Часть II

SELF В СОЦИАЛЬНОМ ПОЛЕ: ОТНОШЕНИЯ И КОНТАКТ

Начиная с этого момента, мы переходим к опираю­щейся на чувственный опыт практической части книги — по-прежнему с мыслью отыскать и понять self, основан­ное на жизненном опыте общения с другими людьми, и придерживаясь убеждения, что два подхода к предмету исследования — «теория» и «эмпирический опыт» долж­ны поддерживать друг друга и вести в одно и то же новое место. Оно, как уже говорилось, представляет собой но­вый способ чувствования и понимания самих себя, спо­соб, который, в свою очередь, предоставляет основания для получения более эффективного и интегрированного опыта жизни и работы с другими.

До сих пор мы прослеживали теоретические характерис­тики и активный путь self, понимаемого в контексте жиз­ненных процессов осознавания, восприятия и действия — конструктивного self, активного создателя смыслов, посто­янно интерпретирующего и использующего воображение на основании чувств и ценностей, а затем проверяющего созданные им конструкции и образы на сцене воображае мого театра сознания или путем эксперимента в лаборато­рии жизни. Такое self, как полагал Гудмен, является актуальным живым разрешением целостного поля опыта, как внутреннего, так и внешнего, расположенного по обе стороны «границы Я». Оно определяет мое Я и одновре­менно интегрирует меня жизнеспособным образом в об­щем мире. И наконец, это ^//является интерсубъектным, поскольку конструирует свой процесс в поле, включаю­щем внутренний мир других selves.

Эта конструкция и интеграция представляет собой то. что гештальт-модель называет «контактом», разрешением наделенных смыслом целостностей осознавания и действия (или потенциального действия) в поле опыта реальной

жизни. Однако каким образом мы строим или находим этот «контакт»? Как протекает этот процесс, чтобы интегриро­вать «все поле» — наше и других людей? Какие именно процессы осознавания и организации мы используем для узнавания, что (и кто) находится «снаружи» (а это непос­редственно подразумевает, что внутренние миры других людей являются интегральными частями нашего поля опы­та)? Мы рождены в поле отношений, которое в опреде­ленном смысле уже существовало до того, как мы вошли в него, до того, как жизненный процесс нашего опыта и самовыражения стал частью этого поля. Каким образом мы познаем, осмысливаем его и присоединяемся к посто­янно обновляющейся паутине отношений? Каким обра­зом мы вступаем в контакт в любой социальной ситуации (это задача, с которой мы постоянно сталкиваемся, ре­шая ее в процессе жизни и, особенно, в процессе того, что называем «хорошей жизнью»)?

Чтобы изучить эти вопросы по-новому, мы оставим обсуждение «чистой теории» и вместо этого обратимся к упражнению, за выполнением которого читатель сможет проследить с помощью своего активного воображения или же воспроизвести его, просто оглядевшись вокруг и по­смотрев на людей, а затем обратив внимание на собствен­ные процессы осознавания и создания смыслов, которые происходят внутри нас практически в любой момент жиз­ни. Предлагаемое упражнение широко используется в тре­нингах и, возможно, знакомо читателю. Тем не менее оно способно породить богатые и удивительно новые инсай-ты, если рассмотреть его через иную линзу нового взгляда на self, взаимоотношения и совместное конструирование опыта, который мы стремимся развить.

[Глава 3. Self в отношениях — ориентация и контактирование в социальном поле

Представим себе упражнение знакомого типа, которое, ^как уже говорилось, нередко используется в тренинговых

группах, осваивающих консультирование, технику разре­шения конфликтов, а также при обучении менеджменту _и в ходе других курсов, посвяшенных «тренингу человечес­ких отношений» и процессуальной динамике, — везде, где люди на самом деле заняты освоением того, как лучше по­нимать себя и эффективнее работать с другими. Организа­ция упражнения предельно проста: группа людей садится, образовав Kpyi; каждый из ее членов, «субъект», по очере­ди молча расхаживает перед сидящими в разных напраазе-ниях, а члены группы по очереди говорят или записывают, что они видят. Задание, данное наблюдателям, является обманчиво простым: говорить или вести запись как можно более конкретно и описательно, отмечая только те фено­мены, которые они на самом деле видят. Нередко вместе с инструкциями дается специальное предупреждение, что не следует добавлять никаких своих интерпретаций и сужде­ний. Идея упражнения заключается в том, что сказанное одним человеком должно соответствовать, зрительно вос­приниматься и подтверждаться другими. Примерами таких ответов могут служить следующие высказывания:

• Я вижу твердую поступь, каблуки со стуком ударяют о пол

• Я вижу, что плечи слегка опушены, шея вытянута впе­ред.

• Я вижу ровную походку, голова не меняет положения.

• Я вижу, что руки опущены вниз, не раскачиваются. И т.п.

Упражнение на этом этапе, вероятно, покажется не­сколько неестественным, в чем-то незавершенным и даже тривиальным — и для таких чувств, как мы увидим, есть веские причины, ибо в нормальных, естественных уело виях наш интегративный процесс осознавания работает совсем не таким образом. И все же, несмотря на кажущу­юся тривиальность (а может быть, благодаря ей), опыт по крайней мере, вначале может оказаться для очень мно i их на удивление трудным. С самыми благими намерениями участники снова и снова предлагают ответы, совершенно не соответствующие инструкции из-за звучащих в них ин терпретаций, мнений, суждений или иного «субъектив-

_ного» материала вместо простого следования правилам «объективности». Например, они могут сказать:

К Я вижу решительную поступь (интерпретация «твердой поступи»).

