого поэта. Кроме того, сохранилась эпитафия для надгробия Сципиону. Ему же была посвящена поэма «Сципион», в которой Энний в духе эллинистических традиций восхвалял своего покровителя.

Однако не все жанры, разрабатываемые Эннием, в точности соответствовали греческим. Согласно Горацию, Энний является автором и таких стихов, каких не писали греки («Сатиры», 1,10, 66). В античности был известен его сборник, состоящий из 4 книг стихотворных произведений, под названием «Сатиры» (Saturae). В настоящее время мы располагаем лишь незначительными фрагментами из этого сборника: до нас дошли 33, иногда неполные и, как правило, между собой не связанные стихотворные строки. Утрата «Сатир» Энния особенно тяжела, так как они смогли бы прояснить для нас некоторые вопросы, связанные с оригинальностью этого литературного жанра, который со времен Квинтилиана рассматривался как жанр римского происхождения (Квинтилиан. «Воспитание оратора», 10, 1, 93).

«Сатиры» Энния - это собрание поэтических произведений в самых разных стихотворных размерах. Метрическому разнообразию соответствовало и разнообразие тем. В сатиры Энния входили басни, рассказы в стихах, стихи автобиографического, моралистического и дидактического характера; его сатиры представляли собой «смесь» в буквальном смысле слова, что нашло отражение и в самом названии сборника.

Весьма примечательно, что в «Сатирах» Энний нередко обращается к самому себе:

Твое здоровье, Энний, песни пламенной Поток из сердца людям изливающий!

(Перевод М. Гаспарова)

В римской поэзии это обращение поэта к самому себе, насколько можно судить, появляется впервые. Впоследствии оно станет характерным для римской сатиры, глубоко отображающей личность самого поэта.

По сохранившимся фрагментам видно, что Эннию-сатирику свойственно пристальное наблюдение за повседневной жизнью: как частной, так и общественной. Из нее он извлекает конкретные факты, которые, сохраняя черты хроники и дневника, обогащаются в его сатирах личным опытом поэта-моралиста. В сохранившихся фрагментах сатир Энния еще нет следов полемического тона, хотя скудость дошедших до нас отрывков не дает нам права говорить об этом с полной уверенностью. Художественный принцип энниевских сатир: разнообразие в содержании и метрической форме -впоследствии стал отличительной чертой сатир Луцилия. Их объединяла индивидуальность автора, впервые так ярко и самобытно проявившаяся в этом жанре римской литературы. Именно эта черта имела решающее значение для всего последующего развития жанра.

Драматургия

Что касается драматургии, то, похоже, комедии Энния успеха не имели, возможно, потому, что на комической сцене еще царил Плавт. Сохранились названия двух комедий Энния: «Трактирщица» (Caupuncula) и «Панкратиаст» (Pancratiastes).

Гораздо больше повезло Эннию, автору трагедий. До нас дошло около 400 стихов и двадцать названий, среди них - «Ахилл» (Achilles), «Аякс» (Aiax), «Александр» (Alexander), «Андромаха» (Andromacha), «Выкуп Гектора» (Hectoris lytra), «Гекуба» (Hecuba), «Ифигения» (Iphigenia), «Евмениды» (Eumenides), «Медея-изгнанница» (Medea exul), «Фиест» (Thyestes). Из греческих трагиков предпочтение отдается Еврипиду, не исключено, однако, что «Аякс» восходит к одноименной трагедии Софокла, а «Евмениды» и «Выкуп Гектора» - к трагедиям Эсхила.

Как соотносился с греческим оригиналом текст Энния, сказать трудно. Но сравнение начальных стихов «Медеи» с еврипидовскими показывает: переводчиком в современном значении этого слова Энний не был. Цицерон утверждает, что Энний, Пакувий, Акций и другие поэты передавали «не слова, а смысл» (non verba, sed vim) греческих образцов («Академика», 1,3, 10).

Судя по уцелевшим фрагментам, особую тягу испытывал Энний к сценам, исполненным пафоса, вызывающим у зрителей сильные чувства. Значительное место отводилось у него женским образам. Все это свидетельствует об эллинистическом вкусе поэта. Для Энния характерно вдумчивое отношение к персонажам, что, впрочем, не удивительно для автора философских сочинений и для почитателя Еврипида. Для усиления трагического пафоса в лирических частях он использует аллитерацию, ассонансы, повторение однокорневых слов (figura etymologica) и другие стилистические средства.

