Глава 4. Крах здравого смысла

вслед за теорией относительности, проникающей в широкие слои. Вот тут-стоп!

«Мир становится все более относительным» - это очень важ­ное замечание, которое нужно тщательно прожевать, быстро про­глотить и хорошенечко усвоить. Чем и займемся...

Галилей был первым, кто начал убивать Абсолют. Он первым убил абсолютность равномерного движения. Грохнул, не постес­нявшись. До него полагали: для того, чтобы тело двигалось, к нему нужно постоянно прикладывать силу, иначе оно остановится. Га­лилей показал, что это не так. Равномерное прямолинейное дви­жение с точки зрения физики ничем, оказывается, не отличается от состояния покоя. Все дело в системе отсчета. Всегда найдется система координат, относительно которой равномерно и прямо­линейно движущееся тело можно считать покоящимся. Оно и бу­дет покоящимся - относительно этой системы.

В вагоне поезда сидит человек. Поезд едет с немыслимой ско­ростью 40 км/час, как все наши электрички. Спрашивается, с ка­кой скоростью перемещается человек?

Отвечается: вопрос некорректно поставлен. Потому что не уточ­нено, относительно чего мы меряем скорость человека. Если от­носительно поезда, то скорость человека равна нулю, потому что он сидит. Если относительно земли, то 40 км/час. А если относи­тельно Солнца или Луны, то... из условий задачи этого узнать не­возможно.

Но с какой скоростью движется человек на самом деле?

Поскольку задачка простая, любой, кто учился в современной школе, знает, что и этот вопрос не имеет смысла: никакого «само­го дела» нет. И оба ответа - ноль и сорок - одинаково верны. Но в более сложных случаях эта очевидность уже не кажется столь оче­видной, пардон за каламбур. Например, в электродинамике.

Следующий выстрел сделали в сторону Абсолюта Максвелл и вся та физическая гоп-компания, которая занималась электромаг­нетизмом. С увлечением изучая новую для себя область - элект­ричество, физики вдруг столкнулись с тем, что электродинамика входит в очевидное противоречие с хорошо изученной и привыч­ной им механикой. Еще в 1837 году, когда Европа приходила в себя после наполеоновских войн, великий Гаусс (тот самый, чье рас­пределение) обратил внимание на то, что силы, действующие на равномерно движущиеся заряды, оказывается, зависят от «точки зрения», то есть от системы координат, в которой находится на­блюдатель. И в зависимости от перемены точки зрения, могут ме­няться на противоположные: одноименные движущиеся заряды должны отталкиваться кулоновскими силами, а если рассматри­вать эти движущиеся заряды «с другой стороны» - как элементар-

56

ные токи, то проводники с однонаправленными токами должны притягиваться. Так что же будет «на самом деле»? ВесьХІХ век луч­шие умы бились с этим противоречием, но так его и не разрешили, пока не появилась теория относительности Эйнштейна.

Широкая публика, далекая от проблем электромагнетизма, особого внимания на опыты с электричеством не обратила, удов­летворившись лампочкой Ильича и появлением трамвая поставив физикам решать вопросы - «есть» или «нет» оно «на самом деле». А вот мимо чисто теоретических изысканий Эйнштейна обществен­ное мнение и газетчики уже пройти не могли. Именно Эйнштейн сделал последний, контрольный выстрел в Абсолют. Все популяр­ные газеты начала XX века писали о теории относительности. По­тому что она попирала все представления о здравом смысле.

По Эйнштейну в зависимости от системы отсчета два события -событие А и событие В - могли произойти либо одновременно, либо нет. Причем, неодновременность также зависела от системы отсчета: в одной из систем событие А случалось раньше события В, в другой происходило наоборот - сначала случалось В, потом А. Сначала падал Ленский, потом стрелял Онегин.

Размеры тел, масса тел и самоё течение времени - все, ока­залось, зависит от точки зрения - выбранной системы отсчета, а также скорости одной системы координат относительно другой. И теория Эйнштейна была не окончательным ударом по здравому смыслу, который физики начали убивать вслед за Абсолютом. По­тому что за теорией относительности появилась квантовая меха­ника, которая оперировала уже совсем непредставимыми объек­тами.

Его величество здравый смысл тоже оказался относительным! Он работал только в макромире, при небольших скоростях и не­большой гравитации. Выяснилось, что человеческий здравый смысл был просто-напросто «логикой твердых тел» - обобщением накопленного в земных условиях опыта. В «неземных» же условиях опыт давал другие, непривычные результаты, что вызывало резон­ное неприятие и казалось противоречащим здравому смыслу. Пар-Дон, не казалось, а именно им и было! Здравый смысл имеет весь­ма ограниченную область применения, увы. Как всякая функция.

После Эйнштейна относительность стала буквально притчей во языцех. Она проникла из науки в бытовой фольклор, в мораль. И Даже в экономику. Если раньше абсолютной мерой ценности в эко­номических отношениях было золото, то теперь золото потеряло ^ЭТУ роль. Ныне деньги не имеют золотого содержания, как рань­ше, и ценность (курс) одной валюты определяется относительно Других мировых валют, которые образуют единую мировую сеть валют. По этой сети периодически бегут волны экономических по-

57