В Я вижу напряженную шею (нечто вроде пограничной ин­терпретации, догадки о состоянии мышц, которые на самом деле могли физически укоротиться к моменту на­блюдения вследствие привычки, и в настоящем шея за­нимает подобное положение при расслабленных мышцах). . Я вижу спокойную походку (вывод, касающийся внут­реннего состояния ).

И т.д. В это же время субъект, подвергающийся наблюде­нию (или «мишень», как сочувственно называют его не­которые участники), может отмечать у себя довольно заметный уровень дискомфорта, во всяком случае, достаточный, чтобы знающие об этом преподаватели и тре­неры воздерживались от таких упражнений до тех пор, пока в группе не возникнет хотя бы начальный уровень ком­форта и доверия.

Если вдуматься, обе реакции могут показаться непо­нятными. Почему трудно выполнимо задание «просто рас­сказать о том, что увидел»? И чего бы человеку испытывать неудобство, когда на него смотрят? Особенно если вспом­нить, что на нас почти все время кто-нибудь да смотрит, и, нередко, довольно оценивающим образом. А в данном случае наблюдатели даже специально предупреждены воз­держиваться от интерпретации, оценок, суждений и во­обще придания какого-либо значения тому, что они видят. Ответы на эти вопросы уводят нас очень далеко в иссле­дование self и отношений, а также работы нашего опыта self и процессов осознавания в социальном поле, обладаю­щем чрезвычайной важностью.

Цели упражнения — «Описательная ^ обратная связь»

Во-первых, давайте рассмотрим, в чем заключается видимый смысл упражнения, а затем обсудим, что поми-

но этого происходит на самом деле. Цель этого упражне­ния, как обычно ее понимают и представляют участни­кам, состоит в возможности научиться давать (и получать) то, что именуют «поведенческой обратной связью» или «описательной» информацией о чьем-либо поведении, ре­зультатах деятельности, выполнении работы и так далее. Это умение, несомненно, является важным и даже необ­ходимым для осуществления успешного руководства, по­мощи, контроля и обычного взаимодействия между людьми. Давайте возьмем пример из повседневной жизни: если вы скажете, что нередко в беседах я перебиваю и оспариваю сказанное вами и мое поведение представляет настолько серьезную проблему, что временами у вас возникают со­мнения, стоит ли вступать вообще со мной в разговор о чем-то существенном, — и на этом остановитесь, — то вы, таким образом, предлагаете некоторый фокус для со­средоточения внимания (им будет мое поведение в отно­шении вашей потребности); и это предложение будет способствовать, по крайней мере на некоторое время, орга­низации нашего совместного поля вокруг этой фигуры, привлекающей общее внимание.

Естественно, в этот момент ситуация останется доста­точно изменчивой и, возможно, мне, в большей или мень­шей мере, будет трудно справиться с ней и ее вытерпеть Я могу ответить, присоединившись к предложенному фо­кусу, выслушать и даже согласиться или предложить соб­ственную интерпретацию изложенных событий (например, сказав, что это случается, но лишь потому, что я не могу добиться, чтобы вы меня выслушали, или, по моему мне­нию, вы перебиваете меня первым, а я лишь стараюсь за­кончить начатую мысль и т.п.). Для подтверждения вашего или моего восприятия можно подключить наблюдения других людей. А если на этом месте беседы я исполню то, о чем вы творите, перебив прямо сейчас, это добавит интересные данные к нашей дискуссии. Или, не найдя лучшего решения, возможно, я начну «сопротивляться^ или отрицать сказанное — но и это будет одним из спосо­бов присоединения к вашему фокусу. Ситуации этого типа редко оказываются легкими и могут протекать как благо-

ава 3. -S

риятно,

оиятно, так и остро. Так или иначе, мне предъявляется

тебование поступить каким-то образом в отношении орга­

низации нашего общего пространства беседы, инициато­ром которой являетесь вы. Я могу попытаться справиться с ним, отметая его или сместив фокус на совершенно иной предмет (скажем, на ваше повеление) — но и в этом слу­чае на меня, в конечном счете, могут оказать влияние ваши претензии и обратная связь. Возможно, я попытаюсь как-то изменить форму моего поведения. Все, конечно, зави­сит от характера нашей связи, обоюдных целей, силы взаимной динамики и того, что именно в наших отноше­ниях каждым ставится на карту.

С другой стороны, допустим, вы пытаетесь начать по­добное обсуждение с непосредственной интерпретации моего внутреннего состояния и намерений, скорее всего, заняв негативную позицию, например: «Ненавижу, когда вы вечно стараетесь меня вот так контролировать», или «У ■вас нет никакого уважения к тому, что я говорю». Вы мо­жете пойти еще дальше, связывая привычку перебивать собеседника с моими детскими переживаниями, предпо­лагаемыми или известными отношениями с авторитарным рродителем, с чувствами бессилия и фрустрации в жизни или чем-то подобным. Все эти высказывания являются предположениями и обвинениями, касающимися того, что происходит у меня «внутри», и хотя они и могут обладать некоторыми достоинствами и поучительностью, но почти наверняка отличаются от внутренних переживаний, осоз­наваемых мной в данный момент. На самом деле я могу испытывать тревогу или считать, что это именно вы не слу­шали меня, а может быть даже, что «люди никогда не слу-|шают того, что им говорят», и т.д. В следующий момент, скорее всего, мы окажемся вовлеченными в жаркий спор "(сами, быть может, недоумевая, как это случилось) отно­сительно моих намерений, внутреннего состояния и пси­хического здоровья в целом (а может быть, и вашего, о ротором упомяну я) — и все эти вопросы, между прочим, [федставляют собой темы и фокусы внимания, предложенные Рами. Вероятность того, что подобный разговор приведет кого-либо из участников к удовлетворяющим результатам,

является чрезвычайно низкой — это прекрасно известно из нашего личного опыта как супервизоров и их подопеч­ных, преподавателей и студентов, а острее всего — из опыта партнерских отношений в браке или иных близких отно­шений.

