Г л а в а IV

ПЕРВЫЕ ПОЭТЫ

Ливий Андроник

Первый известный римский поэт - грек из Тарента по имени Андроник. В 272 г. до н. э. при взятии римлянами его родного города он попал в плен и был привезен в Рим, где в качестве раба оказался в доме Ливия Салинатора, который сделал его учителем своих сыновей и впоследствии отпустил на свободу. Согласно римскому обычаю, к своему имени он присоединил имя бывшего хозяина и стал называться Ливием Андроником (Livius Andronicus).

Для нужд преподавания он перевел на латинский язык «Одиссею» Гомера. Кроме того, он переделывал греческие трагедии и комедии, одна из которых была поставлена на сцене в 240 г. до н. э. по случаю завершения Первой пунической войны и стала первой театральной постановкой в Риме. В 207 г. до н. э. Ливий Андроник, по поручению понтификов, сочинил гимн богине Юноне, выразив римское содержание через лирическую форму греков - пар-фений. Гимн был исполнен во время общественного молебствия 27 девушками, разделенными на три хора (Тит Ливий. «История Рима», 27, 37, 7).

Из уважения к автору гимна римский Сенат официально признал «коллегию писцов и лицедеев» (collegium scribarum histrionumque), в которую входил и Ливий Андроник, выступавший в своих пьесах как актер (Тит Ливий. «История Рима», 7, 2, 8-9). Отныне поэтам и актерам было разрешено собираться в храме Минервы на Авентинском холме (Фест. «Книги древних слов», 333; Валерий Максим. «Замечательные дела и слова», 37, 11). Этот храм продолжал сохранять свое значение культурного центра еще во времена Горация (Гораций. «Сатиры», 1, 10, 38). Указанное постановление Сената является самым ранним признанием поэзии в Риме на государственном уровне.

Сочинения

Сохранились лишь разрозненные фрагменты произведений Ливия Андроника, переданные главным образом грамматиками: около 40 стихов, относящихся к переводу «Одиссеи», и примерно столько же - к трагедиям и комедиям. Кроме того, известны названия 9 трагедий и 3 комедий.

Пять трагедий: «Ахилл» (Achilles), «Аякс-биченосец» (Aiax mastigophoros), «Гермиона» (Hermiona), «Троянский конь» (Equos Traianus) и «Эгисф» (Aegisthus) - написаны на сюжеты троянского цикла мифов и являются переложениями греческих классических трагедий V в. до н. э., в первую очередь Еврипида, который был самым популярным трагиком в Риме. О влиянии на Ливия Андроника греческой драматургии следующего, IV в. до н. э., заставляет думать его ярко выраженная склонность к пафосу, усиленному средствами риторики.

Трагедия Ливия Андроника состояла, как и у греков, из диалога, написанного в ямбических сенариях, и хорового или сольного пения в различных метрах греческой поэзии. Однако у него хоровые партии занимали гораздо меньше места, нежели в греческих подлинниках.

Ливий Андроник положил начало котурнате (fabula cothurnata, букв. «пьеса, обутая в котурны») - трагедии на темы греческой мифологии, названной так по обуви с толстой подошвой, которую использовали трагические актеры, чтобы увеличить свой рост и придать величественность фигуре.

Что касается ливиевских комедий, то название лишь одной из них не вызывает никаких сомнений. Это - «Кинжал» (Gladiolus). В передаче названий двух других комедий полной ясности нет. Насколько мы можем судить, римских комедиографов вдохновляла так называемая новая аттическая комедия, для которой были характерны бытовое содержание и повышенный интерес к психологии персонажей.

Во фрагменте одной из комедий Ливия Андроника встречается стилистическая фигура tria verba, состоящая из трех слов с бессоюзной связью - асиндетоном: edi, bibi, lusi «наелся, напился, нарезвился», которую впоследствии применил Цезарь в ставшей крылатой фразе veni, vidi, vici «пришел, увидел, победил».

