- •Часть I
- •Глава 1.
- •1 Мартин Хайдеггср в поздний период своего творчест ва писал об антитезе двух установок: бездушно-технического
- •13 Людвиг Витгенштейн (1889—1951) — создатель аналитической философии, в частности, концепции «совершенного» или «идеального» языка. Известен афоризмом: «Мир — это описание мира».
- •15 Платон. Государство / Платон. Сочинения. В 3 т.: Пер. Сдревнегреч. Т. 3. Ч. 1. М.: Мысль, 1971. С. 89—455.
- •23 По Платону, к миру «идей» прежде всего принадлежат «идеи» высших ценностей и абсолютных качеств, к которым относятся «идеи блага», «идеи истины», а также «прекрасного» и «справедливого».
- •28 Прежде всего, в лице Жан-Поля Сартра и Альбера Камю.
- •3(1 Уилер имеет в виду учение Лейбница о субстанциях-Монадах, своего рода вечных единицах бытия, жизнь которых
- •1Оследствия этих взглядов являются насущными и чрез
- •44 «Первичный процесс» или «первичный позыв» по Фрей-
- •44 Томас Гоббс (1588—1679) — знаменитый английский
- •54 Ницше называл это «попыткой перевернутых оценок», которая была одним из ключевых принципов его философской системы.
- •1Римеч. Редактора), от мировоззрения и апологии нацистов,
- •56 Принятый перевод последнего термина на русский язык -«бытие-для-другого». См.: Сартр ж.П. Бытие и ничто. М.: Рсс публика, 1999. Ч. 3.
- •Глава 2. В поисках альтернативной парадигмы
- •I смысл жизни. Однако, как мы видели, экзистенциалис-ов ограничивали узы скрытых кулыуральных положений
- •Ie интеграции исследований аффективно-когнитивных
- •3) Третье отчетливое различие, значительно сглаженное приведенными рассуждениями, касается эмоций "
- •0 Поля и, следовательно, вашего техпроцесса на взаим-
- •996 А). Как будет видно из следующих глав, эти соображения
- •Часть II
- •I ценности, служащие компасом для действия и обозна-
- •1Ы прошли вместе с его участниками путь от первичного
- •Глава 4. Self и контакт — интеграция и процесс в поле жизни
- •Стратегии и способы разрешения проблем
- •Джейк: слишком чувствителен
- •I, то, чем я в соответствии с моими представлениями
- •1 По Салливапу, свои действия, вызывающие ярко выра-енный негативизм у взрослых, ребенок не ассоциирует с
- •1Бо из ситуации, сопряженной с возникновением такой
- •Каким образом прежнее решение является сильной стороной или проблемой сегодня
- •I если на то пошло, то и устаревшая, нынче ставшаяегибкой его модель когда-то сама была таким «проры-ом», новым контактом и творческим решением старойизненной проблемы.
- •Глава 5. Поддержка и развитие — Self в поле
- •1Я часть странным и неожиданным образом — отри це-льной? Почему так происходит? Что именно в структурелученной в наследство парадигмы индивидуал и 1ма де-
- •1Ы продолжаем получать новые ассоциации.
- •Поддержки творческого решения
- •Iy стилю расти и развиваться. (Сэм вместе с другимиытался разобраться с «темной стороной» своих сильных
- •1Ь1х и лишенных поддержки сферах нашей жизни, кого-bie возникают, если неожиданно появляется какой-ни-
- •Глава 6. Стыд и подавление — Self в разорванном поле
- •2 Contagiosa? (лат.) — заразный, в психологии — заразительный.
- •Глава 7. Восстановление Self. Близость, интерсубъективность и диалог
- •Глава 8. Self как история: повествование, культура и пол
- •1«Езные целостности понимания, служащие нам почвой для последующей интеграции, дающей возможность разреще_ ния задачи, и для конструирования нового смысла.
- •466 Гештальттерапия поспгмодер,,
- •I с нем. В в Бибихина. М.: Ad Marginem, 1997. Wleider, f. (1983) The Psychology of Interpersonal Relations.
- •472 Гешталъттерапин постмодерНа
- •480 Гешталыптерапия постмодерн
- •3 Zeitgeist (нем.) — дух времени.
