Глава 16. Голое водоплавающее...

Раем на Земле, то эту вот эпоху, когда наши предки царствовали в кронах деревьев. Врагов у них там практически не было. Растительной пищи было в изобилии. А эволюция меж тем катилась вперед, заполняя опустевшие после рептилий экологические ниши новыми и новыми видами.

Потом, когда ниши оказались заполненными, нашим благопо­лучным предкам пришлось осваивать уже занятые территории. Пришлось, потому что жизнь - это экспансия. И настало время, когда часть обезьян покинула растительный Эдем и спустилась на грешную землю. На которой к тому времени тоже, конечно, уже не оставалось места этим пришельцам. Все ниши были заполнены. «Наши» оказались в сложной ситуации. На открытой местности возможности добывания растительной пищи у них были ниже, чем у специально приспособленных для этого травоядных. И возмож­ность добывать в пищу самих травоядных тоже была несравненно ниже, чем у традиционных хищников.

Надо сказать, освоение новых, уже занятых другими видами ареалов и даже сред обитания - обычное занятие для живых су­ществ. Рыбы когда-то выходили на сушу, предки китов возвраща­лись в океан, дюгонь (морской тюлень), например, - прямой пре­док сухопутного слона. Крысы и голуби теперь живут в городах -в индустриальной среде... Жизнь, повторюсь, - это экспансия. И нашим предкам когда-то пришлось слезать с деревьев в прямом смысле этого слова.

Кстати, не везде на планете это произошло. Эволюция - дочь случайности - шла так, что в обеих Америках обезьяны так и не достигли крупных размеров и не сошли на землю. А вот в Старом Свете крупным обезьянам это сделать пришлось. Тут еще сыграли роль климатические подвижки. Площадь лесов, в которых обита­ют крупные человекообразные (орангутаны, шимпанзе, гориллы) сильно сократилась. Произошло это примерно 15 миллионов лет назад. Ареал обитания человекообразных съежился. И тем, кто не решился окончательно порвать с Эдемом, пришлось туго. Мало теперь на планете орангутанов и горилл, заносят бедняжек в Красные книги.

Ну а «рисковым парням», спустившимся с деревьев, чтобы освоить новые, открытые пространства пришлось постараться. Зато их старания окупились сторицей. Чтобы убедиться в этом, даже не нужно изучать зоологию, достаточно оглянуться вокруг.

Наши предки оказались успешными в конкуренции как с травоядными, так и с хищниками. Тело их не было приспособлено для этого. Пришлось брать умом. Орудиями. Организацией...

Но что все же произошло с нашим замечательным волосяным покровом на теле? Как возникла эта ужасная голокожесть? И поче-

му, наконец, шерсть у нашего вида не исчезла с головы, из подмы­шек, с лобка?

Вспомним, «облысение» характерно для млекопитающих, меняющих сухопутную среду на водную. Прибрежная зона, озерное и морское мелководье - с одной стороны неплохой источник про­питания, с другой- защита отхищника. Гепард не бросится вплавь за прыгнувшей в воду обезьяной, вода - не его специализация. Акулы тоже на мелководье не заплывают. Зато в воде всегда изо-билье моллюсков - бери - не хочу! Нагнись или нырни.

Если обезьяна проводит достаточно много времени в воде, то ясно, почему удлинились ноги (чтобы поглубже заходить в воду) и объяснимо исчезновение шерсти (для снижения сопротивления). Не исчез волосяной покров лишь на голове, которая торчит из воды и которую нужно как-то защищать от палящего солнца. (По поводу оволосения на лобке и подмышками, поговорим ниже).

Что подтверждает эту на первый взгляд экстравагантную гипо­тезу про водоплавающую обезьяну? Ну, про длину ног уже сказа­ли...

Вертикальное положение туловища также хорошо объясняет­ся жизнью в прибрежной зоне - распрямившись можно дальше зайти в воду.

Строение ноздрей... Человеческий нос ныряльщику более удобен, нежели нос, скажем, шимпанзе.

Любовь к воде... За редчайшим исключением, практически все наши сородичи из обезьяньего царства не любят плавать. Шим­панзе, например, довольно быстро тонут, попадая в воду. А чело­веческие детеныши могут плавать практически от рождения - на этом основан метод обучения плаванью новорожденных.

Оставшиеся реденькие волосики на нашем теле ориентирова­ны не так, как у других обезьян. У нас они ориентированы под уг­лом к позвоночнику- назад и внутрь. Это совпадаете направлени­ем потока воды, который обтекает тело пловца. То есть, по всей видимости, шерстяной покров сначала видоизменился под воздействием среды, и лишь потом окончательно исчез. Иногда, правда, он атавистически возникает у отдельных особей нашего вида, и тогда мы поражаемся волосатой груди Джеймса Бонда...

Далее. Люди - единственные из приматов, у которых имеется толстый слой подкожного жира. Есть он у китов, тюленей, пингвинов. Подкожный жир заменяет водоплавающим млекопитающим мех. Ведь жир - такой же теплоизолятор.

