лософии, которую сегодня называют «постмодернизмом». Это движение ведет начало от протеже Рассела Людвига Витген­штейна¹³ и было подхвачено Фуко¹⁴ и другими деконструк-тивистами нашего времени (включая, несомненно, и ряд феминистически настроенных философов и психологов, в основном сосредоточившихся на критике положений, каса­ющихся Я и взаимоотношений, в частности, предложенных Фрейдом, — которые, однако, как мы покажем, получены нами по наследству от Платона и его мира практически без изменений). Многие из приверженцев этого напраапения, в конце концов, пришли к выводу, что вся платоновско-ана-литическая традиция была тупиком для философии. При этом, как мы покажем далее, они не осознаваш, до какой степе­ни они продолжат жить внутри парадигмы Я, созданной Платоном, и под каким сильным влиянием его мышления и древнегреческих представлений о человеческой природе в це­лом до сих пор находятся наши клинические модели и фи­лософия.

Чтобы это понять и затем принять совместные меры к преодолению этой ситуации, сначала следует рассмотреть понятия и представления древнегреческого мира — не толь­ко абстрактно, как, по-видимому, предлагала делать пла-

13 Людвиг Витгенштейн (1889—1951) — создатель анали­тической философии, в частности, концепции «совершенно­го» или «идеального» языка. Известен афоризмом: «Мир — это описание мира».

'⁴ Мишель Фуко (1926—1984) — французский философ-постструктуралист и историк науки. Утверждал, что наука сама конструирует свой предмет: в мире нет «физических», «хими­ческих» или «биологических» явлений, и она определяет, ка­кой круг явлений считать таковыми. Этот взгляд составлял пафос борьбы Фуко с очевидными и устоявшимися представ­лениями. Например, он считал, что до XIX века не было бе­зумия, ибо не существовало психиатрии, поскольку только медицинское знание создает своего пациента — больного. Фуко также полагал, что формы человеческого опыта исто­ричны, однако они не являются результатом предшествующ»^ идей. На своем пути эти формы встречаются с эпистемологи­ческими препятствиями и историческими разрывами, которые и придают своеобразие различным областям знаний.

/ Наследие индивидуализма — парадигма на практике 59fjaeaj^__

вская традиция, но и феноменологически, то есть отыс-^Т°'вая с иомошью наших чувственных переживаний, опы-^КИ Я и отношений совпадения и несоответствия между ^ТЛ тичными элементами чувственного опыта, между эм-^ири^{ческиМ опытом и} унаследованными традициями языка _мышД^енИЯ' ^{а также в}° взаимоотношениях формы и со-тержания в этих двух областях. Каковы были взгляды Пла­тона на Я и его опыт? Из каких беспокойств его мира естественным образом и творчески они возникли? И как _они в качестве наследия обеспечивают информацией и влияют на наши подходы и чувственный опыт в жизни и работе с людьми сегодня?

Происхождение парадигмы.

Я в древнегреческой перспективе

Ответ на этот вопрос является любопытным, ибо он заводит в еще один из даже ожидаемых нами, как только мы приступаем к исследованию Я, пользуясь языком тра­диции индивидуализма, логических кругов или эмпири­ческих тупиков. Кратко ответ состоит в том, что философов классической эпохи, бывших для Запада и первыми пси­хологами, очевидно, озадачили бы темы и вопросы, кото­рые здесь поднимаются, и, возможно, они были бы совершенно сбиты ими с толку — по крайней мере, если их формулировать в той форме и тем языком, которыми мы пользуемся, описывая чувственный опыт самости в мире других Я. Проблема состоит не столько в том, что у древних совсем отсутствовали четкие представления по воп­росу о том, что означает быть Я, что означает получать собственный опыт в мире других Я, обладающих чувствен­ным опытом, сиоими реальностями и точками зрения. Конечно, у них были ответы на эти вопросы, если и не ^ЯСн° выраженные, то, по крайней мере, подразумеваю­щиеся, — собственные позиции и вполне определенные ^ВЗгляды на человеческую природу, принимавшиеся как ^аксиома, и одновременно, на соответствующее, считав­шееся естественным и логически вытекавшее из этих взгля­дов общественное устройство. Взмялы на человека и