1«Езные целостности понимания, служащие нам почвой для последующей интеграции, дающей возможность разреще_ ния задачи, и для конструирования нового смысла.

Формой этих смыслов является повествование. Мы орга­низуем свои миры и себя в нашем мире в виде целостных картин, развертывающихся во времени, или историй, об­ладающих следующей основной формой: «если случается что-то, то следует то-то», «при данных условиях, в таком-то месте и времени произошло некоторое событие, и ре­зультат оказался следующим». Как нередко замечали философы модернизма и постмодернизма (и сегодня с ними согласны физики), непосредственно в природе мы не «видим» причинно-следственных связей. Мы лишь «на­блюдаем», как одно явление следует за другим (то есть историю, которая на самом деле является организованной конструкцией, созданной нами). Однако мы «приспособле­ны», где это возможно, находить причину в последователь­ности, поскольку способ организации мира в осмысленные последовательности, или истории, развился у нас в ходе эволюции под влиянием естественного отбора. Мы выжи-Еаем благодаря разрешению задач и осуществляем его пу­тем создания, запоминания и использования осмысленных последовательностей. В этом случае применение научного метода исследования состоит в разработке и обогащении естественного интерпретативного процесса. Важно устано­вить контроль над присущей исследователям тенденцией Еыведения причин из любых последовательностей и слиш­ком формальной проверки некоторых из них, чем та, ко­торую позволяет осуществлять обычный актуальный процесс сбора данных. Повествование представляет собой нечто боль-иее, чем просто продукт культуры, — хотя, отчасти, им является. Оно составляет неотъемлемую часть техпроцесса к присущей нам человеческой природы. Мы не способны прекратить составление истории, как не в состоянии ос­тановить интерпретацию поля, поскольку история являет­ся основной формой интерпретации и смысла. Мы любим истории, поскольку по своей природе являемся животны­ми, рассказывающими истории: мы рождены их расска­зывать и выслушивать. Кроме того, и память по своей фор^ме

яется повествовательной, что составляет в настоящем

суждении дополнительный аргумент, «известный» из

laniero опыта, но не находящий поддержки в господствую­

щих моделях.

1Мы познаем и организуем себя в мире путем конструиро-|ания истории self, основного организующего повествова-Ня. указывающего, кем мы являемся и можем быть в 1оступном мире, каким его знаем. Таким образом, взаим­ный обмен рассказами и познание настояших историй — то к:ть историй не только поведения, но и нашего опыта — ртьто, что мы называем близостью, необходимым окош­ком в наш внутренний мир. Заметим, что с конструктивист-■кой точки зрения не существует таких вещей, как (пассивное восприятие и познание. Открыть свой внутрен­ний мир означает пригласить другого человека к участию в нем: эмпатическому взгляду присуще деконструктивное воздействие, поскольку он меняет точку зрения и опенку рубъектом своей истории. В этом смысле истории self ко­торые мы создаем в условиях поля, включающих присутст­вие близкого свидетеля, отличаются большей открытостью

и доступностью адаптации в будущем, чем составленные

[едиие со своими переживаниями — иными словами, в

Ьловиях стыда. Полное развитие self как мы видели, все­

гда зависит от наличия хотя бы отдельных случаев близких отношений. В отличие от господствующей в культуре пара­дигмы, мы обнаруживаем, что по своей природе self обла­пает склонностью вступать в отношения: мы рождены,

ртобы делиться своими настоящими историями, и этот

цесс прокладывает дорогу к полному росту self.

этом случае психотерапия, вне зависимости от шко­

лы и метола, работает как более формальная поддержка деконструкции фиксированных и дисфункциональных по­

вествований self осуществляя ее по-разному в соответствии

ш избранным методом и подходом. Любая терапия в этом рмысле является нарративной терапией: то есть ее воз-иейстние состоит в раскрытии и исцелении историй self Дри повествовательном подходе к терапии для экспери­мента и диалога специально выбирается организация ис-

и; н

ycj

ЧТО" i

-в

I лы V

I декп I весп

тории self — процесса, опирающегося на фундамента^ ные свойства se^-процесса.

Культуры являются историями, осмысленными систем_а ми убеждений, которые существуют в повествовательной форме. Личные истории self содержатся и контекстуатизиру, ются в культуральных и групповых повествованиях: соот­ветствующая культура формирует область поддерживаемых и разрешенных историй self подобно тому, как основная парадигма определяет диапазон возможных, мыслимых теорий и идеологий, как любые целостности культуры содержат внутренние дифференциации и границы. Наиболее заметной, универсальной и структурирующей границей является культуральный конструкт половой при­надлежности. Как и культура, половая принадлежность представляет собой совокупность историй, осмысленную карту конкретных историй self (и обусловленных ими форм поведения), которые поддерживаются в культуре отдель­но для каждого пола. Достижение существенных измене­ний в политическом и экологическом поведении в мире зависит от изменения наших self-истории, идеологии self на самом основном уровне. И оно неотделимо от создания нового общего культурального повествования всего чело­веческого общества. Стоит заметить, что оно не может воз-никнуть без радикального пересмотра социального конструкта половой принадлежности и тендерного пове­ствования на глобальном уровне.

