Глава XLIII

МАРЦИАЛ

Марк Валерий Марциал (Marcus Valerius Martialis) - выдающийся римский поэт-эпиграмматист, в творчестве которого эпиграмма приобрела свою окончательную форму и стала тем, что мы понимаем сейчас под этим литературным термином, - коротким сатирическим стихотворением.

Марциал родился в испанском городе Бильбиле. В одной из эпиграмм, написанной в конце 90-х годов н. э. поэт говорит о том, что он появился на свет в мартовские календы, то есть 1 марта, и достиг 57летнего возраста (10, 24). Следовательно, дата его рождения приходится приблизительно на 40 г.

ВБильбиле будущий поэт получил грамматическое и риторическое образование. В 64 г. он, возможно, для того, чтобы подготовиться к профессии адвоката, приезжает в Рим, где сразу налаживает связь с выходцами из Испании: посещает дома своих знаменитых соотечественников - философа Сенеки и его племянника, эпического поэта Лукана. Однако завязавшейся между ними дружбе не суждено было окрепнуть. В 65 г. после раскрытия антинероновского заговора Лукан и Сенека пали жертвами императорских репрессий. По приказу Нерона они покончили с собой, вскрыв себе вены.

Жизнь Марциала резко изменилась в худшую сторону. Он долгое время бедствовал и под угрозой нищеты был вынужден смириться с участью клиента. Вместе с другими такими же, как он, бедняками, он обивал пороги влиятельных особ, получая от них небольшие денежные подачки и угощение. О своем унизительном положении клиента поэт сообщает с чувством нескрываемой горечи.

Вгоды правления Тита (79-81 гг.) и Домициана (81-96 гг.) Марциалу сопутствует удача. Он пользуется расположением обоих императоров и не скупится на похвалы, нередко доходя до неприкрытой лести и заискивания перед ними. Этим он навлек на себя осуждение и упреки потомков, обвинявших его в низкопоклонстве и пресмыкательстве перед самым жестоким императором Рима Домицианом, которого историки традиционно рисуют только черными красками. В эти годы Марциал сближается с писателями, живущими в столице: Квинтилианом, Силием Италиком, Ювеналом, Плинием Младшим. О них он говорит

снеизменной почтительностью, сердечностью и восхищением.

После публикации в 80 г. первого сборника эпиграмм «Книга зрелищ» (Liber spectaculorum), написанного под впечатлением торжественного открытия Колизея, последовало почетное вознаграждение со стороны императора: Марциалу было пожаловано «право трех детей» и соответствующие льготы, которыми пользовались римляне, имевшие не менее трех сыновей. Но во времена Марциала это исключительное право могли получить даже бездетные и, более того, холостые мужчины. Привилегии, дарованные Титом, были подтверждены и расширены его преемником, императором Домицианом, наградившим поэта всадническим званием. Надежды на ожидаемое благополучие оправдались лишь частично. Значительного материального благосостояния достичь не удалось. Однако Марциал теперь мог жить в достатке и не испытывать нужды. Влиятельные друзья оказали ему помощь, и в окрестностях Номентана у него появилось скромное, но доставляющее ему покой и умиротворение поместье, а в Риме, вблизи от Квиринала, - собственный дом. Тем не менее, в стихах он постоянно жалуется на свою бедность.

К 84 г. были написаны и опубликованы еще 2 книги стихотворений: «Гостинцы» (Xenia) и «Подарки» (Apophoreta). В них вошли эпиграммы, представляющие собой двустишия, предназначенные сопровождать разного рода подарки, которые посылались друзьям и которыми обменивались во время Сатурналий. Это были подношения съестного типа («гостинцы») или дары, раздаваемые после праздничной трапезы и уносимые гостями с собой («подарки»).

Между 85 и 96 г. более или менее ежегодно появляются сборники эпиграмм Марциала. Их успех превосходит все ожидания. Но, несмотря на всенародное признание, Марциал продолжает вести клиентский образ жизни. Можно лишь догадываться, что теперь вынуждало его быть клиентом, во всяком случае, не бедность.

