Глава XVII

КАТУЛЛ

Гай Валерий Катулл (Gaius Valerius Catullus) - единственный из поэтов-неотериков, чьи произведения уцелели. По словам Иеронима, он родился в Вероне в 87 г. до н. э. и умер в 30-летнем возрасте, следовательно, в 57 г. до н. э. Однако дата смерти должна быть подвергнута сомнению, потому что в некоторых стихотворениях Катулла упоминаются события 55 г. до н. э.: поход Цезаря в Британию (11 и 29) и второе консульство Помпея (113). Это означает, что Катулл родился позже, примерно в 84 г. до н. э., или прожил не 30 лет, а больше.

Всередине 60-х гг. до н. э. отец послал юношу в Рим для завершения образования. В Риме Катулл встретил и полюбил женщину, которую в стихах называет Лесбией. Как сообщает Апулей, ее настоящее имя

-Клодия («Апология», 10). Скорее всего, это была жена Цецилия Метелла Целера, в 62-61 гг. до н. э. - наместника Предальпийской Галлии, в 60 г. до н. э. - консула. Ее родная сестра была замужем за полководцем Лукуллом, сводная - за Гнеем Помпеем.

Типичная представительница римского света, Клодия была достаточно образованна, интересовалась политикой и культурой; как многие ее современницы из высшего римского общества, вела легкомысленный образ жизни и без зазрения совести изменяла мужу. Кроме Катулла в число ее любовников входил молодой оратор и политик Целий Руф, которого она обвинила в попытке отравить ее. В состоявшемся в 56 г. до н.э. судебном процессе защитником Целия Руфа выступил Цицерон. В своей речи «В защиту Целия» он дал уничтожающую характеристику Клодии, обвинив ее в сексуальной распущенности.

В57 г. до н. э. Катулл сопровождал в Вифинию сенатора Гая Меммия. Присоединение к свите наместника провинции было одним из способов поправить свои денежные дела. Однако весьма сомнительно, чтобы в Вифинии Катуллу удалось разбогатеть. Не исключено, что его отъезд из Италии был вызван разочарованием в любви и стремлением навсегда забыть Клодию, которая стала для него источником непрестанных страданий. Но затянувшаяся поездка тяготила поэта. В написанном в 56 г. до н. э. стихотворении (46) он выражает свое нетерпение и желание пуститься в обратный путь. Это одно из самых искренних и взволнованных произведений Катулла, а завершается оно так:

О, как сердце пьянит желанье странствий! Как торопятся в путь веселый ноги!

Вы, товарищи милые, прощайте! Долго из дому вместе мы шагали, А вернемся своей дорогой каждый.

(46, 7-9. Перевод А. Пиотровского)

На обратном пути Катулл посетил могилу своего брата, умершего и похороненного в Троаде (область Малой Азии). Это печальное событие вдохновило его на исключительно эмоциональное стихотворение - 101.

Сочинения

Все сведения о жизни Катулла мы извлекаем из его сочинений, собранных в одной книге, рукопись которой была обнаружена в Вероне в 1300 г. и вскоре вновь утрачена. К счастью, с нее успели сделать копии.

В книге Катулла различаются три части: небольшие стихотворения - «полиметры», написанные различными лирическими размерами (1-60), их вслед за поэтом называют достаточно условно «безделками» (nugae); затем большие произведения - «ученые поэмы» (carmina docta): эпиллии, эпиталамии, элегии, послание (61-68); и наконец, «эпиграммы», короткие стихотворения в элегических двустишиях (69-116).

По рукам ходили и другие стихотворения Катулла, не попавшие в книгу; ссылки на них имеются у поздних грамматиков. Трудно сказать, были они когда-либо опубликованы или нет.

До сих пор остается открытым вопрос о посвятительном стихотворении, обращенном к Корнелию Непоту (1): следует ли его относить ко всей книге или только к части вошедших в нее произведений? Последнее представляется более вероятным, и не только потому, что в этом посвящении Катулл называет свои стихи «безделками», отдавая таким образом дань уважения учености Корнелия Непота, написавшего исторический труд в 3 книгах. В силу скромности или литературного кокетства он мог называть «безделками» все свои стихи, без исключения. Но поскольку вошедшие в книгу 116 стихотворений составляют объем, превышающий общепринятые размеры обычной античной книги, сомнительно, чтобы посвятительное стихотворение было вступлением к той книге, которой мы сейчас располагаем.