Иными словами, всем нам известны подобные различия между «описанием» и «интерпретацией», а также их важ­ность и воздействие — по крайней мере, на лицо, которо­му они обращены («получатель»). В свою очередь, это означает что лица, находящиеся на «активной» стороне петли обратной связи («отправители») — не только менед­жеры, преподаватели, консультанты, терапевты, родители и т.д., но и любой человек, вступающий в значимые для себя отношения, — поступят адекватно, постаравшись по­нять и прочувствовать отмеченное различие с позиции «по­лучателя» трансакции, и приобретут в результате навыки гибкого и быстрого применения этих различий. После не­долгой практики большинство людей действительно начи­нают гораздо лучше справляться с ними, научившись откладывать или подавлять интерпретации и суждения, от­давая предпочтение в своих высказываниях (более) чистым «описательным посланиям» — какими бы странными и не­полными («хромыми», как назвал их один из участников) они ни казались, по крайней мере, сначала. Очевидно, не вызовет удивления, что дискуссия с этого момента может приобрести некий оценочный характер: пользоваться опи­санием хорошо, а интерпретировать плохо — а еще хуже «про­ецировать» (обвинение, которое зачастую содержит некую двойную интерпретацию, подразумевающую, что я выска­зываю фантазии в отношении вас, в то же время отрипая какие-то неловкие факты о самом себе). Нас приучили ду­мать, что «объективные» данные являются истинными и надежными; все остальное представляет собой «лишь фан­тазию», иначе говоря, некую фикцию, а не «реальность». Первые, по крайней мере, ведут к возможности обучения и изменения повеления; вторые обычно приводят к малым или большим неприятностям.

На этом мы могли бы оставить обсуждение — и упраж­нение, — удовлетворившись, что приобрели новое уме-

не или усовершенствован! старое. Обычно именно так и роисходит, когда тренинговая программа переходит к

ледукэшей _теме и новые навыки изучаются на следующем ровне. Но в изложенном выше материале остается еще

ара досадных вопросов или, по крайней мере, потенци-

ьных противоречий. Первый вопрос состоит в том, что

е делать с проекциями и интерпретациями? Просто от-

lecru? Минуту назад мы свободно использовали их —

чевидно, в ответ на какую-то потребность. Что же про-

зошло с ней? В предыдущей главе речь шла о том, что в

ействительности наблюдение и создание значения по вес­

ким эволюционным причинам являются интегрированны-

ш аспектами единого процесса: мы видим настолько

орошо, насколько нам позволяет зрение, причем харак-

ерным, определенным, избирательным, последователь-

ым способом «фигуры-фона» для разрешения задач в

ложном поле, в котором оно всегда означает присваива-

ие («проецирование») каким-либо данным прогностичес-

ой ценности или значения в отношении к контексту.

ействительно ли мы обучаемся впредь больше «просто

е делать этого», выполнив в одно прекрасное утро тре-

инговое упражнение, и полностью отвыкаем от того, что

анее называли интегративной чертой своего процес-

а и осознавания, или эта форма поведения «уходит в под­

олье» — что позволило бы нам пройти большой путь по

аправлению к объяснению одного нашего первоначаль-ого вопроса, вытекающего из самого упражнения: поче-

у человек испытывает неловкость, когда на него смотрят

юди, даже если им дана формальная инструкция «просто аблюдать», а не оценивать и не придавать никаких значе-ий увиденному. Если по собственному опыту знаешь, что

то практически невозможно, становится совсем неудоб-

о, когда эти суждения и значения просто отрицаются,

ффективно убираются из разговора и в частном порядке

ранятся в потайном месте так, что их содержание стано-

тся для нас недоступным.

Вторая проблема состоит в абсолютности различия меж-

У «наблюдением» и «интерпретацией», на котором, каза-ось бы, основано все упражнение (не удивительно, что

нам не удается полностью справиться с ним, если его на самом деле не существует). В предыдущей главе выражались сомнения, является ли вообще это различие логичным в свете всего, что сегодня мы знаем о конструктивном, изби­рательном, в высшей степени контекстуальном и оценоч­но-условном характере восприятия и осознавания, которые, по-видимому, всегда базируются на исследованных и еще не изученных предположениях, предструктурирующих и окрашивающих реальность таким образом, что мы не в со­стоянии избавиться от них. Что же, учитывая сказанное, подразумевается под противопоставлением «наблюдения и интерпретации», «объективного и субъективного» и иных подобных «правильных и неправильных» различий, появив­шихся из совершенно иной парадигмы и основанных на положении об «объективной реальности», в котором у нас больше нет полной уверенности? И все-таки на практике сохраняются и остаются важными для нашего опыта жиз­ненного общения, «обратной связи» и отношений некото­рые чувственные различия. Какой вывод из этого можно сделать? Какова в соответствии с новой точкой зрения при -рода «наблюдательно-интерпретационного» различия, а также источника различных эффектов, получаемых от этих двух видов подходов или взаимодействий, если отказаться от старых абсолютных, хорошо знакомых различий между «реальными данными» и «воображением», на которые, как считается, можно положиться?

Можно мно1 ое сказать об этих сбивающих с толку про­блемах, и мы еще вернемся к ним. Однако вместо продол­жения абстрактных рассуждений давайте обратимся к нашему упражнению, добавив еще один шаг к тому, что теперь представляется довольно простым делом, и займемся практическим исследованием этих и некоторых других воп­росов, касающихся self осознавания и отношений.

