1 Маяяинз и. Модель развития теоретических [рупії и социологии а' Научная деятель­ность: Структуры и институты. М.Іу80. С. 251-2&2.

под руководством Н, Бора, осуществлявшая прорыв в создании квантовой механики. Наконец, под влиянием существенных успехов элитарной груп­пы и примыкающих к ее направлению новых ученых и их групп образуется новая область, или дисциплина⁸.

В целом общий процесс институционализации науки и ее областей может быть представлен как результирующая двух составляющих. Эти составляющие суть внутренняя логика становления научных областей по предметно-методологическому принципу (процессы специализации, дифференциации, междисциплинарной трансляции научного знания) и административные решения о создании научных заведений, кафедр, исследовательских центров, об осуществлении определенных научных проектов, о приоритетном развитии тех или иных направлений и т.п.

Составляющие и, вообще говоря, не совпадают. Между ними практиче­ски всегда существует некоторое напряжение. Часто предпочтения самих ученых учитываются недостаточно. Особенно это касается начальных стадий становления новых областей, когда они еще не завоевали прочно­го социального признания. В итоге дефицит административной поддержки приходится восполнять различными неформальными способами в виде

налаживания каналов общения между коллегами по новой области, под­держки новой перспективы исследований пока под рубрикой старых

дисциплин и т.п.

Научноесообщество. Формальные инеформальныеобщности

Термин «научное сообщество» получил широкое распространение пос­ле появления, книги Т. Куна «Структура научных революций». О научном

сообществе обычно говорят в связи с теми или иными факторами, объеди­няющими ученых в единую социальную группу (или группы). Так, ученых

объединяют единые стандарты профессионального поведения (этос науки),

включая этико-деонтологические принципы, а также — для более диффе­ренцированных объединений — общность образования, специализации,

непосредственного научного интереса, и единая дисциплинарная матрица. В состав матрицы, По Т. Куну, прежде всего входят используемые групой без разногласия научные положения, метафизические принципы, ценности, образцы деятельности, или парадигмы (§ 4.3).

Научное сообщество под воздействием внутренних и внешних факто­ров организуется в виде групп различных уровней. Прежде всего группы, поддержанные административными мерами, структурируются формаль­ным способом. К таким группам относят совокупности ученых, принад­лежащих к одной и той же специальности. Кроме того, административны­ми методами создаются научные коллективы, работающие в одном месте

и объединяющиеся, как правило, для выполнения какой-то конкретной

работы. Сейчас широко используются программно-целевые формы адми­нистративного упорядочения научных исследований. Они применяются там, где требуется координирование совокупности научных учреждений (часто различного профиля), совместное достижение сложных страте­гических целей, реализация дорогостоящих, требующих мощного техни­ческого обеспечения проектов. В таком случае создаются целенаправлен­ные программы (программа космических исследований, экологические,

биомедицинские и другие программы).

Существует также неформальное структурирование и объединение

научных групп. Структурирующим началом здесь является естественная консолидация ученых вокруг исследуемого ими предмета, научной темы. Устойчивыми объединениями ученых, сформировавшимися на нефор­мальной основе, являются такие, как неформальная исследовательская группа, научная традиция, научная школа.

Следует заметить, что, несмотря на возрастающую роль коллективов, базовой единицей научной деятельности является все же ученый как ин­дивидуальный субъект научного познания. И хотя тот или иной научный результат часто создается сегодня коллективными усилиями, именно уче­ный остается субъектом научной аргументации, принятия решений, лич­ной ответственности за свою научную деятельность.

Неформальные общности: исследовательскиегруппы, научные традиции, школы

Ни один научный коллектив, создаваемый административными мера­ми, не сможет функционировать без установления неформальных связей

между сотрудниками — связей, складывающихся в процессе и по поводу

непосредственной исследовательской деятельности. Как правило, про­дуктивно работающая научная группа всегда демонстрирует высокий уровень солидарности относительно преследования общей цели. Часто

подобная группа (обычно она немногочисленна) характеризуется много­летним сотрудничеством, в ходе которого ученые могут последовательно выполнять различные проекты; она закалилась в преодолении многочис­ленных трудностей, в ней сложились собственные образцы (паттерны)

креативного поведения, эффективного решения задач, внутригруппового разделения труда. Все эти признаки позволяют говорить о сложившейся

неформальной исследовательской группе, которая является действительно

коллективным автором получаемых научных результатов.