Сегодня мы живем в обществе и мире культуральных форм, находящихся в состоянии изменения и подвер­гающихся критике. В каждом важном случае критика обя­зательно включает деструктурирование и пересмотр превалирующих тендерных норм и повествований. Пара­дигма индивидуализма, имеющая влияние на большей части земного шара, является зависимой от тендерных представлений и тесно связана с не имеющим аналогов невообразимым ранее технологическим прогрессом — и одновременно с таким уровнем экологического разбоя и безответственности, который был бы невозможен для пре­дыдущих эпох. Теперь вопрос состоит в том, удастся ли

^риремя сдержать экспансию нещадной эксплуатации,Ьнкуренции и отчуждения между людьми, которые песетLra парадигма, с целью предотвращения необратимоговреда и, возможно, окончательного разрушения хрупкой'мобальной экологии, частью которой является человек.Ьця достижения альтернативы нам необходима новая исто-рия мира и self восстанавливающая взаимозависимые отно-шения между частью и целым, индивидом и полем. В своюочередь, в чоминируюших обществах Запада она зависит₀т деконструкции тендерной идеологии (особенно мужс-кого пола) в качестве предпосылки создания новых тен-дерных истории культуры и self с иным пониманием смыслаздоровья, эгики и политики для всего мирового сообще-ства. К последним соображениям мы обратимся в заклю-чении

Заключение:

Этика, экология и дух — здоровое Self в здоровом поле

Мы неоднократно утверждали на страницах этой кни­ги, что индивидуалистическая модель Я, которую часто принимают как очевидный и установленный факт приро­ды, на самом деле является культуральным конструктом, охватывающим и придающим форму лишь некоторой час­ти опыта self, но и ее эта модель неизбежно представляет в искаженном виде, без учета всего контекста процесса осоз­навания и феноменологии реальной жизни в поде ее от­ношений и задач. Этот конструкт, как отмечалось, глубоко укоренился в позитивистской, объективистской и дуалис­тической традиции, которую мы назвали парадигмой ин­дивидуализма, господствующей и определяющей западную культуру, по крайней мере, со времен Древней Греции. Мы погружены в эту парадигму и смоделированы ею; она снабжает информацией и ограничивает категории нашего мышления и опыта и. соответственно, язык, которым мы пользуемся для выражения и придания формы опыту, оформляя и окрашивая не только наши мысли, но и же­лания, чувства, ценности, убеждения и смыслы, конст­руируемые и приписываемые себе и окружающему миру.

Мы также упоминали, что одновременно вокруг нас на­ходятся семеня другой традиции и течения иной направлен­ности мышления, чувств и опыта self. Они кроются в противостоящей традиции романтической поэзии и западного мистицизма, некоторых восточных системах философии н психологии it значительной части нашего чувственного опы­та, начиная с отношений и идентификации и кончая лучов-

лостью и общественно-политическими обязательствами — и _эТи направления крайне неполно описаны и выражены в языке и постулатах господствующей традиции индивидуа­лизма. Представленные взгляды и темы — наше индивидуа­листическое наследие, а также инструменты и ресурсы, которые можно использовать для его деконструкции, — были материа юм 1лав 1 и 2 в части I этой книги. I Приняв их во внимание, в начале части II мы присту­

пили к исследованию динамических условий и парамет­ров self, являющегося по своей природе активно и необходимо конструирующим опыт, аффективным и оценивающим, ин­терпретирующим и прогнозирующим, экспериментирующим, создающим смыслы, интерсубъектным и повествовательным. Мы установили, что динамические условия и измерения ^присущи и необходимы для воплощения процесса осоз­навания, развившегося в ходе эволюции. В главах 3 и 4 вы­явлено, что социальный se/У-процесс человека является не только межличностным, но и интерсубъектным: в соци­альном поле мы ориентируемся благодаря ему и взаимо­действуем с ним, создавая картину внутренних миров и мотивации других людей. Он обеспечивает нас картой или топографией социального поля. В процессе развития — осо­бенно в течение длительного периода детства, когда наша способность изменять социальное поле self оказывается весьма ограниченной, — при создании новых стилей и интеграции стратегий для преодоления трудных задач мы пользуемся осознаванием того, что можно считать ожида­емым и возможным, и выражаем ту часть чувственного Нотенциала, для которой в этом мире найдется место и резонанс. Таким образом выглядит развитие. Его результа­том становится определенная, слишком заученная исто­рия self которую мы называем характером или личностью ' В главах 5—7 мы исследовали динамические условия поля В? процессе развития. Наиболее важным из них является В»елостно-полевое измерение поддержки — того, что мы Ичитаем доступным в ходе создания новых форм интегра­ции поля. В осуществлении этого условия состоит текущий ВТроцесс жизни, разрешения задач и роста. Ощутимые pa i-рывы и разломы поля исследованы в главе, посвященной