От наблюдения к интерпретированию — диалогическое звено

На этот раз, вместо того чтобы участники говорили «лишь то, что наблюдают» (а все остальное оставляли при

_себе в качестве маленького личного секрета), мы узаконим то, ^что Р^анее исключалось, а возможно, и клеймилось. Теперь инструкция состоит в том, чтобы сначала сказать: «Я вижу», и после этого продолжить: «Я представляю себе». Например:

Я вижу	Я представляю себе
"твердую поступь. каЬлукн со стуком ударяю и и о no i	решительность, уверенность, i пев (или ощу­щение опасности, 1 ннеркомпенсацшо н лр.)
iL'iciii С.ЧС1 ка опушсш 1. шея вытянута вперел	волнение, покорность, бремя забот (пли пыл. энергию, устремленность в лаль и лр.)
ровную походку. 1 плова не меняет положения	спокойствие, расслабленность, открытость (или самонадеянность, контроль, безразли­чие пар.)
pjKH опушены вин i. не раскачиваются	неуклюжесть, неловкость, тревога (или спо койствие, уравновешенность, непринужден­ность и тл.)

В каждом случае мы постарались включить более или

менее противоположные, но, возможно, в равной степе-

и подходящие интерпретации или фантазии, приведен­

ные участниками при выполнении упражнения, чтобы проиллюстрировать возможный размах фантазий. И наи-

>лее поразительными, конечно, являются случаи, когда

люди наблюдают «одно и то же поведение», но предлага­ют для ею объяснения совершенно контрастные значения. (Слова «одно и то же» взяты в кавычки, поскольку даже

когда люди лают одинаковые названия наблюдаемому по­ведению, они одновременно совершенно по-разному про­изводят отбор и выделяют «одну и ту же фигуру», придавая

ей. как будет показано ниже, непохожий смысл.)

Как ни странно, объекты, подвергающиеся подобномуизучению, зачастую отмечают, что чувствуют себя более ком-фортно, чем на «сугубо описательном» этапе. Это может по-казаться удивительным, ведь мы вообще-то не любим, когданас интерпретируют». Большинство людей желают о себеворить сами, по крайней мере, в подавляющей части слу-

чаев Однако если спросить участников этого упражнения, тои скажут, что «предпочитают знать», что именно люди

Умают и представляют о них, а незнание, по крайней мере векоторых обстоятельствах, вызывает беспокойство и трево-

н п

гу. Иными словами, они знают, что люди все равно продол-жают интерпретировать, невзирая на инструкции! На воп­рос, откуда это знание, участники отвечают: «Ну это ведь все делают, такова человеческая природа»; или, например; «Я знаю, что они это делают, потому что и сам так посту­паю» (интересный способ использования «проекции» зак­лючается в том, что человек не отрицает чего-либо касательно своего self, а представляет себе вхождение во внутренний мир других людей). А высказывают ли другие то, что на са­мом деле думают или представляют себе? «Да, довольно многое говорят», полагает немалое число людей. «Возмож­но, они кое-что приукрашивают, — сказал один из участни­ков. — Ну, знаете, сглаживают острые углы — говорят, что думают, но стараются это сделать мягче» (смех в группе). — «Откуда вы это знаете?» — «Да я и сам так поступаю».

В этот момент мы весьма далеки от мира «объективных данных» и «чистого описания» — тем не менее участники упражнения отмечают в своих чувствах и отношении к высказываниям существенные различия в зависимости от того, «описывают» они их или «интерпретируют». В этих различиях отмечается больше нюансов, что определяется большим ощущением комфорта, испытываемым подавля­ющей частью участников на втором этапе, по сравнению с первым. Различие — именно эта мысль является ключом ко всем последующим рассуждениям — состоит совсем не в том, интерпретируют ли люди действия других (никто и не сомневается, что все окружающие занимаются интер­претацией и суждениями или, во всяком случае, потен­циально могут отводить этому большую часть времени). Оно заключается, скорее, в том, каким образом проводится ин­терпретация. В первом случае она осуществляется в частном порядке (будучи «неправильным ответом», не согласую­щимся с инструкциями) или случайно «вырывается нару­жу», и задача состоит в том, чтобы научиться ее более действенно подавлять. Так или иначе, люди ощущают, что их «пытаются разгадать» — с правильным результатом или неверным, но в любом случае это вызывает чувство не­ловкости, а иногда и постороннего вторжения во внут­ренний мир, некоего насилия.

Во второй части упражнения люди прямо говорят, что ыражают «лишь свое мнение» или «то, что представляют

ебе» — так участники упражнения поясняли различия 1ежяу этапами. Этот вывод следует из второй инструкции,

рямо указывающей, что следует представить себе внутрен-

ее состояние субъекта — то есть нечто, объясняющее его

аблюдаемое поведение (хотя последняя часть инструкции

бычно оставляется открытой). Некоторые наблюдатели

носятся к этому предписанию весьма игриво, нарочно

редлагая до смешного маловероятные и противоречивые роекции и умозаключения (то есть интерпретативные роекции, возможно, поэтому, ничем не угрожающие):

-вердая поступь», потому что «он на самом деле хотел бы

отанцевать, но не может — ведь это серьезный тренинг»;

шея вытянута вперед», поскольку «он обладает способ-

остью к ясновидению, видит наши ауры и все о нас зна-

т» (насмешливо-угрожающая проекция, возможно, крывающая реальный страх, поскольку в настоящий мо-