В 88 г. какое-то тревожное состояние духа заставляет Марциала покинуть Рим и уехать в Предальпийскую Галлию - в Корнелиев форум, где он издает книгу эпиграмм. Вскоре он возвращается в столицу Империи и там продолжает выпускать одну книгу за другой.

Убийство Домициана ознаменовало поворот в жизни поэта. Изданием очередных сборников эпиграмм он стремится снискать милость следующих императоров - Нервы и Траяна, но, похоже, это ему не удается, и в 98 г. он, теперь уже навсегда, оставляет Рим. С тяжелым сердцем, разочарованный и несчастный, он направляется в Испанию, покинув город, в котором прожил 34 года. Деньгами на дорогу его снабдил Плиний Младший.

Марциал надеялся обрести покой и независимость в родной Бильбиле, где он пишет еще одну, последнюю, книгу эпиграмм, увидевшую свет в 101 г. Богатая испанка Марцелла, почитательница таланта поэта, подарила ему небольшое поместье. Но в провинциальной Бильбиле Марциал тоскует по римским библиотекам, зрелищам и столичному обществу; он недоволен своей жизнью, предается хандре, забрасывает стихи.

215

Умер Марциал в 104 г. Когда известие о его смерти достигло Рима, опечаленный Плиний Младший написал в одном из своих писем: «Я слышу, умер Валерий Марциал; горюю о нем; был он человек талантливый, острый, едкий; в стихах его было много соли и желчи, но немало и чистосердечия» (3,21,1).

«Эпиграммы»

Марциал написал свыше 1500 эпиграмм, составивших 15 книг (Epigrammata). Творческая продуктивность поэта поразительна, ведь речь идет о небольших по размеру стихотворениях, состоящих нередко из двух-четырех строк. Безупречные по форме, они представляют собой блещущие остроумием и поэтическими находками миниатюры, запечатлевшие разные стороны окружающей поэта реальной действительности.

История эпиграммы уходит в глубь веков и ко времени появления первых книг Марциала насчитывала не одно столетие. Как указывает само название, эпиграмма - первоначально надпись, сделанная на могильной плите, статуе, посвятительной дощечке или предмете, принесенном в дар богу. Первые стихотворные эпиграммы на греческом языке относятся к VII в. до н. э. Позднее эпиграмма потеряла свою первоначальную функцию и стала формой книжной поэзии, сохранив при этом свое основное свойство - краткость.

Литературная эпиграмма в пределах нескольких строк фиксировала мимолетное впечатление, демонстрируя игру ума и фантазии поэта. Эпиграмма - это своеобразная поэзия на случай. Она могла быть эротической, застольной, напутственной и т. д. До нас дошло немало любовных эпиграмм, пронизанных чувственной нежностью. От первоначальной надписи книжная эпиграмма сохранила некоторые темы (например, надгробные или посвятительные эпиграммы), которые нередко трактуются в пародийном, а подчас в откровенно сатирическом духе. Со временем сложился определенный круг тем, разрабатываемых в эпиграммах, но этот традиционный репертуар каждый поэт варьирует в соответствии со своим талантом и вдохновением.

Первые известные нам сборники греческих эпиграмм относятся к I в. до н. э. В своем творчестве Марциал использовал эти антологии, имевшие широкое хождение в Риме. Но гораздо чаще он обращается к латинским образцам эпиграмматической поэзии. В предисловии к 1-й книге он пишет: «Игривую правдивость слов, то есть язык эпиграмм, я бы стал оправдывать, если бы первый подал пример ее, но так пишет и Катулл, и Марс, и Педон, и Гетулик, и каждый, кого читают и перечитывают». И все же главным источником его вдохновения служит сама жизнь, современная ему римская действительность и окружающие его люди. В эпиграммах бурлит жизнь столичного города, изображенная поэтом во всех ее красках.

Поистине, надо было обладать острой наблюдательностью и сатирическим даром Марциала, чтобы так живо и сочно показать быт и нравы столицы огромной империи. Рим Марциала наполнен дельцами, аферистами и разного рода проходимцами. На страницах его книг оживают разбогатевшие выскочки, философствующие болтуны, мерзкие скряги, наглые мошенники. Наибольшее отвращение испытывает поэт к честолюбцам, занятым пустяками и показухой. Он создает впечатляющую галерею отвратительных образов: воров, охотников за чужим наследством, врачей-шарлатанов, безобразных старух, ненасытных женщин, гнусных развратников - всех тех темных личностей, которыми кишели улицы Рима.