67

Книга произведений Катулла составлена, вне всякого сомнения, уже после смерти поэта, на что указывает, помимо прочего, порядок следования в ней стихотворений: хронологический и содержательный аспекты в расчет не приняты, стихотворения сгруппированы с учетом метрических различий, то есть по эллинистическому образцу. Трехчастная композиция и нынешний объем книги -дело рук ее составителя, руководствовавшегося формальными признаками; сам же Катулл издал (или собирался издать) «маленькую книжку» (libellus), для которой написал стихотворение с посвящением Корнелию Непоту.

«Полиметры»

Латинское слово nugae означает «пустяки», «шутки»; у неотериков оно приобретает значение lusus «забавы», «развлечения», соответствующее значению греческого paignia, которым эллинистические поэты нередко называли свои стихи. У Катулла nugae - это небольшие стихотворения, написанные на различные темы. Многие из них представляют собой инвективы, обличение реальных личностей, и имеют характер резкого, часто непристойного, поношения. На своих личных врагов и литературных недоброжелателей Катулл обрушивается со всей страстностью души, как правило, не стесняясь в выражениях (16; 40). Объектом его нападок становятся и видные политические деятели, например Юлий Цезарь. Начало одного из стихотворений, направленных против Цезаря и его приспешника Мамурру, звучит следующим образом:

В чудной дружбе два подлых негодяя: Кот Мамурра и с ним - похабник Цезарь!

(57. Перевод А. Пиотровского)

Некоторые стихотворения этого раздела имеют характер шутки, причем иногда столь изощренной, что трудно решить, оскорбление это или похвала; характерный пример - восхваление Цицерона, впрочем, вероятно, все же ироническое (49).

Наряду с ругательными стихотворениями есть и другие - обращенные к друзьям. В них Катулл предстает нежным, деликатным, сентиментальным человеком, изливающим свои самые сокровенные чувства. В этих стихотворениях Катулл необычайно привлекателен и мил; его шутки искрятся добродушием и весельем; поэт не прочь поиронизировать и над самим собой. Сюда относятся приглашение Фабулла на скромный обед (13), обращение к другу-стихотворцу Цецилию (35), послание к Лицинию (50). В стихах, посвященных дружбе, оживают известные писатели того времени: Лициний Кальв, Гельвий Цинна, Азиний Поллион, Гортензий Гортал и многие другие люди, знакомые нам только по катулловским стихам. Ни у одного римского поэта нет такого количества стихотворений о дружбе, как у Катулла.

Одна из лучших «безделок» написана в традиции посвятительной эпиграммы. В ней персонифицируется корабль, привезший Катулла из Вифинии домой. Он хвастается своими путешествиями и, посвятив себя покровителям мореплавания Кастору и Поллуксу, мирно старится в тихом укрытии (4). По возвращении из вифинской поездки было написано и другое стихотворение, 31 - приветствие Сирмиону, полуострову на Бенакском озере близ Вероны, где находилась вилла Катулла («Милый мой Сирмион, ликуй: хозяин твой прибыл!»). Одно из стихотворений представляет собой зарисовку счастливой любви Акмы и Септимия (45), другое - гимн Диане, стилизованный под народную песню (34); есть здесь стихи и эротического содержания (32; 48).