лент в группе "Подняты» темы опознавания и выявления

крытого). Атмосфера обычно становится комфортнее,

апряжение уменьшается — и в то же время на заданные

просы люди продолжают отвечать, что ощущают в себе

и представляют в других) некоторую осторожность, не-

ысказанное соглашение «проявлять мягкость», «не

оворить ничего обидного для других», не занимать насту-

ательную позицию, не провоцировать слишком сильных

акций и т.д. Совершенно очевидно, что занятия взаим-

ыми наблюдениями, интерпретацией, осмысливанием

ебя и взаимным приданием значения другому является

ерьезным, потенциально заряженным энергией и ответ-

твенностью процессом, который протекает конструктив­

ным образом вокруг нас (и внутри нас) все время, пока

1Ы находимся в социальной группе, — и в то же время

пособен практически в любой момент превратиться в нтагонизм или конфликт (если участников упражнения

:. этом этапе попросить назвать главный признак «насто-

Щего друга», то среди прочих черт они обычно отмечают:

ним не нужно беспокоиться, что он «неправильно вас оймет»).

К этому моменту мы, по крайней мере, начинаем очер­чивать контуры ответа на второй из заданных выше вопро­сов относительно различия во влиянии на человека «наблюдения» и «интерпретирования» (или, как мы на­звали этот процесс — «представления»), не прибегая к старому идеализированному различию «объективного» и «субъективного». Для лучшего понимания ответа следует, возможно, прежде спросить, к чему бы мы обратились для защиты или подтверждения установки, предъявляемой в какой-либо из этих двух областей. То есть если реакции двух или более наблюдателей — или субъекта и одного или большего числа наблюдателей — окажутся различными и они разойдутся во мнениях, что произойдет далее? К чему мы обращаемся для подтверждения или только исследова­ния ответной реакции в первом и во втором случае? Со­вершенно очевидно, что в случае задания описать «то, что я вижу», мы просто обращаемся к другим наблюдателям. Поступая таким образом, мы узнаем нечто новое (помимо того, что узнали о наблюдаемом поведении). Во-первых, «просто наблюдение» или «объективное описание» вовсе не является столь «объективным»: как показано в преды­дущей главе, множество личных, культуральных и иных представлений оказываются «встроенными» внутрь «чис­того наблюдения». Возьмем, к примеру, «твердую поступь». Это правда, что, сказав «твердая», мы, по крайней мере, уклонились от приписывания или атрибуции субъекту чер­ты «решительности». Однако что именно делает походку «твердой»? Разве описание не окажется во многом различ­ным в зависимости оттого, чего я обычно ожидаю от субъек­та, относящегося к данному типу (соответствующего пола, возраста, возможно, роста, расы, культуры и так далее)⁰ Поступь моей 90-летней тетушки еще отличается удиви­тельной «твердостью» — и все это замечают. Аналогичная же походка, скажем, у моего 18-лстнего сына вряд ли по-казажется мне «твердой» — я скорее назову ее «осторож­ной», «неуверенной» и даже «шаркающей» (используя сочетание описания и интерпретации, которое обычно ха­рактеризует наши повседневные разговоры). Слово «твер­дая» в беседе подразумевает «тверже, чем я ожидал» или

тверже, чем в норме», где «норма» является не только

писательным, но и оценочно-прогностическим опреде-еннем, зависящим от культуральных представлений и

упповой принадлежности субъекта и наблюдателя в ходе

заимодействия. Не решит проблему — и не спасет «объективности» — попытка количественного выражения данных, предпри-имаемая с целью сделать их измеримыми и, казалось бы, очищенными» от загрязняющих субъективных факторов,

а цифрами, за «объективным измерением», выраженным

в дюймах на шаг или в фунтах на квадратный дюйм давле­

ния каблука, может скрываться любое количество под-

пудных предварительных решений, которые все равно

вляются субъективными, культуральными и оценочны-

|и. Какую меру, кстати, можно применить для измерения

вердости поступи»? Так или иначе нам придется заранее

одумать и прийти к согласию об этой мере. А каковы

аницы того, что мы намереваемся измерить? Будет ли

оложение плеч частью «твердой поступи»? А раскачива-

ие рук? А «покачивание бедрами» — отменяет ли оно,

езависимо от давления каблука, решение о «твердости»

оходки? Если да, то относится ли это в равной мере к

боим полам, или только мужчины выглядят несколько

"нерешительными» или даже «женственными», если во

ремя «твердой» в других отношениях ходьбы их бедра по-

ачиваются (и, кстати, заметьте, как выражение «в других

тношениях» делает вопрос предвзятым)? Цифры, конеч-

о, могут выглядеть «объективными» и «свободными от

енностей», однако стоящие за ними решения относитель-

ю категорий, границ, критериев составления шкал, атак-

е того, что именно представляло интерес и было

Ьстойным внимания и измерения, являются субъектив-

1ми. оценочными, глубоко окрашенными культурой и

1чной историей — ив большинстве случаев скрытыми.

Вот и все, что касается «чистой объективности» «не-

осредственного наблюдения», которая, оказывается, редставляет собой нечто узаконенное, сконструирован-ое и согласованное (или навязанное друг другу) между

дьми, пользующимися явными или скрытыми способа-

ми, основанными как на сознательных решениях, так и на глубоких бессознательных представлениях, заложенных культуральной или личной историей. Это приводит нас ко второму сделанному выше замечанию о способах провер­ки достоверности «описательных данных», что, в конеч­ном счете, невозможно (то есть невозможно определить, что на самом деле происходит «снаружи») иначе, как обра­тившись к другим людям, которым предлагается посмот­реть на «ту же сцену» и поделиться своими впечатлениями (а иногда еше важнее, чтобы они поделились, каким об­разом формируют эти впечатления). Мы придерживаемся глубокой культуральной фантазии, что, если поступим так, каким-то образом совместно и единогласно высказавшись, «объективные факты» будут говорить сами за себя. Однако они остаются безгласными: конкретным субъективным лицам, обладающим своими личными историями и кон­текстами, приходится их интерпретировать. Но если они говорят, то неизбежно высказываются по-разному перед различными людьми, группами и в разное время. И возни­кающая в результате «картина» (seeing) остается конст­рукцией, интерпретативным выводом изданных, которые оценочно отобраны и взвешены и не являются «непосред­ственной реальностью», не фальсифицированной и не зат­ронутой всеми этими оценочными процессами.