стыду, дезорганизующему опыту утраты или блокиров_а ния способности находить и интегрировать целостное под_е жизни. Усиление поддержки и восстановление организа­ции se/f-npouecca мы обнаружили в условиях поля, на­званных близостью, состоящей в познании внутренних полей других людей и раскрытии своего. Selves свойствен­но взаимно проникать друг в друга. Как обнаружено, в от­сутствие опыта близости/интерсубъектности self не способно познать свой внутренний мир.

В части ГУ мы подняли тему формы и динамики интег-ративного self в действии, в ходе создания в поле целост-ностей смысла и поведения. Эта деятельность представляет собой основную динамическую структуру, называемую повествованием, последовательностью, в которой при оп­ределенных условиях поля одно обстоятельство осмыслен­но следует за другим. Мы знаем себя как историю, осмысленную последовательность условий и событий и организуем свою жизнь в пределах осознаваемых возмож­ностей и ограничений этого повествования. Истории self свойственно подчиняться контекстуализирующему влия­нию кулыпурального повествования, включающего в качестве центрального элемента, организующего поле, измерение половой принадлежности. Она представляет собой диффе­ренцированную карту поддержки и стыда, соответствую­щую определенной половой категории (которая в разных культурах является вполне изменчивым конструктом). Мы высказали мнение, что любое существенное изменение организации поля в доминирующем на Западе культураль-ном течении на уровне глобальной политики должно вклю­чать деструктурирование и раскрытие преобладающих тендерных норм — особенно норм и повествований отно­сительно маскулинности, отстающих от норм феминнос-ти, в силу работы, проведенной деконструктивнымн движениями нескольких прошлых поколений.

В перечисленных главах и целостной картине, посте­пенно выступающей по мере исследования se^-npouecca с новой точки зрения, мы неоднократно наблюдали, что self, self-процесс и человеческую природу невозможно осмысленно исследовать в любом опыте жизни, если продолжать дер-

щься за положения и взгляды унаследованной парадигмы

Шндивидуашзма, господствующей в западной традиции. Ины-

Г,и словами, если исходить из аксиоматического утверж­дения, что self является первичным и значимым образом Отделенным от целостною поля, то в поле реальной жизни Ьевозможно найти путь к собственному чувственному опыту отношений, ценностей, развитой креативности и интегриро­ванной, интерсубъектной связанности. Разъединение или Ьихотомия изначальных убеждений будет преследовать нас в теориях, методах и моделях, полученных на основании базисной совокупности убеждений, отделяющих теорию |гг практики, систему убеждений от чувственного опыта Вв конечном счете, человека от человека и группу от группы

f Как неоднократно повторялось, эти положения рас­пространяю гея на любую область жизни и работы с людь­ми. В качестве заключения рассмотрим значение этих положений для четырех тематических областей, к каждой |гз которых оказалось трудно или невозможно найти под-код, исходя из условий и ограничений унаследованной па­радигмы self. Этими темами являются: здоровье, этика, политика и экология, а также эволюция духа. Каждая из иих буде г рассмотрена по очереди для воссоединения поля Исследования, которое длительное время было расщеплен­ным под воздействием фундаментальных, унаследованных ■ировоззренческих представлений о self и человеческой Природе.