Традиционные и сделавшиеся уже стереотипными персонажи эпиграмматической поэзии, такие, как врач, сводящий в могилу своих клиентов, самонадеянный стихоплет, искатель наследств, у Марциала нарисованы ярко и самобытно; как правило, в шаржированном виде. Изображая этих людей, поэт не скупится на колкости и едкие остроты. Но есть некоторые человеческие недостатки, которые относительно безвредны и являются скорее слабостями, чем пороками; над ними Марциал не издевается, а только подсмеивается. В этих случаях злоречие сменяется у него шуткой, а сам поэт не язвит, а забавляется.

От эпиграмматических сочинений предшественников эпиграммы Марциала отличаются прежде всего метрическим разнообразием. Наряду с традиционным элегическим дистихом, он использует гексаметр, ямбический триметр, а также излюбленные размеры Катулла - фалекий и холиямб. Еще более разнообразным является содержание эпиграмм: мы находим в них авторские признания, литературные декларации, пейзажные зарисовки, описание окружающей обстановки и отдельных предметов, прославление знаменитых современников и деятелей, увековеченных историей, лесть в адрес императоров и влиятельных покровителей, выражение скорби по случаю смерти близких людей и многое другое.

Главная забота Марциала - понравиться читателю. Его эпиграммы пользовались успехом среди самых разных слоев населения. Они часто звучали во время публичных чтений, и поэт всеми доступными ему способами стремится произвести незабываемое впечатление на слушателей, для чего обращается ко всевозможным средствам художественной выразительности, прежде всего к тем, которые служат достижению комического эффекта, - шаржу, карикатуре, гиперболе, гротеску.

Как правило, эпиграммы Марциала имеют ударную концовку, насыщенную озорным юмором и потому яркую и остроумную, оставляющую неизгладимый след в памяти слушателей и читателей. Мастер неожиданной концовки, Марциал использует этот эпиграмматический прием весьма разнообразно. Нередко он обращается к словесной игре, достигая здесь замечательного результата.

216

Беспристрастный наблюдатель повседневной жизни, Марциал запечатлел ее в карикатуре, язвительной остроте или в ярком описании, нередко пикантном, а иной раз и грубо натуралистическом.

Порой чувство меры все же изменяет ему, как, например, в стихотворении, в котором он обращается к теме, уже разработанной до него Катуллом, создавшим настоящий шедевр о вороватом сотрапезнике (12, 28). Это стихотворение Катулла вдохновило Марциала на ряд виртуозных вариаций, но в указанной эпиграмме он явно злоупотребляет гиперболой. Если катулловский Асиний крадет в гостях платки, то марциаловский Гермоген кражей платков не ограничивается: он тащит скатерти со столов и, если бы их вовремя не спрятали, стянул бы из театра занавеси; моряки, заприметив в гавани Гермогена, в страхе спешат убрать с мачт паруса.

Эпиграммы Марциала имеют, как правило, двухчастную или трехчастную композицию. При двухчастной структуре комический эффект достигается смысловой антитезой двух предложений: в первом - содержится описание, во втором - заключение, но не само собой разумеющееся, а, вопреки ожиданию, совершенно неожиданное. Иллюстрацией могут служить следующие двустишия:

Вслух собираясь читать, ты что ж себе кутаешь горло? Вата годится твоя больше для наших ушей!

(4, 41. Здесь и далее перевод Ф. Петровского) Хлоя-злодейка семь раз на гробницах мужей написала: «Сделала Хлоя». Скажи, можно ли искренней быть?

(9, 15)

Лесбия слово дает, что любить она даром не станет. Верно: всегда за любовь Лесбия платит сама.

(11,62)

В приведенных выше эпиграммах сначала дается описание, а затем раскрывается его подлинный смысл. Комический эффект здесь достигается несоответствием между благополучной видимостью и неприглядной сущностью. Это обычный стиль многих эпиграмм Марциала.