Перевод «Одиссеи»

Первым произведением эпического жанра на латинском языке стал перевод «Одиссеи». Не случайно была выбрана именно эта поэма, а не «Илиада», хотя последняя всегда считалась более типичной для гомеровского эпоса, поскольку ее содержание касалось военных событий и подвигов героев. В описании «деяний царей, вождей и горестных войн» (res gestae regumque ducumque et tristia bella) видит сущность гомеровского эпоса теоретик римского классицизма Гораций («Наука поэзии», 75). Но Ливий Андроник

15

счел такое содержание менее занимательным для римлян, чем рассказ о сказочных приключениях Одиссея (Улисса), издавна известного в Италии. Согласно традиции, подтвержденной Гесиодом («Теогония», 10111014), Одиссей имел от волшебницы Кирки трех сыновей: Агрия, Латина и Телегона, которые стали основателями трех городов Лация: Альбы Лонги, Лаврента и Тускула. Странствия Одиссея связаны, в частности, с Сицилией и Италией. В эпоху мореплавания, когда Рим завоевывал Средиземноморье, поэма о морских приключениях героя должна была вызывать у римлян особый интерес. Надо полагать, что цель, которую преследовал Ливий Андроник, переводя греческую «Одиссею», не ограничивалась одной лишь задачей снабдить своих учеников текстом для занятий латинским языком.

Весьма показательно, что стихотворным размером, использованным Ливием Андроником, стал не гексаметр, как в гомеровской поэме, а сатурнийский стих. Этот размер, который римляне, да и сам Ливий Андроник, воспринимали как архаический и сакральный, по замыслу автора должен был сообщить латинской «Одиссее» древний италийский колорит и торжественность, чему способствовали также некоторые лексические и грамматические формы, ставшие архаическими уже во времена поэта.

«Одиссея» (Odusia) Ливия Андроника - не пассивное копирование греческого памятника, а творческое воссоздание произведения искусства, которое в другой исторической эпохе и в другой культурной среде выглядело бы самостоятельным и самобытным сочинением. Создавая латинскую «Одиссею», Ливий Андроник обнаружил глубокое лингвистическое чутье, которое проявилось, в частности, в том, как он передает имена греческих богов с помощью римских эквивалентов. Муза у него превратилась в Камену (Camena), Мойра - в Морту (Morta), Мнемозина - в Монету (Moneta).

В ливиевских стихах встречаются аллитерации и сходные окончания - гомеотелевты, характерные для латинского фольклора. Способный оценить художественные достоинства греческого оригинала, Ливий Андроник старается передать их с помощью различных стилистических средств. О том, как римский поэт справляется с поставленной задачей, можно судить уже по начальному стиху: Virum mihi, Camena, insece versutum («Возвести мне, Камена, о хитростном муже»), в котором соответствующие греческие слова получают адекватное выражение в латинских кальках insece и versutum.

Все это свидетельствует о своеобразии творческой личности Ливия Андроника, который, свободно относясь к переводу греческих текстов, проявил себя высокообразованным человеком и грамматиком, чутким к различным явлениям языка и стиля.

Гней Невий

Гней Невий (Gneius Naevius) родился в Кампании, области южнее Лация и принадлежал к плебейскому роду. Во время Первой пунической войны служил в римском войске. В 235 г. до н. э. дебютировал как драматург.

Театральные произведения, занимавшие центральное место в литературной деятельности Невия, стали причиной его личных бедствий. Комедии поэта изобиловали политическими намеками и резкими выпадами против знати. Многие сцены в пьесах Невия подсказаны случаями из частной жизни его высокопоставленных современников. Считается, что в одном из комических фрагментов Невий вывел Сципиона Африканского Старшего, вершившего в то время государственную политику в Риме:

Даже муж, так много славных совершивший подвигов, Чьи дела поныне живы, чей почет везде велик, Был отцом почти что голый от подружки выведен.

(Перевод М. Гаспарова)

Упоминание о курьезной любовной интрижке лишает прославленного полководца ореола национального героя.