- •482 Гештальттерапия постмодерН(1
- •486 Гештальттерапия постмодерНп
- •Часть I
годня не осталось ни одного направления психологии, не
являющегося по своей природе гештальтпсихологией, ко
торая в то же время практически перестала существовать
как отдельная отрасль. В области исследований аффективно-когнитивных процессов и соотношения между мозгом и
психикой гештальтпсихология была поглощена и интегрировалась с эмоционально-когнитивной психологией, психофизиологией и патопсихологией. Что касается геш-
щытерапии (которой сегодня полвека) как производной
этой традиции, применившей теоретические инсайты к
процессам опыта и обсуждающимся вопросам, то она ока
зала меньшее влияние на психотерапию, теорию личнос-
и, психологию развития и близкие модели, которые
зычно отставали от других отраслей психологии в смыс-
Ie интеграции исследований аффективно-когнитивных
процессов и соотношений межту мозгом и психикой (это
этставание, несомненно, объясняется тем, что психотерапия как отрасль прикладной психологии, причем очень
близкая к философии и исследованию ценностей, больше всех увязла в старом философском наследии индивидуа-
щзма).
Опираясь на эти связанные между собой традиции иезультаты научных изысканий, мы намереваемся постро-гьфеноменологическое изучение Яна фундаменте новойновейшей аффективно-когнитивной теории и данных
сследований, одновременно связав это изучение с геш-шьттерапевтической работой, которая оказывается ближе
жизненному опыту и менее ограничена индивидуалис-ическими воззрениями по сравнению с общепринятымимоделями терапии (и моделями Я, от которых они берутначало и которые порождают).
Какой вклад традиция гештальтпеихологии может вне-ш в исследование Я и осознавания? Фундаментальныйэпрос, поднимавшийся ранними гештальтистами, состо-в организации опыта: каким образом воспринимающийгьект осмысливает поле опыта? Как то. что он видит и
эзнает, составляет стройную целостную картину, а не прос-поток отдельных стимулов? Старый позитивистский ответедставителей ассоциативной школы XIX века, стремив-
шихся придерживаться «объективных эмпирических данных», свободных от воображаемых иди «идеальных» представлений, был основан на идее, что все сенсорные стимулы просто связываются между собой, а затем каким-то образом посредством процесса «ассоциации» «складываются» в картину, которую мы видим, познаем и запоминаем. Однако возникает вопрос, каким образом мы складываем стимулы так организованно и синтетично, что получаются целостные структуры, которые воспринимаются и познаются — ведь они представляют собой нечто большее, чем просто набор не связанных частей? Ранние гештальтисты предложили иной ответ: фундаментальной, релевантной единицей восприятия является именно значимое, осмысленное целое, а не сами дискретные стимулы, большая часть которых игнорируется, не принимается во внимание, искажается, чтобы они подходили к обшей картине, или экранируется другими путями. Иными словами, мы регистрируем и воспринимаем целостные формы, которые гештальтисты называли «фигурами», или «гештальтими», а не просто набор деталей — примерно такими были и представления Платона. Только вместо того чтобы объяснять это предположением, что мы представляем себе Идеальные Формы, стоящие за теми, которые видим и узнаем, гештальтисты решили провести экспериментальные исследования, каким образом перцептивный аппарат справляется со своими задачами (например, путем «селективной невнимательности»; предварительной «настройки» на обращение большего внимания границам и резким различиям в поле, чем малоконтрастным областям; затемнения или игнорирования того, что не соответствует общей картине; дополнения отсутствующих деталей; и, в целом, посредством взаимодействия с полем опыта и внутри него для достижения «лучшего геш-тальта» и т.п. — этим исследованиям были посвящены эксперименты ранних гештальтистов (их подробный обзор, обсуждение и возникающие проблемы приведены в моей книге «Гештальттерапия: новые горизонты», 2001, в частности, в главе 1)).