При трехчастной структуре последовательность частей такая: описание -вопрос - ответ. Например:

Хоть и шести у себя никогда ты не видывал тысяч, Цецилиан, но шесть слуг всюду носили тебя.

Ну, а когда получил ты богини слепой два мильона И распирают мошну деньги, ты ходишь пешком. Что по заслугам твоим и во славу тебе пожелать бы? Цецилиан, да вернут боги носилки тебе!

(4,51)

В обоих случаях заключительная часть стихотворения содержит остроту, которая неожиданно раскрывает некое новое качество, выходящее из ряда привычных представлений, и таким образом заставляет осмыслить сказанное прежде в совершенно другом свете. Тезис и пояснение к нему, на первый взгляд парадоксальное, обнажают самую суть описываемого явления. То, что обычно скрывается от людей, Марциал разоблачает и выставляет на всеобщее осмеяние.

Иногда Марциал отступает от этой схемы и все внимание концентрирует на описании, как в знаменитой эпиграмме на смерть девочки рабыни Эротии (5, 34) или в поэтическом послании, в котором он описывает другу Ювеналу, беспокойно снующему по шумным улицам Рима, безмятежную жизнь в провинциальной Бильбиле (12, 18). Впрочем, в другом месте те же самые темы Марциал трактует в привычной ему манере, снабжая описание неожиданно шутливой концовкой (5, 37; 5, 38).

Нередко за язвительным смехом Марциал скрывает свое недовольство и меланхолию. Раздираемый непримиримым противоречием между идеалом и реальностью, между миром, который он изображает, и тем, о котором он может только мечтать, поэт сбрасывает с себя маску насмешника и становится простым и милым собеседником. Хотелось бы, вздыхает он, хоть на какое-то время побыть счастливым, иметь немного денег, полученных без хлопот в виде наследства, владеть кусочком земли, который можно сдать в аренду, забыть все тяжбы, быть здоровым, жить просто, без тревог и забот, иметь возможность спать всю ночь и не желать того, чего нет, не бояться смерти, но и не призывать ее.

Но даже эти очень скромные желания оказываются недостижимыми для него: он не является хозяином своего времени, ему не удается выспаться в Риме, потому что всегда найдется человек, которому он нужен по какому-нибудь неотложному делу; если он хочет разбогатеть, говорит о себе поэт, то вовсе не затем, чтобы предаваться бесстыдной роскоши, а только для того, чтобы иметь собственный дом, скромный достаток и не кормиться чужими щедротами. Его давно тяготит жизнь клиента, но, к сожалению, в его время поэты бедны, а времена Мецената давно миновали. К этой мысли Марциал возвращается постоянно, и всякий раз с тяжелым вздохом. Он говорит о необходимости довольствоваться малым и с горечью взирает на разбогатевших выскочек.

Хотя Марциал сообщает немало сведений о самом себе, он, тем не менее, не относится к числу тех поэтов, которые охотно исповедуются перед читателем. Гораздо чаще он говорит о людях, которые его окружают, о человеческой природе, однако ревностно оберегает от посторонних глаз свой внутренний мир.

217

Марциал - один из немногих римских писателей, кто избегает глобальных философских проблем и оторванного от жизни абстрактного теоретизирования в духе моральной проповеди. Он руководствуется этикой здравомыслящего человека и охотно смеется над окружающим его миром, изливая душу в насмешливо-язвительных стихах.

Черпая поэтическое вдохновение из реальной жизни, Марциал старается отразить ее во всей ее полноте. Для этого, как ему представляется, лучше всего подходит жанр эпиграммы. Сама жизнь «узнаёт себя в моих стихах», пишет Марциал. «Человеком у нас каждый листок отдает» (hominem pagina nostra sapit - 10,4, 10). Действительно, на страницах его сочинений ощущается присутствие живого человека. В моментальных шаржированных зарисовках поэт сообщает нам множество интересных сведений из истории быта и нравов современного ему римского общества.