В комедиях Невий атаковал главным образом семейство Метеллов, два представителя которого, Квинт и Марк, в 206 г. до н. э. занимали должности консула и претора соответственно. До нас дошел сатурнийский стих Fato Metelli Romae fiunt consules, в котором поэт высмеивает этих влиятельных государственных деятелей. Слово fatum имеет двоякий смысл: «судьба» и «пагуба». Если fato понимать как дательный падеж, то шутка означает, что консульство Метеллов принесет Риму несчастье; если же fato рассматривать как аблатив, она означает, что Метеллы становятся консулами благодаря судьбе, то есть без каких-либо личных заслуг. Впрочем, возможны и другие толкования.

Метеллы ответили Невию также сатурнийским стихом, угрожая наказать за дерзость: Dabunt malum Metelli Naevio poetae («Дадут Метеллы трепку Невию поэту»). Но этим не ограничились и заключили поэта в тюрьму, откуда он был освобожден только после заступничества народных трибунов. Как сообщает Авл Геллий, Невий, находясь в заключении, попытался искупить свою вину, написав две комедии, в которых он отрекался от своих оскорблений (Авл Геллий. «Аттические ночи», 3, 3, 15).

Как бы то ни было, последние годы жизни Невий провел как изгнанник в Утике (северное побережье Африки), где и умер примерно в 200 г. до н. э. Неясно, однако, было ли изгнание вынужденным.

16

Не исключено, что поэт, огорченный жизненными неудачами, добровольно покинул родину. Лишенный возможности ставить свои пьесы, он находил утешение в создании исторической поэмы, воскрешая в ней события войны, участником которой он был в юности.

Плебей и италик по своему происхождению и духу, враг знати и традиций, хранительницей которых считалась римская аристократия, Невий отличался революционной страстностью и свободолюбием, нашедшим выражение в программном стихе: Libera lingua loquemur ludis Liberalibus «Вольным словом вольнословим мы на играх Вольности» (перевод М. Гаспарова).

Страстный голос Невия, протестующего против произвола знати, - один из немногих смелых голосов, прозвучавших в ранней литературе Древнего Рима. О демократических убеждениях поэта можно судить на основании античных свидетельств, а также уцелевших фрагментов и некоторых тем его произведений. Так, в трагедии «Кластидий» (Clastidium) он прославляет Марка Клавдия Марцелла, консула плебейского происхождения, которого простой народ почитал как своего защитника.

Комедии и трагедии

Обладая живым независимым умом и склонностью к едкой насмешке, Невий в своем творчестве тяготел к комедии, в которой он мог с наибольшей свободой дать выход своему негодованию, вызванному самоуправством нобилитета. Дошедшие до нас фрагменты дают яркие образцы политической сатиры и заставляют вспомнить греческого комедиографа Аристофана, беспощадно высмеивавшего своих современников.

Комическому дарованию Невия особенно близки народные драматические формы, италийские фесценнины и ателлана, жанр, рожденный в его родной Кампании. Не исключено, что именно Невий стал создателем тогаты, комедии на местную римскую тему, получившей название по римской тоге (toga), в отличие от паллиаты, комедии с греческим сюжетом, названной по греческому паллию (pallium - плащ).

Мы знаем названия 32 паллиат Невия и располагаем некоторым количеством (около 130) небольших фрагментов. Однако нельзя быть полностью уверенным в том, что все комедии и фрагменты, приписываемые этому поэту, принадлежат действительно ему.

Некоторые названия паллиат имеют греческую, или частично греческую, форму, например: Akontizomenos («Пронзенный»), Gymnasticus («Учитель гимнастики»), Colax («Льстец»).

Образцом Невию служила новая аттическая комедия греков. Предполагается, что он был одним из зачинателей, возможно, даже изобретателем, приема контаминации (contaminatio), состоящего в привнесении в комедию, переведенную с греческого оригинала, каких-либо сцен или мотивов из других комедий. Как средство усиления комизма контаминация широко использовалась многими римскими комедиографами. Она влекла за собой переработку Разных моделей и сведение их в одно художественное целое, что требовало от поэта незаурядного мастерства и большой самостоятельности. По сравнению с Ливием Андроником, который довольно близко следовал греческим подлинникам, Невий обращался с ними гораздо свободнее.