Ярким примером такой неформальной исследовательской группы явля­ется знаменитая группа Э. Ферми в ядерной физике. Энрико Ферми был не только блестящим физиком, но и великолепным организатором. Э. Ферми

ввел практику коллективного авторства, когда под каждой очередной пуб­ликацией ставили подписи все его сотрудники. Необыкновенная сплочен­ность группы Э. Ферми, участники которой проводили вместе много вре­мени, выезжая на совместный отдых с семьями, работая в неформальной

и непринужденной атмосфере и т.п., смогла добиться значительных успе­хов в науке, несмотря на то, что итальянская физика существенно отставала от центров большой науки Европы и США в материальных возможностях.

Устойчивая совокупность навыков мастерства, тонких методологи­ческих предпочтений, исследовательских паттернов, фундаментальных

теоретических убеждений и т.п., позволяющая ее носителям эффективно

продвигать научное познание, называется научной традицией. Научные

традиции, как правило, существуют достаточно длительно; они постоян­но воспроизводятся благодаря вхождению в их русло новых поколений

исследователей. Но при этом традиция является обновляющимся когни­тивным комплексом: ее жизнеспособность как раз зависит от того, на­сколько она умеет сохранять и использовать свои лучшие эвристические

способности (являющиеся как бы ядром традиции), сочетая это с откры­тостью, возможностью постоянного роста и совершенствованием. Науч­ные традиции, особенно имеющие славную историю, заботливо передаются,

транслируясь по каналам тесного научного общения (через образование, наставничество). Так, в Англии до сих пор можно встретить ученых и фи­лософов, чья цепочка ученичества приведет, например, к А. Смиту.

Существенную часть научной традиции занимает неявное знание (см. § 0.3), освоить которое можно только в непосредственном общении

и совместной работе с ее носителями. Именно в живой традиции содер­жится та закваска, или фермент брожения, который запускает процесс

исследовательского продвижения. Знания же, абстрагированные от конк­ретно-традиционного контекста, нейтрально излагаемые в учебниках, полностью лишены этого импульса. Например, М. Полани отмечает, что

ранний период становления американской науки был тесно связан с учебой

американцев в Европе, хотя формально одно и то же научное знание препода­валось и в Америке, и в Европе. Однако некое тонкое неформализуемое искусство научной работы было укоренено в традиционных европейских

центрах, которые оставались ведущими, в своих областях даже на фоне

превосходящей их материально-технической обеспеченности центров Нового Света. М. Полани утверждает, что без стажировки американцев

в Европе, а также без массовой эмиграции европейцев за океан американская наука не смогла бы приобрести импульс ускоренного развития'.

¹ Polarty M. Personal Knowledge. Oxford, 1958. P. 53.

Отметим, что понятие научной традиции не следует смешивать с поня­тием научно-исследовательской программы (в смысле И. Лакатоса) или исследовательской традиции (в смысле Л. Лаудана), см. § 3.5. В термине «научная традиция» акцентируются моменты, связанные с неформаль­ным, личностным знанием, а понятия И. Лакатоса—Лаудана введены с намерением извлечь дискурсивное, рационально-реконструируемое содер­жание, которое структурирует серию теорий. Конечно, эти понятия частично пересекаются. Так, научная традиция, как правило, отдает предпочтение ка­кой-то собственной, длительное время развиваемой научно-исследователь­ской программе (или склонна к программам определенного вида). Однако традиция вполне может перенять и какую-то другую программу, более прогрессивную на данный момент, и интерпретировать ее, инкорпориро­вать в себя. Кроме того, в рамках одной и той же традиции могут обсуждать­ся одновременно различные научно-исследовательские программы.