Если обратиться к авторитетному источнику и признать правильным его мнение, то мы просто подменим собствен­ные представления его оценочными категориями, как со­знательными, так и неосознанными. Естественно, для меня имеет смысл в ряде случаев поступать таким образом в некоторых областях знаний (микробная теория заболева­ний, например, исполнена очевидных и непроверенных предположений, ведущих в нехолистическом и антиэко­логическом направлении, что свидетельствует лишь о час­тичном отражении истины; но это вовсе не означает, что я не выслушаю мнение врача о причине сыпи на коже у моего ребенка). Тем не менее независимо от того, обращу ли я внимание на этот факт или отложу осознавание (или вовсе останусь к нему слепым по парадигматическим при­чинам), то, что мы называем «объективной реальностью».

_на самом деле является оговоренным, единодушным со­глашением между людьми, соглашением, конечно, огра­ниченным материальными границами (о «реальном» положении которых можно лишь догадываться, но не по­знавать их непосредственно) — между людьми, которые представляют собой субъективные существа с присущей конструктивной природой и оценочным техпроцессом. И определение, чем является реальность, в конечном счете, еводится к дискурсу и диалогу между людьми — диалогу, не признающему иных авторитетов кроме него самого, в ко­тором в итоге устанавливается то, к чему люди взаимно соглашаются (или нет) относиться как к «реальности».

Теперь обратимся к другому виду организованного вос­приятия, который мы называем «интерпретацией». Что отличает его от «наблюдения» — и каким образом эти от­личия могут объяснить разницу в эффекте, получаемом в ►упражнении от противопоставления указанных форм восприятия — если она не зависит от фундаментальной «объективности» и «чистых фактов», не окрашенных субъективно-оценочными факторами? Здесь можно подой-рги к проблеме, рассмотрев, каким образом в этой области [мы обосновываем утверждения и разрешаем спорные вопросы. Предположим, я рассматриваю «твердый шаг» в значении «решительного и непоколебимого», а вы — в (понимании «напористого и агрессивного» или даже «чрез­мерно контролирующего». К чему мы можем обратиться и установить, кто «прав» в этой дискуссии? К большему количеству наблюдателей (но каким образом мы взвесим их различные мнения)? К «эксперту», который знает «на­стоящий смысл поведения (на такой авторитет нередко [претендовали жрецы и первые поколения классических Психоаналитиков)? А может быть, рано или поздно мы Предпочтем обратиться к самому человеку, которому изве­стны собственные переживания, если не окончательный ^внутренний» смысл поведения (в понимании гештальт-психологии «фон фигуры», из которого конструируется и Возникает наблюдаемое поведение). Мы, конечно, не бе­ремся утверждать, что человек знает абсолютно все, что Ьозможно знать о детерминантах и целях своего поведения.

Наоборот, как хорошо известно из собственного опыта (относительно других, а если быть честными, то и себя), инсайт или восприятие наших действий другим человеком часто может открыть перед нами дверь, о существовании которой мы даже не подозревали. Мы обращаемся или слы­шим от кого-то: «Вы говорите, что сердитесь, но выгля­дите так, будто глубоко обижены» — и это замечание может не только изменить наше понимание, но и наш собствен­ный актуальный опыт в отношении себя и других людей в данный момент на соматическом, психологическом и меж­личностном уровне.

Или, быть может, в тот момент, когда мы испытываем определенную эмоциональную реакцию, близкий друг или партнер скажет: «Знаешь, по-моему, сейчас ты очень на­пряжен — не вспоминаешь ли ты, что сегодня годовщина смерти отца?» — и внезапно та реакция, которую по на­шему убеждению мы испытывали, исчезает и на ее месте появляется совершенно иное чувство. В этом и заключает­ся сила переживания, которое называют внезапным по­стижением («инсайтом») — новым гештальтом, несушим новый смысл — в реорганизации не только когнитивной сферы, но и аффективного состояния. Подобно тому, как невозможно получить абсолютный ответ на вопросы отно­сительно «наблюдения», обратившись «только к данным» или к одним лишь наблюдателям, то в равной мере нельзя прийти к окончательной истине о внутреннем состоянии и организующих мотивах человека, просто спросив о них у него (хотя, конечно, мы не сможем разрешить эти воп­росы, совсем не обратившись в тот или иной момент к человеку). В обоих случаях нет возможности получить абсо­лютные ответы и от экспертов. Скорее, в каждом из них — при «описании» и «интерпретации» — ответ представляет собой условную, а не окончательную истину, совместно конструируемую в диалогическом процессе. Однако в каж­дом из двух случаев диалог начинается по-разнаму.