Сохранившиеся фрагменты не позволяют дать сколько-нибудь полную оценку искусства Невиякомедиографа. Однако их достаточно по крайней мере для утверждения о том, что римский поэт сознательно стремился к независимости от греческих образцов и нередко вставлял в них стихи собственного сочинения. Он охотно использует стилистические средства латинской народной поэзии, словесные и синтаксические фигуры (аллитерацию, асиндетон и т. д.), демонстрируя при этом высокую технику, лингвистическую изобретательность и тонкое чувство формы. Примером может служить отрывок из комедии «Тарентиночка» (Tarentilla), в котором в танцевальном ритме, достигаемом трохеическим септенарием, изображается гетера, кокетничающая одновременно с несколькими мужчинами:

Словно мяч в игре, гетера отдается в руки всем:

Здесь кивнула, там мигнула, здесь любовник, там дружок; Этого рукою держит, а того ногой толкнет; Этому кольцо покажет, а тому шепнет привет;

Здесь поет с одним, другому письмецо перстом чертит.

(Перевод И. Холодняка)

Как видим, Невию доступны разные оттенки комического. Воинственность и язвительность, свойственные его натуре, не мешают ему создавать типажи, далекие от политики.

Насколько можно судить, в ряде аспектов: в стиле, метре, в использовании контаминации - Невий предвосхищает появление театра Плавта.

Не менее значителен вклад Невия в развитие национальной трагедии. Если невозможно доказать, что он был родоначальником тогаты, то ни у кого не возникает сомнения в том, что он первым начал писать трагедии с римским содержанием из легендарной и современной истории. Речь идет о претекстате, или претексте, герои которой, высшие должностные лица, носили тогу с пурпурной каймой (toga praetexta - тога

17

претекста). Эти пьесы предназначались прежде всего для поминальных и триумфальных игр. По всей видимости, именно на похоронах Марка Клавдия Марцелла в 208 г. до н. э. была поставлена претекста Невия «Кластидий», посвященная битве при галльском городе Кластидии, в котором римский полководец победил инсубрских галлов и убил их вождя Вирдумара (222 г. до н. э.). В основу еще одной его претексты - «Ромул» (Romulus) легла легенда о Ромуле и Реме.

От невиевских претекст до нас дошла всего одна строка; около 40 стихов уцелело от котурнат, в которых разрабатывались в основном сюжеты троянского цикла мифов. Это котурнаты - «Троянский конь» (Equos Traianus), «Гектор уходящий» (Hector proficiscens), «Ифигения» (Iphigenia), «Даная» (Danae) и «Ликург» (Lycurgus). В последней излагается миф о фракийском царе Ликурге, который, препятствуя распространению культа бога Диониса (Вакха), был растерзан взбесившимися кобылицами. Во времена Невия эта тема имела особую актуальность, так как культ греческого бога, сопровождаемый мистериями, уже пускал корни на италийской почве. Впоследствии эти мистерии приобрели крайне разнузданный характер, что привело к их осуждению со стороны государства: в 186 г. до н. э. специальным постановлением Сената на вакханалии были наложены строгие ограничения. Сохранившихся стихов не достаточно для того, чтобы судить об отношении автора к культу Диониса (Вакха), но уже то, что Невий обратил внимание на это новое в жизни римлян явление, само по себе весьма знаменательно.

«Пуническая война»

Введя национальный материал в греческие драматические формы, Гней Невий закрепил этот опыт в поэме «Пуническая война» (Bellum Poenicum), воспев древним сатурнийским стихом события, в которых участвовал лично. Так было положено начало исторической эпопеи на латинском языке. Как сообщает Светоний, после смерти Невия текст поэмы был разделен на семь книг (Светоний. «О грамматиках», 2, 3— 4).

Тема поэмы была подсказана актуальной действительностью. В то время Рим противостоял натиску карфагенской армии Ганнибала, вторгшейся на территорию Италии (218-201 гг. до н. э. - Вторая пуническая война). Воспоминание о нелегкой победе в первой войне с Карфагеном (264-241 гг. до н. э.) должно было поднять боевой дух римлян.