Возлюбленной поэта Лесбии в этой части сборника посвящено с десяток стихотворений, в которых отражены разные этапы их любовных отношений: счастье и размолвки, ссоры и примирения. Всепоглощающая любовь с ее горькими разочарованиями и краткими мгновениями радости вдохновила Катулла на лирические стихи, исполненные страсти, нежности, сомнения, отчаяния. Например, рассказ о ручном воробье любимой (2; 3) или ликование поэта, вызванное ответной любовью (5 - «Будем, Лесбия, жить, любя друг друга!»; 7 - «Спросишь, Лесбия, сколько поцелуев // Милых губ твоих страсть мою насытят?»). В ряде стихотворений звучит отчаяние поэта, вызванное изменами подруги (8; 11; 58). Смятение своих чувств получивший отставку Катулл выражает с предельной простотой и искренностью:

Любимая, ответь, что ждет тебя в жизни? Кому покажешься прекрасней всех женщин? Кто так тебя поймет? Кто назовет милой? Кого ласкать начнешь? Кому кусать губы?

А ты, Катулл, терпи! Пребудь, Катулл, твердым!

(8, 15-19. Перевод И. Сельвинского)

Любовное томление при виде Лесбии Катулл передает в переводе знаменитой оды Сапфо.

Кажется мне тот богоравным или - Коль сказать не грех - божества счастливей, Кто сидит с тобой, постоянно может Видеть и слышать

68

Сладостный твой смех; у меня бедняги, Лесбия, он все отнимает чувства...

(51, 1-6. Перевод С. Ошерова)

Свой перевод Катулл обрывает на 3-й строфе и завершает стихотворение переосмысляющим весь предыдущий текст обращением к самому себе (стихи 13-16):

От безделья ты, мой Катулл, страдаешь, От безделья ты бесишься так сильно. От безделья царств и царей счастливых Много погибло.

Непосредственность и экспрессия, с которыми Катулл рассказывает о своих душевных переживаниях, не имеют аналогов во всей любовной поэзии античности.

«Ученые поэмы»

Составляющие центральную часть книги «ученые поэмы» представляют собой 8 больших стихотворений, в которых поэт демонстрирует свою эрудицию и владение александрийской поэтической техникой.

Стихотворение 61 - это эпиталамий, написанный по случаю бракосочетания Луция Манлия Торквата с Винией (в рукописи - Юнией) Аврункулеей. Его должен был исполнять хор юношей и девушек во время шествия, провожавшего невесту в дом жениха. Стихотворение открывается гимном Гименею, богу брака; затем следует призыв к невесте выйти из отцовского дома; после чего звучит фесценнинская песня с непристойными намеками на прежние грешки будущего супруга; наконец, когда свадебное шествие подходит к дому жениха, перед порогом брачного покоя звучат приветствие новобрачным и прощание с ними. Заключительная часть содержит штрих, нарушающий литературную условность стихотворения: хор деликатно желает, чтобы в новую семью пришел маленький Торкват и чтобы его сходство с отцом свидетельствовало о супружеской верности матери. В этом произведении, написанном песенной строфой, переплетаются традиционно римские и греческие мотивы.

Следующее стихотворение, 62 -также эпиталамий. Здесь уже использован гексаметр. Два хора, один

-из юношей, другой - из девушек, попеременно обмениваются репликами. Юноши славят вечернюю звезду

-Веспер, возвещающую новобрачным счастье и своим светом скрепляющую их союз; в свою очередь, девушки сетуют на жестокость Веспера, вырывающего невесту из объятий матери. Пение каждого из хоров всякий раз завершается одним и тем же припевом: «К нам, о Гимен, Гименей! Хвала Гименею, Гимену!». В отличие от предыдущего стихотворения, здесь нет указания на конкретных людей и реальную свадьбу. Скорее всего, это литературное упражнение, развивающее один из мотивов традиционного репертуара свадебной поэзии. Его можно рассматривать как стилизацию народных песен; возможно, однако, что оно навеяно эпиталамиями Сапфо.

Стихотворение 63 - эпиллий о юноше Аттисе, который посвятил себя фригийской богине плодородия Кибеле, отождествляемой с Великой матерью богов. В Риме ее культ был официально признан в 204 г. до н. э.; в честь ее справлялись ежегодные Мегалесийские игры. Культ Кибелы сопровождался неистовыми оргиями и отличался экстатическим характером. Описание такой оргии есть в поэме Лукреция «О природе вещей» (2, 600-643). Возможно, толчок к созданию этого стихотворения Катуллу дали впечатления, полученные им во время поездки в Малую Азию в 57-56 гг. до н. э., где он мог видеть процессии жрецов Кибелы. Не исключено, впрочем, что в основе эпиллия лежит не известный нам эллинистический образец.