Таким образом, восприятие не является простой «рецепцией», оно представляет собой активный процесс, кон-
сТруктивное взаимодействие между объединенными свойствами окружающей среды («afiordances» — «данностями», как называл их гештатьтпсихолог более позднего времени Джеймс Гибсон — Gibson, 1969) и нашим собственным активным конструктивным процессом превращения неполных, частичных, неоднозначных, чрезмерных и/или полезных «вкладов» (inputs) энергии поля в значимые целостные структуры, которые можно регистрировать, сохранять, а затем использовать и подвергать манипулированию. Под словом «значимые» мы понимаем не «абсолютную реальность», на чем единодушно настаивали Платон и противоположная ему традиция материализма, а, скорее, прагматическую реальность, картину, которую возможно узнать и использовать — что обязательно означает соотнесение воспринятой формы, или гештальта, с более широким контекстом цели и значения — то есть разрешение (resolving) или привлечение большей целостности, что создает рассматриваемой «фигуре» контекст (иначе мы не знали бы, что с ней делать). Таким образом, гештальт-процесс перцепции и осмысления-обозначения является открытым по своей природе, а не дискретно-эпизодическим, при котором одна «вешь» следует за другой, как это представляли модели Платона и материализма. Мы «приспособлены» постоянно осуществлять процесс разрешения целого, находить, формировать и разрешать целостные структуры по мере того, как предыдущее «целое», или гештальт, потенциально становится интегральной частью какого-нибудь большего целого или, наоборот, в широком поле восприятия или опыта разделяется на значимые целостные компоненты, которые в данный момент представляются нам важными или относящимися к делу.
Организованная целостная картина, или гештальт, представляет собой релевантную единицу процесса получения опыта, и наша роль в нем является активной, избирательной и конструктивной. Если естественному процессу организации что-либо мешает или он становится слитком неоднозначным то есть если целостные структуры постоянно Разрушаются или по той или иной причине недоступны, как это случается при частичном узнавании, неоднознач-
ном, противоречивом или весьма странном восприятии, не позволяющем осмыслить образы и поместить их в более широкую схему, — то в соответствии с нашей природой, мы в недоумении останавливаемся, проявляем признаки беспокойства и вкладываем в ситуацию больше перцептивной энергии, пока не разрешим ее удовлетворяющим образом.
В этот момент мы осознаем свой перцептивный процесс — то есть осознаем само осознавание в качестве конструктивного или творческого акта. Иными словами, как выразил эту мысль гештальт-психолог Курт Левин (Lewin, 1926), акт восприятия и процесс решения задач по своей сути не имеют особых отличий: восприятие не является пассивным состоянием, но активной задачей, подлежа-шей решению. Таким образом, природа приводит нас к незавершенному гештальту, неоконченной задаче, аномальной или противоречивой картине. И чем важнее случай, например, когда распознается и оценивается потенциальная опасность или привлекательная возможность, тем больше энергии мы вкладываем в этот «незавершенный гештальт», пока не достигнем решения и не предпримем действия или перейдем к чему-нибудь другому. Если проблема является важной, а мы не можем разрешить ее значимым образом, то часть нашей активной перцептивной энергии остается хронически вложенной в нее, образуя долговременную или привычную утечку энергии и внимания, которые предназначаются для решения других перцептивных задач и осуществления жизненных дел в самом широком смысле, — в этом и заключается инсайт, лежащий в основе прикладного значения данной работы по адаптации и развитию творчества с помощью методов гештальттерапии, о которых пойдет речь в следующих главах.
Сущность конструктивистского взгляда на Я
Из этого фундаментального инсайта, приведшего по выражению Олпорта к радикальным изменениям во взглядах на «личность в психологии» {Allport, 1968), можно еде-
пать ряд выводов, имеющих непосредственное отношение к настоящему исследованию Я и его опыта.