Стремление отражать жизнь во всем ее многообразии, острая наблюдательность и вкус к исторической конкретности обусловили реалистическую манеру Марциала. Погруженный в реальную действительность, он дает резкую отповедь любителям мифологической поэзии, оторванной от жизни. Мои эпиграммы, говорит поэт, не являются пустой забавой. То, что Марциал пишет, - гораздо серьезнее, чем воспевание мифологических персонажей - Фиеста, Дедала или Киклопа (4, 49). В его поэзии «жизнь узнает свои нравы» (agnoscat mores vita - 8, 3, 20).

Не следует, однако, ставить знак равенства между жизнью поэта и его стихами. Он хочет влить в свои эпиграммы «капельку горькой желчи», ведь без нее они потеряют свою привлекательность:

Пища и та ведь пресна, коль не сдобрена уксусом едким; Что нам в улыбке, коль с ней ямочки нет на щеке?

(7, 25, 5-6)

Но это вовсе не означает, что сам поэт злонамерен. Просто он считает, что откровенная манера изъясняться и называть вещи их собственными именами не вредит его поэзии. В этом он лишь следует Катуллу и Овидию. «Страница у нас непристойна, - признается Марциал, - жизнь чиста» (lasciva est nobis pagina, vita proba - 1,4, 8; ср.: 11, 15, 13). Поэта мало беспокоят цензоры наподобие Катона, его стихи не предназначены этим людям, но если они их все же читают, то должны воспринимать такими, каковы они есть.

«Мои книжки, - пишет Марциал в предисловии к 1-й книге эпиграмм, -подшучивая даже над самыми незначительными лицами, сохраняют к ним уважение». Через много лет он, автор десятка поэтических сборников, вновь считает необходимым разъяснить свою установку поэта-эпиграмматиста:

Книжки мои соблюдать приучены меру такую: Лиц не касаясь, они только пороки громят.

(10,33,9-10)

Марциал сближается здесь с Горацием-сатириком, который с беспощадностью отмечал человеческие пороки, не нападая при этом на личности. Конечно, под вымышленными именами у Марциала часто скрываются реальные личности, но не его вина, если в сатирических персонажах его эпиграмм многие люди узнают себя.

Большое количество эпиграмм написано Марциалом на литературные темы. В полемике ревнителей древней и новой поэзии он принимает сторону последних, хотя испытывает явную тягу к римскому классицизму. Он восхищается Катуллом и продолжателями неотеризма и делает мишенью своей критики почитателей архаических поэтов. Он искренне возмущен тем, что еще находятся любители литературы, предпочитающие Вергилию древнего Энния. Однако далеко не все современные поэты получают его одобрение. С величайшим презрением отзывается он о самонадеянных виршеплетах, создателях легковесных и многословных поэм.

Жизненность марциаловской поэзии во многом обусловлена ее стилем, в котором нет ничего искусственного. Создается впечатление, что поэт импровизирует и стихи складываются сами собой, экспромтом. Но это впечатление кажущееся: его эпиграммы - результат высокого мастерства и тщательной отделки.

Сила Марциала, внимательно вглядывающегося в окружающих его людей и повествующего о них часто с горечью и нескрываемым скептицизмом, заключается в его умении вскрывать смешные стороны людей и их поступков и запечатлевать их с непревзойденным искусством поэта-эпиграмматиста.

** *

Поэзия Марциала очень быстро получила широкое признание. Свидетельством популярности римского поэта является большое число издателей, которые состязались в тиражировании и распространении его книг. Между IV и VI в. Марциала часто цитируют писатели-грамматики. Ему подражают поэты Авсоний (IV в.) и Сидоний Аполлинарий (V в.). В средние века его стихи знали по многочисленным антологиям. В XIV в. Боккаччо обнаружил и опубликовал рукопись с его эпиграммами.

218

Марциал был одним из самых читаемых авторов в эпоху Возрождения. Его творчество оказало значительное влияние на европейскую литературную эпиграмму XVI-XVII вв. В XVIII в. Лессинг под влиянием поэзии Марциала строит свою теорию эпиграммы. Эпиграммами Марциала увлекались Шиллер и Гете. «Кипящий Марциал, дурачеств римских бич» (по определению поэта Вяземского) вызывал живейший интерес у Пушкина.

219