Эпиллий имеет трехчастную композицию. Высадившийся на малоазийском побережье близ Трои Аттис в состоянии исступления подвергает себя оскоплению, как это делали обычно жрецы Кибелы - галлы (по названию реки в Малой Азии), и погружается в глубокий сон (63, 1-38). Пробудившись на следующее утро, с уже прояснившимся рассудком, он горько сожалеет о содеянном. Плач Аттиса является одним из самых печальных и проникновенных причитаний во всей римской литературе (63, 39-73). Услышав жалобные вопли, Кибела отвязывает от своей колесницы льва и приказывает ему устрашить юношу, который укрывается в священной роще, чтобы остаться там навсегда на службе у богини (63, 74-93).

Вэтом эпиллии использован редкий стихотворный размер, разработанный александрийскими поэтами, - галлиямб. Будоражащий и создающий ощущение тревоги, он хорошо подходит для передачи оргиастического характера культа Кибелы:

Чрез моря промчался Аттис на бегущем быстро челне И едва фригийский берег торопливой тронул стопой,

Лишь вошел он в дебрь богини, в глубь лесной святыни проник, - Он во власти темной страсти здравый разум свой потеряв,

69

Сам свои мужские грузы напрочь острым срезал кремнем.

(63, 1-5. Перевод С. Шервинского)

В стихотворении 64 трактуется популярный греческий миф о свадьбе смертного Пелея с богиней Фетидой. Это самое большое произведение Катулла; оно состоит из 408 стихов и является наиболее показательным из «ученых поэм». Пронизанное мифологической ученостью, оно имеет сложную, типичную для александрийских эпиллиев, структуру.

Стихотворение начинается с беглого упоминания о плавании аргонавтов, во время которого Пелей влюбляется в морскую богиню Фетиду. Затем следует описание роскошного дворца Пелея, куда собрались с подарками для новобрачных гости. Их внимание привлекает устилающее брачное ложе богатое покрывало с вытканной на нем историей Ариадны, оставленной Тесеем на пустынном острове Наксосе. Здесь в виде отступления в основное повествование вставлен рассказ о любви Ариадны к афинскому герою и жалоба брошенной девушки (64, 52-264).

Затем повествование возвращается к свадьбе Пелея и Фетиды. Смертные покидают дворец, чтобы дать место богам. Среди божественных гостей - Парки, которые поют вещую песню, содержащую пророчество о рождении от этого брака Ахилла и об ожидающей его славе. При этом они не переставая прядут нить жизни и повторяют как припев слова «Вейте бегущую нить, бегите, кружась, веретена!».

Концовка эпиллия несколько неожиданна. В мифологическое изложение врывается современная Катуллу действительность, и заключительные стихи звучат пессимистически. Раньше, когда люди были благочестивыми, боги нередко спускались на землю, а теперь все изменилось в худшую сторону:

Ныне ж, когда вся земля преступным набухла бесчестьем

Исправедливость людьми отвергнута ради корысти, Братья руки свои обагряют братскою кровью...

.......................................................................................

Боги оказывать честь не хотят уже сборищам нашим,

Ине являются нам в сиянии света дневного.

(64, 397-399; 407-408. Перевод С. Шервинского)

Возможно, именно Катулл впервые объединил в одной композиции миф о Пелее и Фетиде и миф об Ариадне. Нельзя, однако, исключать, что это уже имело место в греческом оригинале. Как бы то ни было, жалоба катулловской Ариадны представляет собой развитие традиционной темы. В римской поэзии она будет продолжена Вергилием в «Энеиде», Проперцием в элегиях (жалоба Тарпеи), Овидием в «Героинях». Но у Катулла горе Ариадны - это его собственное горе, которое он изливает в плаче мифологического персонажа. Стилистический колорит этой части произведения напоминает стихи Энния, что свидетельствует о том, что в своем творчестве Катулл использовал опыт не только греческих, но и римских авторов.