Self, поле и понятие здоровья

Как отметил полвека назад Эрик Эриксон (Ericson, 1951),

Важдая система имеет свои идеал. С точки зрения старой

■бъективистскои/луалистической парадигмы эго утвержде

|ие было лишено смысла, но именно этот вывод непосред­

ственно напрашивается из результатов и инсайтов,

пол\ ченных при проведенном исследовании. Иными слова­ри, любая попытка описания человеческой природы —

уобенно если речь идет об изучении ее развития, кото-Рым снимался Эриксон, — обязательно подразумевает

наличие в уме исследователя картины тою, какие каче­ства и виды деятельности следует признать полностью че­ловеческими, то есть какой должна быть в полной мер_е развитая деятельность человека. В противном случае (_МЬ1 полагаем, что это касается любого акта восприятия или мышления) у него не было бы возможности отличить то что относится к картине, а что — нет и лишь уводит прочь от дороги, карту которой он составляет. Определенные подлежащие ценности предшествуют восприятию и кате­горизации. Мнение о том, что мы способны, не обладая предструктурирующими и формирующими проводимое исследование ценностями, описать «чисто объективно» некоторое явление, не говоря уже о создании сложной, целостной теоретической системы, относится к области объективистской фантазии и является прямым следствием парадигмы индивидуализма. Наш, развившийся в резуль­тате эволюции self-npouecc не работает подобным обра­зом (вспомним предупреждение Ницше: нечто теряет ясность, если долго и настойчиво утверждать, что оно происходит).

Для модели, описывающей развитие людей, идеалом является понятие здоровья: какие способности, функции и процессы считать определяющими для полноценной чело­веческой жизни? Эти вопросы, в конечном счете, сводят­ся к проблеме ценностей, как было сказано, направляющих нашу модель. В главах I и 2 говорилось о фундаментальной ошибке, касающейся работы перцептивных и когнитив­ных процессов. Она состоит в попытке отделить «чисто описательные» или «твердые» процессы от тех, которые можно назвать «оценочными» или «мягкими». Как более ста лет тому назад отмечал Ницше (а различные школы деконструктивной критики построили свои рассуждения на этой мысли), подобная попытка предназначается толь­ко для прикрытия факта, чьим интересам служат опреде­ленные ценности, лежащие в основе некоторого описания человеческой природы и мира.

Организующая ценность, представленная в этой кни­ге, состоит, по крайней мере лля целей исследования, ^в признании нашей процессуальной природы, такой, какиы

поле и понятие здоровья

переживаем, чувствуем и воплощаем, а также проживаем в

\аших мирах, неотъемлемо основанных на отношениях. (Не Ь'дем забывать, что «чистого опыта», свободного от куль­

туральных и парадигматических положений, достичь невоз­

можно — он является недоступным подобно мифическому Кдеалу системы индивидуализма — «чистому описанию», Свободному от довлеющих ценностей и предубеждений. Лю­бая критика неизбежно включает примесь того, что берется Анализировать; спустя лет пятьдесят читатели этой книги. |если такие найдутся, будут, несомненно, поражены, что 1ам не удалось освободить себя и свой язык от индивидуа­лизма, леконструированис которого мы затеяли.)

Г Тем не менее линза ценностей, которую мы называли феноменологической, существенно отличается от других линз melf описанных в начальных главах, например, идеализма [Платона, библейского креационизма, христианской идеи .первородного греха, механицизма Лейбница, абсурдизма экзистенциалистов, свирепого криптодарвинизма Ницше или сходного убеждения Фрейда, что основная природа человека состоит в уничтожении себе подобных (включая собственных родителей и детей). Эти предшествующие под-коды, вытекавшие из парадигмы индивидуализма, были ртвергнуты. Вместо них мы предложили эксперименталь­ную оценку и феноменологический подход к вопросу о ром, как мы взаимодействуем с обшим полем опыта, раз­виваемся в нем и осмысливаем его.

Заняв эту позицию, мы многократно обнаруживали, что ваш опыт является холистическим: мы обязательно наи­лучшим образом учитываем и инкорпорируем всё соот-штствующее целостное поле, включающее «внутренние» Виры других людей. Однако этот факт означает, что не Шмеет смысла говорить о здоровом self-процессе или индиви-шальном здоровье без упоминания здоровья или дисфункции Ьсего поля. Во второй части книги мы видели, как развива­ется self путем инкорпорации, реструктурирования и ин­теграции всего поля опыта; мы наблюдали, что происходит. 1огда целостное поле содержит разрывы и пустоты там-и-Гогда, гле-и-когда развивающееся self нуждается и пере­вивает недостаточность в резонирующем контакте.

Результатом, так или иначе, становится инкорпорац_Ия пустот и разрывов в процессуальную структуру self.

Для возможности резонанса и контакта «внешнее» поле должны населять другие когерентные selves, индивиды, в достаточной мере интегрированные и проникнутые взаимными целостно-палевыми контактами, чтобы обес­печить поддержку другим развивающимся selves — напри­мер, оказывать подобные услуги детям, относящимся к этой культуре. Но, в свою очередь, это означает, что носители поддержки должны тоже получать ее — не только от других интерсубъектных selves, но и со стороны физических, мате­риальных, экологических и социально значимых условий этого поля. Здоровое поле порождает здоровые selves, — ц здоровые selves в соответствии со своей природой работают над созданием и поддержкой здорового целостного поля дру­гих здоровых selves.