1) Первый вывод, или инсайт, заключается в осозна-ли, что свойственная западной культуре дихотомия меж-у «объективными данными» или «реальностью», с одной
стороны, и интерпретацией или значением этих «фактов»,с дрУ'"°й' оказалась несостоятельной — по крайней мере,в традиционном абсолютном понимании. Мы, несомнен-но, можем сидеть и размышлять над «более широким смыс-ом» или лучшей интерпретацией каких-нибудь фактов илианных — в этом заключается актуальный процесс созда-
ия гештальта, примерка имеющихся данных к более ши-оким и содержательным целостным картинам. Однакоозникает весьма существенное «но» — большие дозы ин-ерпретации и контекстуализации с самого начала уже
встроены в восприятие упомянутого «факта». Это вытекаетиз природы нашего восприятия: мы не в состоянии воспри-нять что-либо, не идентифицировав, не определив поло-жение объекта в соответствующем контексте или не наделивего предварительно хотя бы условным, более широкимзначением. Мы не способны сначала воспринять, а затемнтерпретировать. Вернее будет сказать, что восприятиесоставляет собой интерпретативное, конструктивное дей-
вие, активный процесс синтеза потока «приходящих км» стимулов — но уже отобранных, рассортированных,едактированных и организованных для известного нам
ира, который на порядок отдален от «мира, каким оняется» в чисто физическом смысле. Два действия, по-
. ение и разрешение, «видение» и «интерпретация» про-сходят совместно и одновременно в одном и том же акте
осприятия.
Как заметил Кант два столетия назад, «мир, каков он
сть» остается для нас совершенно непознаваемым: для
боты мы имеем лишь конструкции разума, заключен-
го в теле, размах которых, естественно, сдерживается
словиями и влиянием окружающей среды, ограничиваю-
ими не столько возможности конструкций, сколько их
изнеспособность в окончательном, эволюционном смыс-
• Это обстоятельство делает конструктивизм в целом и
гештальтпсихологию в частности моделью эволюционной психологии. В конечном счете, тот факт, что некоторым видам конструктивных процессов отдается предпочтение, а другие под давлением селективности эволюционного процесса отвергаются, является причиной, что мы определенным образом «приспособлены» к построению гешталь-тов и решению задач. Но он не означает, что мы познаем «реальный мир» в объективном, непосредственном, «чисто эмпирическом» смысле, на чем настаивает индивидуалистски-дуалистическая парадигма нашей культуральной традиции. Все, что имеется у нас — это интерпретативные картины, социально оговоренные, развивающиеся в куль-туральном и чисто физическом смысле и представляющие собой творческие гипотезы или «домыслы», которые мы используем, чтобы понять/интерпретировать, оценить и, по возможности, справиться с нашим миром.
Эта мысль настолько важна для последующего изложения — и при попытках перейти на точку зрения эволюционной психологии ее так часто неверно понимают, что стоит повторить еще раз: каждое восприятие в реальном смысле является гипотезой, пробной организацией полученных данных (буквально «данностей»). Мы изначально «приспособлены» производить такие оценки и интегрировать их в расширяющуюся и усложняющуюся ясную картину мира: такова наша гештальт-природа. Однако искомого фундамента абсолютных, ясных «данностей», являющиеся объективными данными опыта, лежащими в основе ин-терпрегативного процесса, просто не существует. Вернее, нам до них не добраться. Как в свое время утверждал Кант, можно без всяких сомнений полагать, что «где-то снаружи существует реальный мир», содержащий энергию, которую мы используем для построения опыта. Однако в действительности мы совершенно не способны познать его иначе, чем опосредованным образом. Здравый смысл позволяет предположить, что «реальный мир» какими-то путями сдерживает, ограничивает и информирует пределы жизнеспособных интерпретаций, по крайней мере, в эволюционном смысле. На основании имеющейся предрасположенности и культурального опыта, я научился со-
ответствующим образом интерпретировать свой жизненный путь в буквальном и фигуральном понимании — включая представление, что некоторые совокупности визуальных стимулов означают препятствие, к которому я приближаюсь, и во избежание столкновения мне следует остановиться или свернуть в сторону. Если я не научусь таким образом понимать значение воспринятого, то мне, несомненно, придется выпасть из генофонда моего вида, уступая место тем, кто окажется более приспособленным к таким ситуациям. Не все интерпретации реальности, по крайней мере, в эволюционном смысле являются равноценными, и можно даже сделать выводы относительно особенностей картин, которые будут работать лучше, чем другие, использовав разнообразные вторичные по природе тесты, инструменты и процессы социального консенсуса для подтверждения или сомнения в той или иной субъективной картине или гипотезе (эту модель можно представить буквально или фигурально как метафору широкого круга действий и проблем, связанных с адаптацией к окружающей среде). В таком случае «реатьность» в определенном смысле проверяет или ограничивает наши выводы и перцептивные интерпретации. Но они всегда остаются потенциально доступными для пересмотра — и, как мы видели, на их формирование соответствующим образом влияют культуральные воззрения и процессы, начиная с основных парадигматических положений, на которые мы будем ссылаться и исследовать во всех главах этой книги.
