- •Часть I
- •Глава 1.
- •1 Мартин Хайдеггср в поздний период своего творчест ва писал об антитезе двух установок: бездушно-технического
- •13 Людвиг Витгенштейн (1889—1951) — создатель аналитической философии, в частности, концепции «совершенного» или «идеального» языка. Известен афоризмом: «Мир — это описание мира».
- •15 Платон. Государство / Платон. Сочинения. В 3 т.: Пер. Сдревнегреч. Т. 3. Ч. 1. М.: Мысль, 1971. С. 89—455.
- •23 По Платону, к миру «идей» прежде всего принадлежат «идеи» высших ценностей и абсолютных качеств, к которым относятся «идеи блага», «идеи истины», а также «прекрасного» и «справедливого».
- •28 Прежде всего, в лице Жан-Поля Сартра и Альбера Камю.
- •3(1 Уилер имеет в виду учение Лейбница о субстанциях-Монадах, своего рода вечных единицах бытия, жизнь которых
- •1Оследствия этих взглядов являются насущными и чрез
- •44 «Первичный процесс» или «первичный позыв» по Фрей-
- •44 Томас Гоббс (1588—1679) — знаменитый английский
- •54 Ницше называл это «попыткой перевернутых оценок», которая была одним из ключевых принципов его философской системы.
- •1Римеч. Редактора), от мировоззрения и апологии нацистов,
- •56 Принятый перевод последнего термина на русский язык -«бытие-для-другого». См.: Сартр ж.П. Бытие и ничто. М.: Рсс публика, 1999. Ч. 3.
- •Глава 2. В поисках альтернативной парадигмы
- •I смысл жизни. Однако, как мы видели, экзистенциалис-ов ограничивали узы скрытых кулыуральных положений
- •Ie интеграции исследований аффективно-когнитивных
- •3) Третье отчетливое различие, значительно сглаженное приведенными рассуждениями, касается эмоций "
- •0 Поля и, следовательно, вашего техпроцесса на взаим-
- •996 А). Как будет видно из следующих глав, эти соображения
- •Часть II
- •I ценности, служащие компасом для действия и обозна-
- •1Ы прошли вместе с его участниками путь от первичного
- •Глава 4. Self и контакт — интеграция и процесс в поле жизни
- •Стратегии и способы разрешения проблем
- •Джейк: слишком чувствителен
- •I, то, чем я в соответствии с моими представлениями
- •1 По Салливапу, свои действия, вызывающие ярко выра-енный негативизм у взрослых, ребенок не ассоциирует с
- •1Бо из ситуации, сопряженной с возникновением такой
- •Каким образом прежнее решение является сильной стороной или проблемой сегодня
- •I если на то пошло, то и устаревшая, нынче ставшаяегибкой его модель когда-то сама была таким «проры-ом», новым контактом и творческим решением старойизненной проблемы.
- •Глава 5. Поддержка и развитие — Self в поле
- •1Я часть странным и неожиданным образом — отри це-льной? Почему так происходит? Что именно в структурелученной в наследство парадигмы индивидуал и 1ма де-
- •1Ы продолжаем получать новые ассоциации.
- •Поддержки творческого решения
- •Iy стилю расти и развиваться. (Сэм вместе с другимиытался разобраться с «темной стороной» своих сильных
- •1Ь1х и лишенных поддержки сферах нашей жизни, кого-bie возникают, если неожиданно появляется какой-ни-
- •Глава 6. Стыд и подавление — Self в разорванном поле
- •2 Contagiosa? (лат.) — заразный, в психологии — заразительный.
- •Глава 7. Восстановление Self. Близость, интерсубъективность и диалог
- •Глава 8. Self как история: повествование, культура и пол
- •1«Езные целостности понимания, служащие нам почвой для последующей интеграции, дающей возможность разреще_ ния задачи, и для конструирования нового смысла.
- •466 Гештальттерапия поспгмодер,,
- •I с нем. В в Бибихина. М.: Ad Marginem, 1997. Wleider, f. (1983) The Psychology of Interpersonal Relations.
- •472 Гешталъттерапин постмодерНа
- •480 Гешталыптерапия постмодерн
- •3 Zeitgeist (нем.) — дух времени.