Стихотворение 65 - послание Катулла оратору Квинту Гортензию Горталу. Это очень взволнованный и несколько беспорядочный разговор с другом, которому поэт высказывает свое безмерное отчаяние, вызванное смертью брата, и посылает в подарок свой перевод из Каллимаха.

Этим переводом является следующее стихотворение - 66, написанное, как и предыдущее, в элегических двустишиях. В нем описывается событие, случившееся во времена Каллимаха при дворе египетского царя Птолемея III Евергета. Вынужденный отправиться на войну против Селевка Азиатского, Птолемей оставил дома молодую жену Беренику, на которой он недавно женился. Царица, молясь о благополучном возвращении мужа, отрезала свою косу и посвятила ее Афродите. Но волосы таинственным образом исчезли из храма. Придворный астроном Конон объявил, что они вознесены на небо и стали новым созвездием. Элегия написана от лица самой косы Береники. Судя по разрозненным фрагментам греческого подлинника, можно предположить, что римский поэт расширил оригинал, введя в него тему эпиталамия (66, 79-88).

В элегических двустишиях написано и стихотворение 68. Многочисленные намеки, ассоциации и аналогии, содержащиеся в нем, создают немалые трудности для его интерпретации. В то же время, ему нет равных по задушевности и глубине выраженных в нем чувств. В рукописях оно передается как единое стихотворение. Однако некоторые ученые считают, что это - два разных произведения Катулла. Действительно, первые сорок стихов - послание из Вероны другу Маллию (или Манлию) - выглядят обособленными от остальных, в которых поэт обращается уже к некоему Аллию. Но сторонники единства склонны видеть здесь ошибку переписчика в передаче имени друга Катулла, адресата стихотворения 61. Есть исследователи, полагающие, что это единое стихотворение, состоящее из двух частей, написанных в разное время. Во второй, более александрийской по своему характеру, части переплетаются романтический миф о Лаодамии, чей муж Протесилай был первым из греков, павшим под Троей, плач Катулла о смерти брата и его воспоминание о своей любви к женщине, обычно отождествляемой с Лесбией. Каким бы ни было решение по вопросу единства данного стихотворения, оно может считаться прототипом того литературного жанра, каким станет в творчестве Проперция любовная элегия.

70

«Эпиграммы»

Последнюю часть книги Катулла составляют «эпиграммы» (69-116). С точки зрения содержания между ними и «полиметрами» различий нет. Здесь много инвектив, таких же неистовых и непристойных, что и в первой части (97; 98). Они направлены против разных людей: Цезаря (93), Мамурры (94; 105; 114; 115), любовников Лесбии, в частности, против Целия Руфа (69; 77).

Хотя стихотворений, посвященных дружбе, в этой части книги меньше, тон их более напряженный и взволнованный, будь то комплимент другу Цинне в связи с выходом в свет его ученой поэмы «Смирна» (95) или соболезнование Кальву, потерявшему жену Квинтилию (96).

Одно стихотворение написано в форме эпитафии (101). В ряде стихотворений отражены различные моменты отношений с Лесбией: ссоры (92), примирения (107; 109), муки ревности (72; 76). Поэт пытается анализировать свое чувство, сознавая, что уважать Лесбию он не может, но не в силах перестать любить ее (72; 75; 85).

И ненавижу ее и люблю. «Почему же?» - ты спросишь. Сам я не знаю, но так чувствую я - и томлюсь.

(85. Перевод Ф. Петровского)

Катулл и греческая поэзия

При традиционном, в сущности формальном, делении книги на три части не принимается в расчет стиль катулловских стихотворений, обладающих несомненным единством. Оно выражается в естественности, с которой поэт передает свои чувства и жизненные впечатления. Спору нет, «ученые поэмы» отличаются от стихотворений личного характера первой и третьей частей мифологическим содержанием. Однако творческая индивидуальность

Катулла всюду остается неизменной. Интерпретируя александрийские модели, поэт на мифологических примерах осмысливает свой личный душевный опыт и выражает свои чувства с присущей ему непосредственностью и взволнованностью.