В «Пунической войне» к героическому содержанию, навеянному гомеровской «Илиадой», присоединялась тема странствий героя, на которую Невия вдохновила «Одиссея». Как показывают сохранившиеся фрагменты (их насчитывается 60), в поэме рассказывалось о бегстве Энея и его спутников из горящей Трои, о прибытии их в Италию и об основании Ромулом Рима. Таким образом, повествование начиналось с Энея и завершалось современными событиями, которые непосредственно связывались с легендарной историей.

Миф о прибытии Энея в Италию входил в цикл сказаний о переселении на запад греков, сражавшихся под Троей. Об Энее упоминал еще Гомер. В «Илиаде» Посейдон предсказывает, что после гибели Трои Энею предстоит царствовать над оставшимися в живых троянцами (20, 307 и сл.). О бегстве Энея в Италию рассказывал, в частности, греческий поэт Стесихор, живший на рубеже VII—VI вв. до н. э. В поэме Стесихора «Разрушение Илиона» впервые появляется традиционное изображение Энея, который уходит из объятого пламенем Илиона (Трои), неся на плечах престарелого отца и ведя за руку малолетнего сына. В Лации предание об Энее было известно задолго до Невия. В этрусском городе Вейи при раскопках было обнаружено множество статуэток героя с отцом на плечах. У греческого историка Гелланика (около 400 г. до н. э.) Эней прибывает в Италию вместе с Одиссеем и основывает там город Рим, названный по имени одной из троянок. На переселении троянцев в Италию особо останавливается Тимей Сицилийский, доводящий свое историческое повествование до Первой пунической войны. У него, как и у Гелланика, Эней является основателем Рима.

Когда Невий писал свою поэму, он, конечно, имел под рукой самые известные греческие обработки мифологических преданий о приключениях Энея и основании Рима и в ряде случаев даже копировал их. Однако это ничуть не умаляет новизны и смелости его поэтического предприятия. Уже сама идея изложить в стихах близкий по времени исторический материал была для римлян необычной. По существу, это сочинение монографическое, поскольку в центре изложения - конкретный эпизод из римской истории: Первая пуническая война.

Многие из дошедших до нас фрагментов этой поэмы относятся к сказанию об Энее. В одном из них царица Карфагена, Дидона, спрашивает троянского героя о том, как он покинул Трою, возможно, вызывая на рассказ о выпавших на его долю скитаниях. Считается, что рассказ Энея, подобно рассказу Одиссея на пиру Алкиноя в гомеровской «Одиссее», был вставлен Невием в основное повествование и дан в виде отступления. Не исключено, что Невий упомянул и о несчастной любви Дидоны к Энею как о мифологической причине вражды между Римом и Карфагеном.

Явное стремление Невия соединить в одном произведении особенности «Илиады» и «Одиссеи», сплавить воедино героический и приключенческий элементы, исследователи объясняют влиянием александрийской поэтической техники.

18

Язык и стиль

Обаяние мифологических преданий Невий старается передать всеми доступными ему средствами. Эпическая торжественность достигается в «Пунической войне» с помощью сложных слов, калькирующих типичные гомеровские композиты, а также лексических и грамматических архаизмов. Причем мифологическая часть поэмы архаизирована у него гораздо больше, нежели сухая и сдержанная историческая часть. Реальная история мало располагает к фантазии и экзальтации, и Невий, чтобы повествование не превратилось в стихотворную хронику военных событий, оживляет его, используя различные стилистические приемы. Например, частое употребление настоящего времени вместо прошедшего (praesens historicum) придает рассказу повышенную изобразительность и экспрессивность.

** *

Цицерон сравнивает «Одиссею» Ливия Андроника с грубыми и примитивными созданиями легендарного Дедала, а «Пуническую войну» Невия - с произведениями скульптора Мирона, признавая более зрелым и совершенным искусство кампанского поэта (Цицерон. «Брут», 71-76). Как свидетельствует приводимая Авлом Геллием эпитафия Невию («Аттические ночи», 1, 24, 2), античная критика попала в точку, усмотрев в лингвистической одаренности поэта самый характерный аспект его творческой индивидуальности:

Когда б бессмертным вместен был бы плач о смертных, Оплакали б Камены Невия поэта; Как только к теням Орка он сошел в обитель,

Забыли вовсе в Риме все язык латинский.

(Перевод Ф. Петровского)

19