В свою очередь, здоровое поле по определению является полем, в котором условия жизни, роста и развития обес­печены достаточной поддержкой для создания благопри­ятных условий появлению совершенно здоровых selves, людей, в нашем понимании, в полном смысле этого слова. Завершая полный круг обсуждения, следует отметить, что здоровым можно назвать self у которого человеческие процессы восприятия и оценки, чувствования и интерпре­тации, экспериментирования и интеграции, а также ин­терсубъективных и осмысленных отношений к(с) миру(о.м) являются достаточно крепкими, доступными и гибкими для создания интегрированных целостностей смысла и действия, придающих осмысленность нашей жизни, и обеспечения процесса развития на всем ее протяжении. В этом понимании здоровье является неделимым: его невозможно локализовать в одном, отдельно взятом челове­ке, как невозможно разделить вопросы человеческой при­роды и ценностей, что показано в главах I и 2. Поэтому вопрос о здоровье является точкой, в которой эти темы соединяются.

Здоровье и этика

казанное выше непосредственно ставит нас перед

опросами этики, которые остались нераскрытыми (и

объявлены неразрешимыми) почти столетие назад Бер­нардом Расселом, о чем шла речь в главе 1. Посвятив Ьояжизни плодотворным занятиям философией «аналити­ческой» (то есть описательной, анализирующей процесс мышления, являющийся частью того, что мы называем Ьесь «человеческой природой») и «практической» (то есть нравственной и политической), Рассел с сожалением отметил, что из-за своей природы эти две области не (юддаются объединению. В самом деле, признание суще­ствования разрыва между наукой (считающейся «свобод­ной от ценностей») и смыслом, с одной стороны, и Шенностчии и этикой — с другой (не имеющих естест­венного основания в нашей развившейся эволюционным путем природе), является определяющим фундаментом ^травления, которое именуется «модернизмом». Можно ■казать, что дух вызывающей покорности и гордости по поводу этого разрыва является отличительной чертой мно­гих движений прошлого века, аморфно сгруппированных тюд общим названием «экзистенциализма». I В этом месте можно использовать все наработанное нами в ходе настоящего обсуждения для совершения, по край­ней мере, первого шага к воссоединению этих, подверг­шихся дихотомии областей. Преимущество перед Расселом нам дает занимаемая позиция, позволяющая увидеть то, что не удалось заметить ему: эти две области не только не ■азделены, они являются неотделимыми друг от друга, »ак нераздельны self и ценности. И дело не в том, что из ■Шралигмы индивидуализма, которую неосознанно выра­жал Рассел, нельзя извлечь никаких ценностей. Это дей­ствие вполне возможно, и его совершают. Однако Рассел, 1рсвоей неизменной приверженностью гражданским сво-Наам. всеобщему образованию, социальной справедли­вости и миdv во всем мире, не мог согласиться с ■одобными ценностями и принять их. Дело в том, что со-Лально-политические ценности, заложенные в индиви-

дуализме, о чем шла речь в начале книги, являются ценно стями Ницше, псевдодарвиновской этики беспощадной ии дивидуальной конкуренции и права сильного. Для Рассец_а (и любого иного мыслителя), продолжавшего строго д_ер_ жаться парадигмы self, озвученной и изложенной Плато­ном и древнегреческими философами три тысячи лет назад и с тех пор господствовавшей в культуре Запада, оказа­лось невозможным получить или оправдать какую-либо иную систему ценностей.

В отличие от него мы можем, исходя из совершенно другой концепции о том, кем мы являемся, что означает self и что составляет основу человеческой природы, перейти к получению и обоснованию иных ценностей. Если в со­ответствии с эволюционно развившейся природой нам присуще интегрирование целостного поля, формирование отношений и интерсубъективность (а дело обстоит имен­но так) и полное развитие нашего естества зависит от наличия здорового поля других здоровых selves (в упоми­навшемся выше смысле этого термина), то этическая точ­ка зрения может быть основана — более того, должна базироваться — на следующем критерии: какие именно действия и отношения в наибольшей степени благоприят­ствуют здоровому развитию всего поля. Этот критерий од­новременно направлен как на соблюдение «собственных интересов», так и интересов всего поля. Между двумя областями интересов исчезает, как представлялось в со­ответствии со старой моделью, якобы присущее им про­тивостояние — self против другого с получающейся в результате нулевой суммой. Кроме того, находясь на фундаменте эволюционно сформированных человеческих желаний, инстинктов и selves, этические системы, изна­чально и спонтанно привлекающие человека на протя­жении всего развития культуры, более не кажутся неестественными.