27

Писал Энний трагедии и с римским сюжетом. Кроме «Амбракии» (Ambracia) его перу принадлежит претекста «Сабинянки» (Sabinae), но уцелевшие фрагменты слишком незначительны, чтобы судить об этой стороне его творчества.

«Анналы»

Произведением, прославившим Энния в веках, стали «Анналы» (Annales), то есть «Летопись». Это - большая поэма о подвигах римского народа, состоявшая из 18 книг, от которых сохранились только разрозненные фрагменты (около 650 стихов). По своей художественной концепции поэма Энния не имела аналогов в литературе. Несмотря на то что она сближается с «Пунической войной» Гнея Невия, между ними есть существенное различие. Невий трактовал лишь один эпизод из римской истории - Первую пуническую войну. Хотя он связывал это событие с легендой об Энее и его прибытии в Италию, тем не менее всю римскую историю, как Энний, не освещал. В «Анналах» события излагаются в манере первых историкованналистов: в хронологическом порядке, начиная с возникновения Рима.

Однако Энния вдохновляют не анналисты и не Гней Невий, а Гомер, о чем римский поэт заявляет во вступлении к поэме. Во сне ему явилась «тень» (simulacrum) Гомера и объявила, что отныне его душа, заново возродившись, вселилась в тело Энния. Видимо, Энний действительно глубоко усвоил идею Пифагора о переселении душ (метемпсихозе). Мотив «вещего сна», разработанный в греческой литературе Гесиодом и Каллимахом, в римской литературе появляется впервые. Но если Каллимаху снится, что он перенесен на Геликон и общается там с Музами, то Эннию во сне является Гомер. Такое обращение к образу Гомера - нечто большее, чем дань уважения автору «Илиады» и «Одиссеи»; оно свидетельствует о желании Энния стать национальным поэтом Рима.

Стремясь возродить эпическое искусство греков, Энний хотел, чтобы его поэма об истории римского народа звучала по-гомеровски, поэтому он отказывается от сатурнийского стиха и заимствует у Гомера стихотворный размер - гексаметр. Гомеровским является имя, которым он называет Муз, - именно Musae, a не Camena, как это было у Ливия Андроника. Такое следование Гомеру было понято и одобрено римлянами, которые на протяжении полутора веков, до появления вергилиевской «Энеиды», называли Энния «вторым Гомером» (alter Homerus).

Как уже отмечалось, повествование в «Анналах» велось в хронологической последовательности, но события более близкие ко времени автора излагались с большей обстоятельностью. Первые три книги были посвящены рассказу о легендарных временах: от прибытия Энея в Италию до конца всего царского периода; с 4-й книги начиналось изложение истории Римской республики. Об Этолийской войне 189 г. до н. э., свидетелем и участником которой был сам поэт, речь шла в 15-й книге. О содержании последних трех книг ничего определенного сказать нельзя.

По всей видимости, историческая часть поэмы изобиловала описаниями многочисленных сражений, выполненными в манере яркой и реалистической и потому вызывающими у слушателей ужас. Здесь должны были появиться обрисованные с драматической выразительностью фигуры выдающихся полководцев, прежде всего современников поэта.

По свидетельству Авла Геллия ( «Аттические ночи», 12, 4, 4), римский грамматик Элий Стилон утверждал, что в стихах из 7-й книги «Анналов», где дается образ собеседника, к которому обращается с речью Гней Сервилий Гемин (консул 217 г. до н. э., павший в сражении при Каннах), Энний изобразил самого себя:

Так он сказал и зовет того, с кем частенько охотно Стол и беседу свою, и дел своих бремя делил он Тяжкое, после того как придет, бывало, усталый, Целый день проведя в обсуждении дел государства Или на Форуме он, иль в собранье священном Сената. Вольно беседовал с ним о важных делах и ничтожных

Ипоболтать был не прочь, говоря и серьезно и в шутку Без спасенья о всем, что только на мысль приходило. Наедине и при всех ему был мил и любезен Тот, у кого на уме и быть никогда не могло бы

Сделать дурное, хотя бы нечаянно; верный, ученый, Ласков он был и речист; довольный своим и счастливый. Тонкий, умевший сказать все вовремя, вежливый; слова

Даром не тратил; хранил об усопших он память; преклонный Возраст его умудрил в обычаях древних и новых; Много законов былых - и людских и божеских - ведал;

Ипромолчать он умел и сказать свое веское слово.