То, что Катулл разрабатывал темы, внешне далекие от событий его личной жизни и, на первый взгляд, наименее созвучные его духу, удивления не вызывает, если рассматривать его деятельность в рамках эстетики той школы, к которой он принадлежал. Следуя поэтическому идеалу Каллимаха, Катулл стремился писать свои поэмы по типу александрийских эпиллиев и элегий: небольших по размеру, совершенных по форме, ученых по содержанию. Вместе с тем, в полиметрах и эпиграммах он обязан грекам ничуть не меньше, чем в ученых поэмах. Как поэт Катулл сформировался в атмосфере эллинистической культуры и вполне естественно, что ее влиянием пронизана вся его поэзия.

Опыт греков Катулл усваивает исключительно творчески, поэтому все, что он пишет, производит впечатление сказанного впервые. Отмеченные печатью авторской личности, традиционно греческие темы, мотивы, элементы поэтической техники, мифологические образы и стихотворные размеры выглядят у римского поэта по-новому.

Различия между полиметрами и эпиграммами минимальны и заметны разве что в метрике: первые написаны в самых разных размерах, вторые - только в элегических двустишиях. Правда, есть исследователи, которые считают, что в эпиграммах Катулл более уравновешен и сдержан, причем не только в своих суждениях, но и в проявлении чувств. Как уже отмечалось, некоторые полиметры напоминают эпиграммы, например стихотворение об Азинии Марруцине, который за едой развлекается кражей платков у рассеянных гостей (12); или приглашение Фабулла на обед (13). По образцу эллинистической эпиграммы написано известное стихотворение Катулла на смерть воробья Лесбии (3).

Предоставляемые ему эллинистической поэзией возможности Катулл использует иначе, чем поэтыалександрийцы. Комический эффект или эффект неожиданной концовки (44; 84), как правило, важны для него не сами по себе, а тем, что с их помощью он может передать глубину владеющих им чувств, как в стихотворении 11. Оно написано сапфической строфой и образует одну фразу в 24 строки. Открывается стихотворение демонстрацией в пародийном духе географической эрудиции поэта. Затем звучит очень резкий и грубый по форме упрек Лесбии, которая своими ласками изнуряет бесчисленных любовников. После этого выпада тон стихотворения меняется и сарказм уступает место меланхолии и грусти: Катулл сравнивает свою любовь с цветком, срезанным плугом:

Со своими пусть кобелями дружит! По три сотни их обнимает сразу, Никого душой не любя, но печень Каждому руша.

Только о моей пусть любви забудет! По ее вине иссушилось сердце,

71

Как степной цветок, проходящим плугом Тронутый насмерть.

(11, 17-24. Перевод А. Пиотровского)

Внеся в трактовку традиционных мотивов личностное начало, Катулл существенно преобразовал эллинистическую эпиграмму. В то время как у александрийских поэтов многие темы были предметом литературной игры, Катулл отдается им целиком, вкладывая всю душу даже в самое незначительное содержание.

Силой чувств и искренностью их выражения Катулл может соперничать с уроженкой острова Лесбос греческой поэтессой VII—VI вв. до н. э. Сапфо. Отзвуки ее поэзии слышны, более или менее отчетливо, во многих его стихотворениях. На Сапфо недвусмысленно указывает псевдоним возлюбленной Катулла, Лесбии, а также введенная в употребление лесбосской поэтессой сапфическая строфа, которую римский поэт дважды использует в своем творчестве (11 и 51). Сравнение уцелевших стихов Сапфо с катулловскими показывает, что насколько Сапфо была лирична, настолько Катулл драматичен. Из греческих предшественников Катулла следует назвать еще Архилоха (VIII в. до н.э.), который первым из лириков Греции объектом своей поэзии сделал собственную жизнь.

Фактически у Катулла нет ни одного стихотворения, включая даже такое известное, как 51 (Odi et amo «Ненавижу и люблю»), которое не имело бы аналогов в греческой поэзии. Литературный фон, который просвечивает во всех произведениях Катулла, отвечает эстетике неотеризма и поэтому сохраняется поэтом сознательно.