- •482 Гештальттерапия постмодерН(1
- •486 Гештальттерапия постмодерНп
- •Часть I
социальный порядок включали институт рабства; лище^ ние женщин полных гражданских прав (хотя, отдавая дол^, ное Платону, следует заметить, что, описывая идеальное репрессивное государство (Plato, 1993), он допускал воз. можность участия женщин из высшего класса в политической деятельности15 — мысль, при которой Аристотель (Aristotle, 1984) позднее вздрогнет от ужаса16); принятие войны в качестве естественной нормы; а также низведение остальных культур к статусу «варваров» (слова, происшедшего от звукоподражательного греческого корня, построенного на основе насмешливого звука «ва-ва-ва» -«бе-бе-бе», подразумевавшего, что все иностранцы говорят на языках, представляющих собой примитивный лепет17). И это всего несколько примеров социальных установок и позиций, лежащих в основе или вытекающих из взглядов Платона на человека и отношения между людьми и миром.
Но все дело в том, что эти точки зрения принимаются как должные на основании взглядов о Я, которые, как обычно бывает с парадигматическими принципами и представлениями в нашей и любой другой культуре, подразумеваются, а не становятся предметом обсуждения. Для Платона и его мира быть Я, то есть настоящим человеком, обладающим разумом и некими значимыми внутренними процессами, законным правом голоса и собственной точкой зрения, само собой означало совершеннолетнего, свободного мужчину, очевидно, владеющего собственностью, по
15 Платон. Государство / Платон. Сочинения. В 3 т.: Пер. Сдревнегреч. Т. 3. Ч. 1. М.: Мысль, 1971. С. 89—455.
16 В платоновском государстве женщины могли принадле-жать к классу воинов-стражей, самому высокому после пра-вителей-философов, и, таким образом, обладать всеми пра-вами граждан при наличии соответствующих задатков и не-обходимого для выполнения функций воина воспитания.
17 Свой проект государства, основанного на началах разу-ма, Платон считал применимым только для греков. «Варва-ры», по его мнению, являются полностью неспособными кустройству такого общественного порядка из-за незрелости »'неразвитости.
i Нпскдие индивидуализма — парадигма на практике 61
fjaeaj^J^__—
юажению — «рационального»"1 — и к тому же грека.
ИХ вписанные качества не просто относятся к определен-В°е л[ОДям или Я, они являются необходимыми условия-НЫ'принадлежности к категории, обозначаемой понятием «Гк группе тех, кого мы считаем за полноценных людей, бладаюших полным правом голоса, о которых мы гово-° ,м создавая теории человеческой природы, Я и естественного порядка вещей. То, что данные критерии обычно широко не обсуждаются, связано лишь с тем, что они казались древним грекам классической эпохи очевидными, лежащими за пределами потребности их озвучивания.
В размышлениях Платона и Аристотеля о человеческой
природе и опыте мы, напротив, не встретим озабоченности идентичностью и опытом Я, бытием человека как индивидуального Я во взаимоотношениях с другими людьми. Платона, прежде всего, интересует, каким образом эти Я, живя в мире, могут достичь достоверных знаний. Не что означает быть Я, а что значит для предсуществуюших Я познавать мир. Что есть знания, и каким образом мы их получаем? Какие именно из этих знаний являются достоверными и надежными, а какие эфемерными или представляют лишь частные мнения19? Как их отличить друг от друга? Платона особенно занимает вопрос, каким образом можно полу-
" То есть, как можно обнаружить у Аристотеля, мужчину,
обладающего высокой интеллектуальной организацией, пригодной для политической деятельности, в отличие от рабов, имеющих мощное тело, пригодное для выполнения физических работ («Политика» I, 2, 1254 b 27—33: Аристотель. Сочинения В 4 т.: Пер. с древнегреч. Т. 4. М : Мысль, 1983. С. 384).
19 В диалогах «Теэтст» и «Меноп» Платон утверждает, что знание является соединением чувственного опыта и его осмысления умом. Соединение осуществляется путем размышления о причине («припоминания» по Платону) и придает знанию стабильность и ценность. Знание отличается от чувственного опы-та с его безусловной текучестью и относительностью и от Мнения, пусть даже правильного, которое зачастую бывает Нестойким и потому лишенным ценности. «Правильное мнение» рассматривается как постижение, занимающее середину Меящу тпанисм и чувственными впечатлениями.