К этому мужу в бою Сервилий так обратился.

(Перевод Ф. Петровского)

28

Стало быть, именно с Эннием следует связывать первое проявление авторской личности в римской литературе.

В сознании Энния, автора «Анналов», бесспорно, сложился нравственный идеал человека, достойного подражания; ведь одна из задач поэмы - воспитание граждан в духе «добрых нравов предков»: Moribus antiquis res stat Romana virisque «Нравами древними держится Рим и доблестью граждан». Такой идеал нашел выражение, в частности, в приведенных выше стихах из 7-й книги, в которых Энний дает идеал дружбы между Сервилием и его собеседником.

По уцелевшим фрагментам видно, что особенно удавались Эннию картины естественных явлений природы.

Язык, стиль, метрика

Освоение дактилического гексаметра вынуждало Энния вводить в латинский язык ранее не известные слова. Эту черту его творческой манеры отмечает Гораций («Наука поэзии», 56-58). Поиск новых слов был вызван особенностями нового стихотворного метра. Многие лексические находки Энния оказались настолько удачными, что на протяжении веков продолжали использоваться римскими писателями, причем не только поэтами, но и прозаиками. Энниевские архаизмы встречаются, например, в первых книгах «Истории» Тита Ливия. Немало слов, заимствованных Эннием из греческого языка, вошли потом в оборот, среди них - aer «воздух». По греческим моделям созданы такие великолепные композиты, как bellipotens «мощный в бою», altivolans «высоко летающий», suaviloquens «сладкоречивый» и другие, прочно закрепившиеся в латинской поэзии. Разумеется, не все находки поэта имели одинаковую судьбу, но это ничуть не умаляет его новаторской смелости.

Наряду с грецизмами, Энний широко использует разного рода архаизмы (лексические, грамматические и др.). Типично архаическим является такой стилистический прием, как аллитерация, которой он иногда даже злоупотребляет. Если в стихе Africa terribili tremit horrida terra tumultu «В трепетном страхе дрожит суровая Африки область» аллитерация эффектна и выразительна, то менее удачна она в стихе At tuba terribili sonitu taratantara dixit «Звуком тревожным труба таратантара грозно сказала» и явно в ущерб целому в часто приводимом отрывке О Tite tute Tati tibi tanta tyranne tulisti «O Тит Татий тиран, тяготят тебя тяготы эти».

Вклад Энния в отечественную литературу весьма многообразен. Прежде всего - он создатель латинского гексаметра. Конечно, его стих сильно проигрывает в сравнении с благозвучным стихом Гомера или изящным гексаметром эллинистических поэтов. И все же именно Энний установил основные законы латинского гексаметра, дав римским поэтам подходящий стих для высокой поэзии.

* * *

В римской литературе Энний занимает место в определенном смысле то же, что Гомер в греческой. Его поэзия очень скоро стала восприниматься как классическая, не случайно потомки называют ero Ennius noster «наш Энний», pater Ennius «отец Энний», alter Homerus «второй Гомер». Впрочем, хвалить Энния сделалось у поэтов чем-то привычным, хотя никто из них настоящем духовной близости к нему не чувствовал. Поэты эпохи Августа, естественно, обращали внимание на претящие их утонченному вкусу жесткость стиха, архаический язык и несовершенный стиль Энния. Но не следует забывать, чтя автору «Анналов» приходилось иметь дело с латинским языком еще не обработанным, грубым и потому мало пригодным для эпической поэзии. Как бы то ни было, даже в тех скудных фрагментах, которые имеются в нашем распоряжении, угадывается величие этой необыкновенной личности.

Цецилий Стаций

Цецилий Стаций (Caecilius Statius), подобно Плавту, писал только комедии. Он родился около 220 г. до н.э. в Медиолане (Милане). Принадлежал к галльскому племени инсубров. В качестве раба был привезен в Рим, но через некоторое время отпущен на волю. По римскому обычаю он присоединил к своему имени имя хозяина - Цецилий. Вначале его комедии успеха не имели, но затем, поставленные выдающимся актером и антрепренером Амбивием Турпионом, получили признание римской публики. Умер Цецилий около 168 г. до н. э.; похоронен на Яникуле рядом со своим другом - поэтом Квинтом Эннием.