Следовательно, инсайт о нашей неизбежно активной роли в осознавании и познании, являющийся ядром геш-тальт-модели и соответствующего движения в психологии, лежит в основе и других различных направлений психологии, психогерапии и философии (а также, в растущей степени, в основе современной и постмодернистской физики), объединяемых общим названием конструктивизма — идеей о том, что мы конструируем известную нам реальность. Это положение подразумевает, что, вероятно, существуют и другие реальности, иные способы конструирования и познания «тех же событий» (не забудем, что
«события» в обычном смысле происшествий, которые мЬ1 понимаем и идентифицируем, тоже являются конструктами или интерпретациями, способами ограничения потока стимулов). В свою очередь конструктивизм содержит и служит основой для совершенно иного комплекса взаимосвязанных точек зрения, известного под названием «деконструк-тивизма» — представляющего собой конструктивистскую позицию относительно реальности, включающую исследования социальных условий власти и влияния, определяющих, как тот или иной взгляд на вещи обретает или теряет свое ведущее положение и преобладание.
Взятые вместе, разнообразные движения конструктивизма и деконструктивизма составляют еще более широкую совокупность взглядов и тенденций, именуемых сегодня (за отсутствием иного названия) «постмодернистскими», что подразумевает утрату нами веры в убеждения последних нескольких столетий модернизма, включая научный материализм, абсолютную надежность «объективных» данных, нейтральность стороннего наблюдателя, безопасное величие западной культуры и неизбежность прогресса, достигаемого под знаменами науки и западных традиций.
Причина того, что наш век не получил иного названия за исключением «лостшодернизма», то есть «следующего после» других перполэв. непосредственно связана с обстоятельством, что культура как единое целое еще не оценила всей глубины и значимости изменений парадигмы, происходящих на более глубоком уровне и касающихся наших взглядов на собственную приролу, понимание и определение самих себя. Этот более глубокий уровень интегрирует и создает контекст для конструктивизма, деконструктивизма. и других постмодернистских движений, например, теории поля или теории хаоса-упорядоченности1, а также для утраты веры в широкий круг убеждений
1 Теория хаоса первоначально была создана в постмодернистской математике: ее сущность состоит в том. что малые и незначительные изменения в физическом мире могут вести к непредсказуемым и потенциально серьезным последствиям.
юдернизма. Речь, конечно, идет о происходящей сейчас
повсЮДУ деконструкции парадигмы индивидуализма, в ко
торой эта книга, по замыслу автора, должна сыграть конструктивную роль.
А пока, как уже говорилось, мы живем в переходный период, находясь на пути к будущим взглядам, которые по мере более полного оформления могут характеризоваться как постиндивидуализм, а далее — как Эра Общности, Эра Интерсубъективности или в самом общем виде как Эра Упорядоченности — в смысле разрабатывающихся моделей теории организации поля и хаоса-упорядоченности, которые обладают возможностью на новом уровне объединить психологию и физику. Это объединение произойдет не на редукционистском уровне старой биохимии, как думал Фрейд, а на новых основаниях упорядоченной интерактивной организации полей, в обычных смысловых системах разлагаемой нами на физические науки, психологию, опыт, поведение и т.п. — и даже этику, философию, религию или духовность, — которые, однако, на самом деле пронизывают друг друга и создают взаимный контекст такими путями и на таких уровнях, что наш ра-2ум лишь теперь учится их представлять и выражать. В этом проявляется далеко идущее значение конструктивистской перспективы, являющейся основой гештальт-модели в психологии и психотерапии в целом, интегрирующей геш-тальт-подход и конструктивизм с эволюционной теорией.