Таким образом, можно считать, что положено начало ответу на заданный выше более глубокий вопрос: в чем же, в конце концов, заключается различие между «наблю дением» и «представлением/интерпретированием»? (Раз-

ичие, которое, как мы показали, не может быть основа-о на устаревшем предрассудке об «объективной истине»,

фотивостояшей «фантазии» или субъективности.) Ответ

состоит в том, что оба эти понятия представляют собой различные виды истины, отличающиеся пути познания мира. Ни одна из них не является абсолютной; обе являют­ся условными и конструируются диалогическим образом. Однако соответствующие виды диалога, места и процес­сы, к которым следует обратиться, чтобы с пользой при­менить указанные пути познания, в обоих случаях являются совершенно различными и происходят в разных областях нашего поля опыта.

Для рассмотрения того, каким образом эти различия проявляются в нашем процессе и какое значение они имеют

для искомой и конструируемой нами модели self, давайте [прибавим последний шаг к нашему упражнению, подводя его еще ближе к «реальной жизни» и проливая дополни­тельный свет на вопросы, почему наши воспринимающие/ рценивающие/когннтивные selves и их природа таковы, каковы они есть, и каким образом иное понятие о self и человеческой природе способно помочь нам по-новому прожить и прочувствовать этот единый процесс более эф­фективным способом.

От проекции к взаимоотношениям

В настоящий момент мы готовы внести в упражнение еще один элемент, которого, как может показаться неко­торым участникам и читателям, не хватало или он оста­вался за рамками беседы. Речь идет о чувствах, переживаемых наблюдателем. До сих пор мы говорили лишь о чувствах объекта (или мишени) наблюдения, но не раскрывали доаших собственных. Чтобы восполнить этот пробел, доба­вим к предыдущим две новых инструкции: сначала «я чув­ствую», а затем, для большей конкретизации ощущений, '«что бы я сделал с человеком, за которым наблюдаю, учи­тывая то, что я видел и представлял, а также имея в виду чувства, испытываемые к нему в данный момент». Если Реализовать эти инструкции в группе участников и свести

воедино результаты, то получится нечто вроде следующей таблицы.

Я вижу	Я преде гавляю себе/ ■in гериретнрую (и чувствую...)	Ямы могли бы предпринять следующие действия
Твердая поступь, каблуки со стуком ударяют о пол	Решительность, уверенность (нспы-|ынаю комфорт н спокойствие)	Я бы избегал тебя (или — я бы положился на тебя; я бы обратился к тебе при необходимос­ти, но не ради удо­вольствия и т.п.)
Плечи сутулятся, углы рта опушены	Подавленность, фусть (я ощущаю нерешительность, одиночество)	Я мог бы позаботиться о тебе, но ты не смо­жешь оказать поддерж­ку мне
Неверная походка, взгляд опущен	Неуверенность, отсутствие чувства безопасности (я чувс i вую себя СПО­КОЙНО, ибо ты не станешь соперничать со мной)	Я включил бы тебя в свою команду и стал лидером
Подбородок приподнят, упругая походка	Хорошее настроение, уверенность (чувст­вую общность, но и легкие опасения — ведь ты можешь ввести меня в расте­рянность/подавить меня)	Я могу на тебя положиться: у тебя не иссякнет энергия и не появится подавленность
Широкая улыбка, прямой взгляд в глаза	Искреннее веселье или же притворное (не уверена, какие чувс гва следует испытывать)	11ам может быть весело вместе, или же: тебе нельзя доверя i ь — мне нужно побольше тебя узнать

Эту таблицу можно продолжать и дальше. В ней приве­дены примеры реальных высказываний участников тре­нингов, выполнявших эти упражнения, и видна широта и разнообразие реакций людей на «одну и ту же фигуру».

Помимо разнообразия самыми поразительными осо-енностями подобных реакций являются легкость, быст-огпа и непосредственность, с которыми большинство людей

дают продуманные и четкие ответы на последний вопрос

(третий столбец). Похоже, что каким-то образом они пре­

дусматривались заранее и их характер вытекал из ответов первых двух граф (ниже мы покажем, что это действи­тельно так). Лишь изредка некоторые участники надолго задумывались над сценариями действий и их обоснова­нием, причем колебания обычно возникали из-за проти­воречий в восприятии поведения объекта наблюдения (широкая улыбка при запинающейся походке и т.п.) или сильной реакции «переноса» у наблюдателя (когда что-то в объекте вызывало интенсивно эмоционально заря­женную, возможно, неосознанную ассоциацию). Очевид­но, мы «приспособлены» осуществлять эти действия, и в действительности интерпретативные и активно-экспе­риментальные «шаги» не являются отделенными и последующими в отношении этапов «наблюдения» и «чув­ствования»: каждый шаг поставляет энергию и информа­цию для других в постоянно повторяющемся и почти одновременно протекающем витке.

При таком понимании последний этап упражнения оказывает услугу в прояснении и более конкретной иллюстрации наших утверждений относительно природы .рсознавания и создающего смыслы self. О природе и зако­номерностях нашего основного процесса осознавания и создания гештальтов или смыслов нельзя сказать, что они «случайно оказались именно такими, какими являются», ^или спонтанно возникли по чьей-то иоле, либо были со­творены божеством вне какого-либо функционального контекста (хотя, конечно, при желании можно считать и 'весь контекст боговдохновенным). Они также не порож­даются непосредственным окружением без вмешательства раших конструктивных процессов. Скорее, перцептивная природа человека эволюционировала так же, как форма Руки или деятельность печени, — и эта эволюция, буду­чи контекстуальной, в обязательном порядке обладает

функциональным или адаптивным значением. В частно­сти, наше восприятие осуществляется особенным обра­зом, а именно путем целостного понимания, включенного в соответствующий контекст, оформленного и окрашен­ного оценками и чувствами, чтобы произвести свою оцен­ку и спланировать действия в конкретной реальной ситуации. Графа 3 в некотором смысле служит причиной для суще­ствования граф 1 и 2, а они, в свою очередь, создают для осуществления действия смысл, подобно реакции, свя­зывающей нашу чувственную потребность с восприня­тыми условиями внешнего поля. Возвращаясь к Левину и перефразировав его высказывание, можно сказать, что восприятие представляет собой интегральный аспект или измерение для разрешения задач, и наоборот¹. Эта дея­тельность является целостной до тех пор, пока не натол­кнется на проблему или мы сами не приложим усилия, чтобы разобрать ее в эксперименте на составные части, как поступили в данном случае.