Наша точка зрения и описанные критерии, конечно, не представляют собой «систему», подобную перечням конкретных предписаний, вытекавших из старой модели (и зачастую воспринимавшихся как приказы, не допуска­ющие интерпретации, о чем говорилось в главе 1). Наш

1₃гляд на этику, скорее, говорит, как следует подходить к Ьтическому суждению или дилемме, — но не о том, ка-JLyihi должен быть результат. Этот подход не только не от-■ицаег необходимости диалога по поводу этических ■опросов и их интерпретации, он, наоборот, настаивает |а ней. По своей сути, этика, то есть приложение систем ■енностей к практическим решениям, является областью конфликтующих притязаний (если два или более желания и мнения не вступают между собой в конфликт, то мы не задумываемся над тем, какие «этические принципы» они Затрагивают — см. обсуждение этих вопросов: Wheeler, 1992). Г точки .ярения поля мысль о том, что важные этические решения обычно должны приниматься «индивидуально», 1меет не больше смысла, чем мнение, что self способно Ьазвиваться и раскрываться в отсутствие резонирующего контакта с другими когерентными, растущими и взаимо­проникающими selves.

Здоровье, экология и политика

В свою очередь, этика или этический подход подразу­

мевает и содержит политику, позицию по вопросу о сило­вых отношениях и динамике в целостном поле. Если индивидуальное здоровье зависит от жизненного контек­ста здорового поля, то, в равной мере, вопрос о здоровом ^е^является неотделимым от устройства политической вла-щти в реальном, материальном мире. В большинстве течений 1ападной философии и культуры, по крайней мере со вре­мен Платона, эти вопросы также считались онтологичес­ки раздельными. Библейское изречение «Отдайте кесарю кесарево» (Мф. 22:21), названное в критических работах Карла Маркса и Нишпе фиговым листком, прикрываю-Шим обнаженные интересы власти, часто трактовалось как подразумевающее существование частной «духовной» об­расти культивирования и развития self по сути отлич-Ьой, независимой и высшей в отношении «внешнего мира». 1ачем обращать внимание на страдания и несправедли-1ость. существующие в «этом мире», если он является ■ереальным (Платон), уже совершенным (Лейбниц) или

находится во власти дьявола (манихенские секты¹ л _раз личные течения во многих мировых религиях)?

Политика, вытекающая из этих соображений, по опре­делению является экологической политикой, или полити­ческой экологией в самом широком понимании. Под этим термином мы подразумеваем не политическую программу с добавлением вопросов об окружающей среде (как вопро­сы отношений добавляются к некоторым моделям инди­видуализма), а, скорее, подход к власти над ресурсами, начинающийся с изучения влияния любой политической/ экономической стратегии на целостное человеческое поле (включая мир природы, который находится в нас, а мы в нем). Это заА1ечание вовсе не составляет политической линии или программы. Подобно этическим соображени­ям, о которых речь шла выше, идея политической эколо­гии представляет собой критерий, начальную точку обсуждения и диалога о том, какие политические програм­мы в наибольшей степени соответствуют благосостоянию всего человеческого поля. Эти программы, несомненно, существуют. Цель выражения этих и многих других мыслей в настоящей книге состоит в предоставлении обоснования, что в естественной картине self, человеческой природы и це­лостного self-процесса часто правильными являются «инту­итивно известные» нам заботы и подходы.

¹ Манихейство — религиозное учение, возникшее в III веке Р.Х. и представлявшее собой синтез халдейско-вавилоиских. персидских и христианских мифов и ритуалов. Основное со­держание манихейства — это учение об изначальности зла в мире, которое является столь же самостоятельным, как и доб­ро: царство тьмы как равное противостоит царству света. Ми­ровая история является борьбой света и тьмы, добра и зла. Бога и дьявола. Природа человека двойственна: сотворен дья­волом, но по образцу небесного «светлого первочеловека». Навеянные манихейством учения о дуализме добра и зла в средние века получили распространение и в европейском хри­стианстве (катары, богомилы, павчикианс), и на Востоке

^{I *,}

Sei

I Сегодня мы живем в мире, в котором, как утверждал Ницше, индивидуализм в качестве организующего прин­ципа культуры пережил Бога. Поэтому везде мы видим ^Водей, «взращивающих свои сады» (как с горечью сето-Кал Кандид, персонаж Вольтера и антигерой раннею мо­дернизма) — в центре которых часто располагается личная выгода, забота о маленькой семье, группе и их зашита ^Ri какая-то иная форма во шедичивания self, проявляю­щаяся в бесплодных усилиях придать власть и силу себе или своей группе и лишить власти других. [ Соответственно, у многих людей, испытывающих неудов­летворение или отвращение перед дутым материализмом или защитной агрессивностью подобных взглядов, наблю-