Комедии

Сохранилось менее 300 строк комедий Цецилия; известны также 42 названия его произведений. Некоторые из них имеют латинскую форму: Epistula («Письмо»), Exul («Изгнанник»); некоторые - греческую: Gamos («Свадьба»), «Epicleros» («Наследница»). Есть и такие, которые имеют двойную форму, греческую и латинскую: «Hypobolimaeus sive Subditivus» («Подкидыш»), «Obolostates sive Faenerator»

29

(«Ростовщик»).

Фрагменты, которыми мы сейчас располагаем, слишком скудны, чтобы должным образом судить о творчестве этого поэта, но о трех из них следует сказать особо. Это отрывки (от 4 до 15 стихов) из комедии «Ожерелье» (Plocium), которые Авл Геллий сравнивает с соответствующими местами из одноименной пьесы Менандра, послужившей Цецилию образцом («Аттические ночи», 2, 23, 8-15). Таким образом, у нас есть редкая возможность сопоставить тексты греческого и римского комедиографов.

Авл Геллий говорит, что Цецилий «перевел» свою пьесу с греческого. Употребленный им глагол verterat указывает скорее на вольный, нежели на дословный перевод. В сравнении с греческим подлинником комизм Цецилия более естественный, живой и наглядный. В этом, как и в подаче отдельных сцен и в отборе комических деталей, чувствуется влияние Плавта. Иллюстрацией может служить диалог стариков из комедии «Ожерелье»:

-Жена твоя сварлива, да?

-Тебе-то что?

-А все-таки?

-Противно вспомнить! Стоит мне

Домой вернуться, сесть, сейчас же целовать Безвкусно лезет.

- Что ж дурного? Правильно: Чтоб все, что выпил ты вне дома, выблевал.

(Перевод Ф. Петровского)

Влияние Плавта особенно заметно в разнообразии стихотворных метров, применяемых Цецилием. Вместе с тем, нет никаких оснований полагать, что он перерабатывал греческие оригиналы с плавтовской свободой. Он, например, не прибегал к контаминации, иначе Теренций, защищаясь от обвинений в использовании этого приема, сослался бы на пример не только Невия и Плавта, но и Цецилия, о котором он упоминает в другом месте.

По заглавиям пьес можно заключить, что из греческих комедиографов Цецилий отдавал предпочтение Менандру. Такой же выбор сделает вскоре и

Теренций. Судя по фрагменту (11 стихов) из комедии «Сверстники» (Synephebi), в основу которой легла одноименная комедия Менандра, Цецилий затрагивал в ней тему воспитания молодежи, которая станет центральной в комедиях Теренция «Братья» и «Самоистязатель». В уцелевшем отрывке влюбленный юноша говорит о том, что можно обирать и дурачить строгих отцов, но такого доброго и покладистого, как у него, он обмануть не в силах.

Свою житейскую мудрость Цецилий формулирует в философских изречениях и нравоучительных сентенциях, некоторые из которых сделались крылатыми выражениями. Например:

Часто мудрость мы находим под убогим рубищем. Доверился кому, так доверяй во всем.

Живи как можешь, коль нельзя как хочется.

Пессимистическому утверждению Плавта: «Человек человеку - волк» (Lupus est homo homini - «Ослы», 495), он противопоставляет свое наблюдение: «человек для человека - бог, коль ведает свой долг!» (Homo homini deus est, si suum officium sciat), что полностью отвечает сципионовскому идеалу человечности, humanitas, определявшему духовную жизнь Рима II в. до н.э. Таким образом, несмотря на близость к Плавту, Цецилий в ряде аспектов, прежде всего в психологизме и постановке этических проблем, предвещает появление театра Теренция.

* * *

Отзывы древних писателей о Цецилии по большей части благоприятны. В них он представлен одним из самых выдающихся авторов римской комедии. В трактате Волкация Седигита «О поэтах» (конец II в. до н.э.) среди десяти лучших комедиографов Рима ему отводится первое место, Плавту - второе, Невию - третье и т. д. (см. Авл Геллий. «Аттические ночи», 15, 24; ср.: Варрон. «Менипповы сатиры», 399). Гораций отмечает у Цецилия «глубину и серьезность» (gravitas) («Послания», 2, 1, 59), следы которой мы находим, помимо прочего, в ставших провербиальными житейских сентенциях комедиографа. Цицерон, хотя и считает Цецилия «величайшим комиком» («О наилучшем роде ораторов», 1, 2), о его языке отзывается весьма сурово («Брут», 74) и даже называет Цецилия «плохим латинским автором» (malus auctor Latinitatis) («Письма к Аттику», 7, 3, 10).

30