Исходная целостность, в свою очередь, является одной из причин обсуждавшегося выше размывания (с перцептив­ной точки зрения) четких различий между «наблюдением» и «интерпретацией». В упражнении, отражающем жизнен­ную ситуацию, мы видим более конкретно то же самое «просачивание» из одной графы таблицы в другую. В ко­нечном счете «дело» нашей жизни состоит именно в процессе взаимодействия с окружающим миром, как си­юминутного, так и долговременного, — разложения, с одной стороны, целостного поля внутренних потребнос­тей и желаний, с другой, внешних условий и ресурсов на ряд понятных целостностей или гештальтов, с помошью которых можно работать, то есть не только видеть или знать, но понимать, прогнозировать и действовать. Именно в этих действиях, а также в размышлениях о них (приба­вим еще применение этих способностей ради них самих —

¹ Автор ссылается на фундаментальное положение теории Курта Левина и гештальтпеихологии о том. что все восприя­тие по сути является способом разрешения проблем.

я получения удовлетворения в эволюционном смысле)состоит жишь, и таким образом она функционирует,ели действия осуществляются качественно — то есть плав-ю, подвижно, гибко, с учетом всего поля (внутреннего и

нешнего, себя и других), то они, доставляя удовлетворс-ие и счастье, относятся к процессам, которые мы назы-аем хорошей жизнью. Эти вещи нам известны, и мынастраиваемся», чтобы действовать надлежащим образом,

'а практике эта ситуация означает, что при сканирова-

ии поля (графа 1) мои избирательные, выделяющие иценочно-взвешиваюшие процессы уже окрашены неко-

ррыми представлениями о том, что придется делать в этойитуации, особенно в данный момент и ближайшем буду-ем. Таким образом — не случайно, а всегда с подразуме-

аюшейся или потенциальной целью — мое сканированиеолучает энергию и способ организации потому, что в

онечном счете оно для этого необходимо. Иными слова-

и, мои возможные действия, переживаемые чувства иредпринятые интерпретации уже на этом этапе «вступаютобратную связь» с тем, что я «только вижу». И этот про-

есс происходит не вслед за восприятием, внося последу-щие коррективы, а непосредственно во время наблюдения,аблюдение и интерпретация взаимно пронизывают друг

руга в гибкой целостной стратегии разрешения задач. Каж-ый из этих различаемых субпроцессов — наблюдение и

осприятие, интерпретирование и прогнозирование, чув-

твование и оценка, действие или планирование — посто-1но и взаимно проникает в другие, окрашивая их.

Каждый из них может подвергаться влиянию или бытьсконструированным определенным, прицельным спосо-

ом (наблюдение, как мы уже видели, с определенной,говоренной оценкой; интерпретирование по частям иу-

>м диалогического расспроса субъекта; чувствование/1енка путем процессов самодеконструкции (или «ауто-

еконструирования»), которые мы называем терапией,аряду с двумя только что упомянутыми методами; лей-вие в соответствии с воспринятыми практическими ог-

аничениями внешней ситуации и т.д.). Однако каждый изих может быть также динамическим аспектом единого

процесса: мы наблюдаем, потому что нам нужно действо­вать; мы интерпретируем, чтобы прогнозировать будущее развитие того, что наблюдаем в настоящем; мы чувствуем с тем. чтобы отдать предпочтение и присвоить ценность тому, что мы видим и представляем себе; мы действуем с тем, чтобы реализовать или проверить наши гипотезы, являю­щиеся прогностическими интерпретациями, «склеенными» аффективной оценкой и чувствами, подсказывающими, какие цели стоит преследовать, какие эксперименты важ­но проводить и как определить ценность полученных ре­зультатов.

На этом этапе рассуждений у нас появляется ряд критериев для оценки здорового и дисфункционального техпроцесса — теперь не основанных на принципах «вер­но—неверно» — ложной дихотомии между наблюдением и воображением, «объективностью» и проекцией. Наобо­рот, в возникающей перед нами модели проекция начи­нает занимать законное место в организации осознавания в качестве нашего основного умения по ориентации в интер­субъектном поле. Иными словами, в поле, состоящем из субъективных существ, обладающих такими же внутрен­ними процессами и самоосознаванием, которые подобно нам организуют реальность на основе аффектов и ценнос­тей и которые следует познавать «внутренним» или проек­тивным способом для обретения возможности эффективного взаимодействия со всем полем жизни, ставящим перед нами сложнейшие задачи. Вместо слов «аффект» и «ценности» можно использовать предпочтения, подразумевая, что реаль­ность организуется на основе общего соответствия между взаимосвязанными видами деятельности — наблюдением, пониманием, чувствованием или желанием, прогнозиро­ванием и способностью к действиям; способностью, ко­торая направлена на объединение этих субпроцессов в целостном поле осознавания и взаимоотношений. Таким образом, критерии здоровья и дисфункции, кытекаюшие из этих рассуждений, состоят в подвижности и согласо ванности каждого из этих аспектов техпроцесса и согла­сованности их совмест ной работы, то есть"в том, составляют ли они жизнеспособное целое. Этим критериям соответ