В конечном счете, поэзия Катулла отражала жизнь и интересы его дружеского кружка. Пирушки, любовные похождения, розыгрыши и перебранки, чтение стихов, споры о поэзии и политике составляли обычное времяпрепровождение римской столичной молодежи. В тесном кругу жизнь каждого из друзей была на виду: вместе обсуждали новые увлечения, вместе переживали неудачи и радовались успехам друг друга. В атмосфере юношеского кружка даже будничные события приобретали значимость, поскольку они затрагивали жизнь всех его членов. И нет ничего удивительного в том, что стихотворения Катулла изобилуют намеками на конкретные факты и обстоятельства кружковой жизни, понятными для друзей поэта и, как правило, уже недоступными для современного читателя. Вот почему смысл некоторых его стихов или ускользает от нас или допускает разные толкования, как, например, обращение к Цицерону (49).

Хотя у Катулла личная жизнь и поэзия тесно связаны между собой , отсюда вовсе не следует, что он хотел снабдить своих будущих биографов сведениями о себе. Отражение в стихах жизни писателя и автобиографизм - далеко не одно и то же. В одном из стихотворений Катулл говорит следующее:

По стихам моим, легким и нескромным, Вы мальчишкой сочли меня бесстыдным, Сердце чистым должно быть у поэта, Но стихи его могут быть иными.

(16, 3-6. Перевод А. Пиотровского)

Все те, кто пытается по произведениям Катулла реконструировать историю его любовного романа с Лесбией, забывают о том, что любовный опыт поэта не ограничивается только этой женщиной, имя которой упоминается всего лишь в тринадцати из множества стихотворений, написанных им о любви.

Язык и стиль

Естественность и непринужденность поэзии Катулла, о которой говорят все исследователи, - это результат упорной и вдумчивой работы поэта над формой и слогом. Для достижения нужного эффекта Катулл использует все доступные ему средства. Его стилистическая палитра необычайно разнообразна и часто представляет собой причудливое смешение патетики и сарказма, лиричности и гротеска. Стихи Катулла то интимны и задушевны, то неистовы и драматичны, то насмешливы и язвительны. В его поэзии разговорные формы соседствуют с оборотами высокого стиля.

Обращение к языку живой повседневной речи (sermo cotidianus) - характерная черта Катулла. Так, для обозначения хозяйки он употребляет местоимение ipsa «сама», плохих стихов -venena «отрава», вместо прилагательного pulcher «красивый» - простонародное bellus и т.д. Особенно охотно он использует уменьшительные имена, которые ему нужны для выражения иронии, сострадания, а чаще любви и нежности: ocelli «глазки», amiculus «дружок», pallidulus «бледненький», Septimillus «Септимчик». Его стихи пестрят просторечными выражениями вроде perditum ducere quod periit «что потеряно, считай потерянным» (8, 2), plus oculis amare «беречь как зеницу ока» (3, 5; 14, 1), разговорными конструкциями типа rogaberis nulla (8, 14) вместо non rogaberis «тебя не позовут». Все это - особенности, характерные для комедии Плавта

иТеренция.

Впоэзии Катулла часто встречаются грецизмы, иногда относящиеся к сфере быта, например слова, обозначающие предметы женского туалета: strophium «повязка для грудей», zona «пояс», то есть уже давно

72

вошедшие в разговорный обиход римлян; иногда это тяжелые ученые обороты, копирующие греческую терминологию; иногда это манерная лексика римского галантного общества, например mnemosynum «сувенир». Создающие иллюзию непринужденности элементы разговорного языка появляются в соседстве с торжественными архаизмами. Таковы, например, редкие композиты в «ученых поэмах»: raucisonus «хриплозвучный» (64, 263) или falsiparens «имеющий вымышленного отца» (68, 142).

** *

Любое состояние души находит у Катулла соответствующее выражение, точно передающее его чувства. Этого не могли не заметить современники и потомки поэта, искусством которого, подражая ему, восхищались Вергилий и Гораций, Проперций и Овидий, Марциал и Ювенал, не говоря уже о писателях нового времени - Петрарке, Лессинге, Пушкине, Блоке.

73