Возможно, своим точным рукам мы тоже обязаны водной стадии своего развития - для операций в водной среде нужная более точная конечность.

132

133

ГЛО&А Л^Ґ

Глаза 17. «Не капайте мне на мозга...»

_{«Не капайте мне на мозги...»}

Гипотезу о том, что человек в своем развитии прошел водную стадию, впервые выдвинул английский биолог И. Харди. Наш со­отечественник Виктор Курукин дополнил ее интересными догад­ками.

Он обратил внимание на то, что размер мозга у людей очень различается. И величина мозга никак не коррелирует с гениально­стью. Мозг Байрона весил 2 200 г, мозг Тургенева 2 100 г. А у Ана-толя Франса вес мозга составлял чуть более килограмма - 1 017 г. У Либиха же мозг вообще весил менее килограмма - как у пите­кантропа. Как же мог идти отбор в сторону увеличения мозга, спра­шивается, если даже двукратное превосходство в массе не дает никаких умственных преимуществ? Ведь естественный отбор чув­ствителен и к более слабым различиям - даже небольшое изме­нение положительного признака дает ощутимые преимущества в борьбе за существование и закрепляется. А тут - вдвое!

В 1972 году сообщество биологов потрясла одна удивитель­ная находка. В Африке, на территории современной Кении, на озере Рудольф антрополог Р. Лики нашел «человекообразный» череп. Объем его равнялся 800 куб. см. А черты «лица» были на удивление похожи на наши - не было ярко выраженных надбров­ных дуг, наличестововал высокий лоб, тонкие кости, вообще весь наружный рельеф черепа был сглаженным. И все бы ничего, если бы не возраст слоев, в которых он был найден. Слои датировались геологами 2,9 млн лет. Это была катастрофа!

Биологическая наука твердо знала, что все эти современные черты появились гораздо позже! Более поздние архантропы и па­леоантропы, которые считались (и считаются) прямыми предками человека, имели вид гораздо более «диковатый» (надбровные дуги и т.д.), и мозги поменьше. Долго судил и-рядил и, потом, подгоняя задачу под ответ, путем хитрых ухищрений снизили возраст наход­ки Лики ровно на миллион лет. Это тоже ничего не объяснило, по­этому через какой-то срок о находке Лики вообще перестали го­ворить.

Сам же Лики считал, что именно его «озерный человек» был прямым предком современного homo sapiens, а все эти архантропы и питекантропы - тупиковые ветви. Версия интересная. Действи­тельно, на последнем кругу перед «финишной прямой разумнос­ти» борьба конкурентов на эту самую разумность должна была стать

134

предельно жесткой. И выжить обязан был только кто-то один, а остальные - сойти с исторической арены, полностью освободив экологическую нишу для победителя. В данном случае слова «ос­вободить экологическую нишу» означают «быть стертым с лица планеты», поскольку экологической нишей для столь универсаль­ного (разумного) существа был практически весь земной шар. В следующих главах мы убедимся, сколь ужасной и бескомпро­миссной была борьба за планету между двумя (!) разумными ви­дами. И сколь непроста она теперь, хотя и перешла от конкурен­ции межвидовой (биологической) к конкуренции внутривидовой (социально-культурной).

А пока вернемся в Африку и посмотрим, что же за озеро такое -Рудольф, на берегах которого Лики сделал свою удивительную находку? А озеро это весьма необычно. Оно небольшое по масш­табам, но на протяжении своей истории в течении миллионов лет многажды раз разливалось на сотни километров, затопляя огром­ные территории и образуя обширные мелководья и острова. На островах неминуемо оставались гоминиды, жизнь которых была теперь вынужденно и самым тесным образом связана с водой.

Надо сказать, рубеж в 3 млн лет - некое пороговое значение, именно с этой цифры биологи начинают «считать потери и зализы­вать раны». Именно на этом рубеже появился австралопитек. Мозг у австралопитека был больше, чем мозг современных человекооб­разных обезьян, австралопитек отличался прямой походкой. Био­логи считают австралопитека нашим древнейшим предком.

Непонятно только, отчего у питекантропа и «человека умело­го», которые возникли позже австралопитека, коэффициент цефа-лизации оказался меньше? Что за таинственная деградация такая? И почему на этом рубеже (3 млн лет) следы предков человека те­ряются в густом историческом тумане? Ведь предки всех совре­менных высших обезьян четко прослеживаются!.. Может быть, не там искали? Может быть, усилия палеонтологов стоит бросить на морские и озерные берега?

Вернемся к гипотезе Курукина, которая объясняет эволюцию мозга именно водным образом жизни наших предков. Он осно­вывается на появившейся совсем недавно - в 80-е года XX века -теории польского кибернетика Фиалковского. Фиалковский рас­сматривает мозг как кибернетическую систему из ненадежных элементов - нейронов. А, как верно заметил когда-то фон Нейман, надежность системы может быть повышена с помощью увеличе­ния числа «запасных» элементов.

Это понятно. Если у вас есть в системе управления слабое или слишком ответственное звено, лучше его продублировать: выйдет из строя одно, дотянем до аэродрома на втором.

135