Таким образом, искомое Я, важнейшая часть нашей природы, делающая нас тем, что мы есть, и теми, кем мы являемся, та часть, которую мы не можем создать, является синтезирующим Я, действующей силой, конструирующей осмысленные взгляды и точки зрения, представляющей собой организатора опыта, которым мы обладаем или являемся, означающим наше познание себя, других и мира. Мы не можем организовать свой опыт на ином, более |широком уровне, кроме имеющегося в наличии. В нашем (Понимании осуществление синтеза и организация означает создание смысла: природа нашего Я заключается именно в создании смысла, и, как бы мы себя ни определяли, в •этой дефиниции, исходя изданных нам природой свойств
бытия, творческая деятельность по созданию смысла должна быть центральной. В этом состоит первый вывод, сделанный на основании рассмотрения проиесса осознавания в связи с Я и его опытом. Что еще, продолжая исследование, можно сказать о Я и его опыте, исходя из смысла этих понятий и условий бытия и, по-прежнему, обращаясь в рассуждениях к нашей природе как получающих опыт существ и природе самого процесса получения опыта?
2) Второй вывод из конструктивистской позиции, тесно связанный с рассмотренными аргументами, состоит в том, что в реальном смысле мы живем в своем воображении, в конструируемых образах, которых придерживаемся (особенно в визуальной модальности, ибо с эволюционной точки зрения мы являемся видом, в значительной степени полагающимся на обработку зрительной информации — наряду с обработкой образов слуховой, осязательной, обонятельной, кинестетической и иной сенсорной или интуитивной информации). Это касается не только представления, что мы «создаем образы» или конструируем миры опыта, но и обстоятельства, каким образом мы можем манипулировать этим миром, учиться и абстрактно мыслить, как мы это делаем — и вообще, как мы разрешаем задачи на несравненно более высоком, гибком и умелом уровне по сравнению с представителями других известных видов. Эти возможности вытекают из соответствующей особенности процесса осознавания, которая качественно отделяет нас от других животных: способности удерживать, активизировать, сравнивать, а также изменять и молифицировать или «придавать форму» множеству образов одновременно или при их быстром чередовании.
Человек par excellence3 является разрешающим задачи животным, которое не обладает никакими иными дарованиями кроме этой редкой, драгоценной способности к работе с множественными образами. Именно эта способность дает нам возможность «обдумывать заранее», прогнозировать или испытывать правильность решений, совершая в уме мысленные эксперименты перед тем, как
! Par excellence (франц.) — по преимуществу, в особенности
применить решения в более дорогостоящем и исполненном риска окружающем мире. Эта особенность процесса осознавания является главной для понимания того, каким образом мы его совершаем: конструируем и удерживаем образы, сравниваем между собой, свободно модифицируем и отображаем результаты изменений. «Мышление» или планирование состоят именно в этих действиях. Важно уточнить, что эта способность является не просто центральным компонентом сознания, самоосознания и творчества, порождения новых сочетаний и решений; скорее она, можно сказать, представляет собой то же самое, что эти способности. Мы рассматриваем образы как некоторый банк воспоминаний, однако на самом деле именно эта активная и прогностическая способность создания образов, или осознавания, является ключом к нашему выживанию в качестве разрешающего задачи вида в постоянно меняющейся окружающей среде, где другие виды, обладающие более сложными, но узкими моделями инстинктов, терпят поражение в результате значительных перемен в условиях существования (даже наши ближайшие родственники неандертальцы, как сейчас полагают, могли исчезнуть вследствие весьма узкой приспособленности к жизни в условиях ледникового периода и питания полуза-ыерзшим мясом из-за, возможно, низкого уровня развития навыков социального планирования).
Описанная особенность инструментов осознавания и приобретенные навыки их использования в свою очередь обладают собственным смыслом и влекут за собой определенные последствия. Для нашего разговора имеет значе-лие, что подобный взгляд на себя приводит к утрате четкого и абсолютного различия между воображением и «твердой реальностью». Можно провести параллель с уже обсуждавшейся потерей жесткого различия между фактом и его интерпретацией, но с добавлением динамического фактора, касающегося временного измерения. Тот факт, что мы способны удерживать и модулировать образы и совершать с ними мысленные эксперименты (более того, мы Просто не можем прекратить эти действия), означает, что
своей природе в реальном смысле мы живем в буду-