Ивется поворот в сторону многочисленных движений, на-

Кгеаемых «духовными». Они ищут смысл и удовлетворение ■ различных формах медитативной или религиозной прак­тики, с помощью которых человек отождествляет себя с

Вэльшим духовным целым, выходящим в индивидуалисти­

ческом смысле за пределы «эго» или self. Но и в этом случае

видна власть парадигмы индивидуализма, проявляющаяся к том, что очень часто «просветление» или достижение со­стояний гармонии и единения с большей целостностью воспринимается как индивидуальный поиск и соблюдение

иисциплины. Например, в старой модели self связанной с

индивилуальной душой, «мое» просветление не имеет ни-

Ёего общего с вашим, — а также с политической динами­

кой и материальными условиями естественного социального

мира.

L Отказ от парадигмы индивидуализма, как в случае воп­росов здоровья, этики и политики, изменяет наше пони­мание того, где находится область духовности и в чем состоят шуховный рост» и достижения. Вместо отношения к поис­ку духовной целостности как противостоящему согласно |редставлениям многих религиозных традиций Запада и

остока личной природе self мы рассматриваем его как

■ртественное выражение этой природы. Известный прелста-■ттель школы гештальтпеихологии Курт Гольдштейн

'f дух 461

[Self и дух

(Goldstein, 1940) полагал, что единственным нашим влече нием является создание интегрированных пелостностей смысла. Каждая целостная картина понимания, которую м_Ь1 можем разрешить и использовать, затем, естественно, ста­новится доступной для дальнейшей интеграции на более широком уровне. Вопросы, которые называют духовными относятся к тому, где и как на самом широком интуитив­ном уровне мы размещаем себя в карте космоса. Они явля­ются естественным расширением и выражением влечения о котором писат Гольдштейн, свойственного нашей раз­вившейся в ходе эволюции природе. Иными словами, мы «приспособлены» к поискам духовного, как «приспособле­ны» к отношениям, ценностям, интерсубъективностн и созданию смыслов. В соответствии со своей природой мы просто не в состоянии не переходить от каждого нового целостного понимания к интегрированию следующей, бо­лее широкой осмысленной и целостной картины, которая, по определению, отводит место в поле, как мы его пони­маем, для получения и использования следующей целост­ности. Утверждение, что этот поиск уводит от естественного мира отношений и политики означает непонимание нашей природы и реального значения духовной перспективы.

Как отмечалось в начале данного обсуждения, мы жи­вем в мире, расщепленном трещинами де-идентификаиии, которые касаются частей моего поля — людей, событий и областей, «не имеющих ко мне никакого отношения», рас­сматриваемых как совершенно другие, не принадлежащие мне. Пытаясь разорвать болезненные и явно деструктивные путы унаследованной парадигмы индивидуализма, мы час­то испытываем искушение отыскать своего рода духовное убежище, которое можно назвать «восточным», п представ­лении, что реально существует только целостное транспер­сональное self, а индивидуальный опыт является обманчи­вым и иллюзорным (зеркальное отражение этой парадигмы)-Перед лицом этой опытной/философской дихотомии мы утверждаем холистическую парадигму, в которой уникать-ная и определенная природа любого индивидуального опыта оценивается и чтится в той же мере (но не большей), что и реальность всего сосуществующего с нами поля, из кото-

lelfu дух

463

■ого мы рождаемся. Перефразировав высказывание Фрица ■Перлза (Perls, 1969), яркого представителя поп-пси ко ю-1,111 и доктрины индивидуализма (в противоречие ему), Иожно сказать: «Я — это я. а ты — это ты, и вместе с тем Вд- это ты, а ты — это я (или мы)». В опытном понимании Ка утверждения бывают по-разному верны в различное ■ремя (или одновременно). Быть в полной мере человеком Означает полноценную жизнь в творческом напряжении 1(сжду этими, свойственными человеческому опыту полю­сами, которые вместе составляют целостное поле здорово­го опыта self.