чить истинные и надежные знания, чтобы с их помощью п0, среди физического и воспринимаемого мира, для которОГо характерны случайности, ошибки, обманчивые воспрця, тия и (что хуже того) постоянные изменения, организо. ватъ жизнь и общественное устройство на соответствующе моральных и политических принципах.
Для Платона и его современников этот вопрос был весьма насущным в силу стремления вывести этику и социальную политику из одного лишь человеческого разума -. без традиционного обращения к наставничеству жрецов и предсказателей или диктату тиранов, указывающих, что следует делать и как жить. Наш чувственный опыт похож на спутанный клубок мимолетных и ложных впечатлений, случайностей и молвы; а хуже всего, сами люди, как видно, подвержены постоянным изменениям, по крайней мере, на уровне физического бытия, настроения и восприятия. Перед лицом этой лавины из-менчивостей какую часть эмпирического процесса можно считать надежной и каковы должны быть правила ведения дискуссий, чтобы в спорах всегда опираться на имеющуюся в знаниях надежную часть, а не на случайные и субъективные мнения? Тот факт, что индивидуальные, познающие и принимающие решения Я, отдельные и отличные лруг от друга и познаваемого мира, уже существуют, полностью сформированные неким предшествующим актом творения (иными словами, перед нами суть парадигмы индивидуализма), является в этом исследовании константой, принимаемой в качестве данности-не представляющей достойной темы для изучения или обсуждения.
Платон вообще не стал бы использовать слово Я («self»)-которое как самостоятельное имя существительное, по всей видимости, очень озадачило бы его, впрочем, как и вопросы, ставящиеся здесь. Для Платона естественным словом для обозначения самого важного в человеке была бы «душа» - как, впрочем, и для Фрейда (Freud, 1939)-находящегося во временном отношении на другом полю-
той *е традиции*. Слово Я («self») как полноправное С£ существительное было введено в философский оби-,,МЯ ,а Западе только по прошествии двух тысяч лет после
ХОД гт
п ятона — во времена Локка и других мыслителей анг-ийского Просвещения, искавших способ говорить о личности (personhood), не прибегая к старому, имевшему
еопогические корни словарю. Затем, в XVIII веке это слово
проложило себе путь из английского языка в немецкий
[Drosdowski et al., 1963). Фрейд, подобно большинству об
разованных немиев своего времени, выросших на творче
стве Шекспира и произведениях эпохи Ренессанса, не слишком хорошо знал Локка и английских просветите
лей, этих философов-эмпириков, хотя на самом деле имел
эбшие с ними представления о Я и мире (Gay, 1988).
Однако каким словом ни пользоваться — «Я» или ду-
ja — а проблема остается весьма сложной: на какого рода
суждения, восприятия или интуитивные представления о себе и мире мы можем твердо положиться в отсутствие абсолютного королевского или жреческого авторитета —
зеобенно если принять во внимание, что мыслящий и вос
принимающий человек подвержен постоянным изменени
ям на физическом уровне, в плане настроения, интересов, информации и так далее. Каким образом в этих нестабильных условиях любые из наших знаний могут хотя бы приблизиться к приемлемому уровню надежности и заменить авторитет в качестве стандарта? Решение, предложенное
I
* Точнее, для Фрейда в оригинале, на немецком языке,
-трэчи, переводя его на английский язык и, таким образом,
создавая англоязычный лексикон Фрейда, ввел более «научные» латинские термины «эго» и «ид» вместо обычных для Фрейда Я и «Оно» («Ich» и «Es» в оршинале), а также громоздкие выражения типа «психический аппарат» («mcntal aPParatus») и «психический механизм» («psychic mechanism») там, где Фрейд для обозначения целостной личности, челочка использовал «Psyche» или «Sccle», то есть «душа». Стрэ-и. несомненно, опасался (и, вероятно, это чувство было °боснованным), что оригинальные термины имели бы в то вРемя для англоязычного слуха, привычного к эмпиризму, подозрительно «континентальное» или «мягкое» звучание.
Платоном, было весьма остроумным и имело огромное влияние — не столько из-за открытости формулировки, вызывавшей в течение прошедших столетий больше возражений, чем согласия, сколько благодаря подразумевавшимся, невысказанным предположениям и социально-психологическому применению взглядов Платона. Они вошли в область культуры и до сих пор оказывают влияние на ход обсуждения и анализ Я и взаимоотношений.
Ответ на проблему надежности знаний индивидуального Я, по мнению Платона, может заключаться только в следующем: этот видимый мир, мир случайности, приблизительности и изменчивости вовсе не является реальным миром. Если бы он был таковым, у нас среди всей этой текучести и ошибок не было бы никакой возможности узнать о чем-либо с точностью. Где-то должен существовать иной мир, более стабильный и реальный, чем эта эфемерная, «кажущаяся» жизнь; стабильный мир лежит в основе нашего мира и придает ему реальную форму и смысл20. Доказательством является тот факт, что мы все же хоть что-то знаем. А это было бы невозможно, если ориентироваться только на мир чувственных впечатлений — в последнем случае мы бы даже не знали, как следует узнавать себя и другого в силу постоянных изменений, происходящих каждое мгновение и изо дня в день. В той другой, идеальной области, для которой мир чувственного опыта является всего лишь бледной копией, все ясно, определенно, абсолютно и вечно неизменно — и, таким образом, надежно. Там находятся оригиналы, или архетипы, а конкретные вещи, классы и представления нашего мира являются их грубым отражением — подобно теням на сте-
20 В понимании Платона «идея» («эйдос») является истинно сушим, сверхчувственным бытием, миром «идей», который может быть постигнут только разумом. «Идеи» представляют собой сверхчувственные причины и образцы всех вешей. существующих в чувственном мире, мире «вешей», и являются безусловным источником их реальности. Эти два мира находятся в отношении друг с другом, а настоящее противостояние возникает с миром небытия, который представлен материей.
! Наследие индивидуа.шзма — парадигма на практике 65[лова
которые лишь отдаленно напоминают отбрасывающие их реальные веши в известной метафоре Платона21. Без nvroro мира реальности, лежащего в основе «феноменов» этого мира, наше обиталище теней и отзвуков вовсе не существовало бы и, естественно, не было доступно какому-либо познанию.
Таким образом, где-то существует идеальная форма, скажем, «собаки», которую разделяют все собаки эмпирического мира и каким-то образом получают от нее свою несовершенную форму и природу22. Именно она делает их «собаками» — как индивидуально, так и в качестве класса «собак» — хотя одни из них маленькие, другие — большие, часть — злые, некоторые — мертвые, ряд являются щенками, а иные — образами фантазии и т.д. И тут с точки зрения нашего исследования Я и человеческой приро-
Jl Уилер ссылается на знаменитый миф о пещере, которым открывается седьмая книга «Государства». Платон предлагает вообразить следующую картину: люди находятся в огромной подземной пещере, которая сверху имеет отверстие для света. Они живут в ней, с детства скованные по ногам и по шее — так, что могут видеть только то, что находится перед ними, не имея возможности поворачивать голову. До этих узников доходит свет от огня, горящего далеко вверху и позади них. Между этим огнем и узниками проходит на высоте дорога, а против дороги построена наподобие ширм стена. Мимо стены идут люди. Они несут возвышающиеся над стеной разнообразные предметы: сосуды, статуи, фигуры. Одни из путников разговаривают, другие молчат. По Платону, это картина нашего человеческого познания. Мы — узники в пещере и видим не сами вещи, а тени от вещей, падающие на стену пещеры. Мы называем только видимые нами тени, но воображаем, будто называем сами вещи.
22 Здесь и далее Уилер излагает учение Платон» об «идеях», скорее пользуясь языком Аристотеля. Согласно вековой традиции греческий термин Платона «эйдос» переводится латинским термином Аристотеля «форма». А.Ф. Лосев подчеркивал, что и по своей сути платоновская «идея», или «эйдос», есть пи что иное, как аристотелевская «форма» при имеющихся определенных отличиях.