Сегодня наш мир явно взял идущий по спирали курс на саморазрушение, движение по которому лишь ускоря­ется глобальным маршем западного индивидуализма вмс-Вге с различного толка формами фанатизма и клановости, возникшими в ответ на ницшеанскую пустоту материали­стической точки зрения. В любой момент, сейчас или че­рез некоторое время, этот мир и мы вместе с ним можем в буква [ьном смысле noi ибнуть из-за неимоверной глуби­ны этих расколов и отчуждения и недостаточной ответ­ственности за все поле, выходящее за узкие рамки наших пичных дел. Сегодня имеется насущная необходимость в шовой политической парадигме, ином виде организующего гринципа. предусматривающего в политическом мире ■овый гип взаимоотношений между частями и целым. В отличие от мира, состоящего из воюющих между собой ■астей, или объединенного мира, но построенного на от­рицании и гомогенизации составляющих его членов, — 1ля нового миропорядка в нашем понимании основным жсловием поля является гибкое и осмысленное целое, благо-шриятствуюшее, поддерживающее полное, взаимное развитие жех своих частей и способствующее достижению полити -Веского здоровья подобно тому, как, по-нашему, здорово-Ву полю selves следует относиться к своим индивидам. Для Достижения этой цели нам нужна новая парадигма self и человеческой природы.

Эти инсайгы не являются новыми. Мы находим их в Важдой культуре любой эпохи на всех уровнях — отноше-

ний, этики, политики, экологии и духовности — Сред_и мудрых традиций, о которых сохранились сведения. В п₀ токе нашей культуры выражение равновесия между индивидуальным и целым можно найти, например, в на сыщенных интеграцией и реформирующих понятия уста новках, предложенных около двух тысяч лет назад рабби Гиллелем. Во-первых, говорит он: «Если я не за себя, то кто будет за меня?». Это индивидуальный полюс опыта self. И далее продолжает: «А если я только за себя, то кто я?» Это полюс целостного поля. Взятые вместе, высказывания составляют полную картину self, которое, когда мы живем им, находится не только «здесь, внутри», но и «там, сна­ружи». Таким образом, благодаря характеру нашего осоз­навания и субъективности, построенных в целостном поле на границе различения и соединения, опыту self присуща биполярность. Аналогичная точка зрения отражена и в сло­вах современника Гиллеля, Иисуса из Назарета, предос­терегавшего тех, кто, будучи социальными, политическими и экономическими существами, отделял духовные обяза­тельства от своей жизни: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:40).

Эти и многие другие высказывания выражают интуи­тивную, древнюю, как человеческое осознавание, и по сей день близкую, как лицо любимого человека, истину. В исследованиях, проведенных в этой книге, мы постави­ли цель «пере-заякорить» психологию, науку о человечес­кой природе, на основе гармонии с глубочайшими истинами этой природы, осознавания и нашего опыта жизни и чувств. Развившийся в результате эволюции self-npouecc не представляет собой чего-то отдельного и противопоставленного нашим влечениям к взаимоотно­шениям, созданию смыслов и правильной этической по­зиции в человеческом мире. В отчаявшемся и страдающем мире эти влечения и интуиция, скорее, являются нашей природой. Наш мир является ареной полного выражения духовной природы, а также естественного se^-npouecca, которые, в конечном счете, должны представлять одно и то же. И, как сказал еше Гиллель, «Если не теперь. ^т0 когда?»

Литература

WAinsworth М. (1979). Attachment as related to mother-infant I interaction / Advances in the Study of Behavior // J. Ro-L senblatt et al. (Eds). New York: Academic Press. Allport, G. (1968). The Person in Psychology. Boston: Beacon I Press. Издание на русск. яз.: Олпорт Г.В. Личность в ■ психологии. М.—СПб.: Ювента—КСП+, 1998. \AristotIe (1984). The Oxford Translation. Princeton, (NJ): Princeton University Press. Издание на русск. яз.: Арис-I тотелъ. Сочинения: В 4 т.: Пер. с древнегреч. М.: Мысль, I 1975-1983.

Bakhtin, М. (1986). The Architectonics of Answerability / M. [ Holquist (Ed.). Austin: UTPress. Издание на русск. яз.: I Бахтин М М. Автор и герой: К философским основам ^шманитарных наук. СПб.: Азбука, 2000. 1&>/тл?е«Ал. J. (1988). Mending the Body, Mending the Mind. B^Iew York: Bantam.

Bowlby, J. (1969). Attachment and Loss. New York: Basic Books.

Издание на русск. яз.: Боулби Дж. Привязанность: Пер. I с англ М.: Гардарики, 2003.

Bradshaw, J. (1994). Healing the Shame that Binds Us. I Deerfield Beach (FL): PS1.

fBuber, M. (1965). Between Man and Man. New York: I Macmill i" Издание на русск. яз.: Бубер М. Два образа

веры: Пер. с нем. М.: Республика, 1995. [Qentmens, М. (1997). Getting Beyond Sobriety. San Francisco: ■ossey-Bass.

UQmasio, A. (1994). Decartes's Error: Emotion, Reason, and Be Human Brain New York: Putnam