Научная традиция персонализируется в виде научной школы — некоторо­го конкретного научного сообщества, связанного, как правило, с определен­ным научным центром (университетом, кафедрой, лабораторным комплек­сом). Научная школа консолидируется вокруг плеяды крупных ученых, одни из которых стоят во главе ее, другие, олицетворяющие собой достижения новых поколений, как бы отмечают последующие вершины ее исследова­тельской деятельности. Такова, например, знаменитая Геттингенская школа математиков, во главе которой стоял Давид Гильберт, вырастившая новых звезд — Г. Вейля, Р. Куранта и др. Среди отечественных математических школ в качестве аналогичного влиятельного образования можно назвать, на­пример, школу А.Н. Колмогорова. Для ученых, воспитаннных в той или иной научной школе, важно чувство принадлежности к ней как своей alma mater; они сохраняют дух школы, будучи даже впоследствии рассеянными по дру­гим научным центрам, и могут дать импульсы становлению новых, дочерних

школ. Традиции серьезной научной школы имеют не только собственно по­знавательное, но и важное культурное значение. Существование и развитие научной школы — явление тонкое и хрупкое; традиции школы легко могут быть прерваны внешними или внутренними обстоятельствами, а интеллек­туально-культурные потери от разрыва традиции ничем не восполнимы.

Причастность ученого к элитарной школе сказывается на нем самым бла­готворным образом. Разумеется, могут встречаться и негативные явления «школьничества», когда какая-то научная школа, утрачивая дух прогресси­рующего продвижения, переходит в состояние стагнации. Это выразится в закоспелости ее идейного комплекса, догматическом следовании в русле работ родоначальника школы (феномен эпигонства). Конечно, догматизм не­совместим с новационной заостренностью научного познания. Поэтому подобные примеры (к которым можно отнести попытки законсервировать учения 3. Фрейда, К. Маркса и т.п.) — а их тоже немало в истории позна­ния — это, видимо, исключения, подтверждающие общее правило. Пра­вило же состоит в том, что смысл деятельности подлинно научной школы заключается в постоянном обогащении и обновлении. Большинство науч­ных школ средней продуктивности обычно сочетают в себе как стагнирую-щие, так и новационные тенденции. Что же касается того факта, что приме­ров стагнирующих тенденций и школ, к сожалению, не так уж мало, то он лишний раз доказывает, что высококультурные и продуктивно работающие научные школы — настоящая драгоценность для науки. Б. Спинозе принад­лежит верное замечание, что все прекрасное редко.

Рольруководителя в деятельности научного сообщества

Проблема лидера весьма актуальна для всех сфер человеческой дея­тельности. Грамотное руководство научной деятельностью предполагает не только высокую научную компетенцию в избранной специальности,

но и способность к организационной деятельности — умение подобрать

состав сотрудников, распределить их обязанности, объединить группу для выполнения поставленной цели. Научная группа не может быть орга­низована по типу воинского подразделения; здесь не выполняют приказы, а объединяют индивидуальные способности и усилия с максимальным раскрытием креативного потенциала каждого участника. Только что го­ворилось о том, что блестящим организационным талантом в полной мере обладал Энрико Ферми. Многие крупные ученые одновременно являлись прекрасными руководителями научных коллективов.

Что касается создания научной школы, то здесь требуется особое ли­дерство, выражающееся прежде всего в умении увидеть и открыть другим перспективы научного поиска, увлечь молодых ученых интересными идея­ми, т.е. здесь необходимо обладать стратегическим видением своей науки. Есть примеры, когда ведущие ученые оказывались законодателями в своей области, так что к ним приезжали учиться специалисты из многих стран, однако собственной школы, которая была бы отмечена новыми достиже­ниями, они не создали (это, например, К. Бернар, Г. Гельмгольц). Это

означает, что для становления научной школы необходимо сочетание це­лого ряда условий. К ним можно отнести такие, как особые личностные качества лидера, его организаторские и интеллектуальные способности,

владение перспективной методологией, общественный резонанс его дея­тельности, благоприятная административная среда, объективная востре­бованность его личных научных результатов.

Что касается личности самого руководителя, то в любом случае лидер­ства (в административно поддержанной исследовательской группе или же в традиционной научной школе) оптимальным, вероятнее всего, явля­ется определенное эффективное сочетание как профессиональных знаний, так и организаторских способностей.

Научные коммуникации

Деятельность научного сообщества может быть представлена как сово­купность коммуникативных процессов. Изучая динамику интеракций и циркуляцию информации, можно получить представление о том, как функционирует наука, как развиваются ее области, активизируются или

замедляются исследования.

Так, в период нормальной науки общая коммуникативная среда доста­точно аморфна. Ранее популярностью пользовалась гипотеза Д. Прайса, со­гласно которой нормальную науку двигает в основном небольшое коли­чество авторитетных ученых, которые взаимодействуют преимущественно только между собой и составляют ядро данной парадигмы. Однако спе­циальные социологические исследования опровергли эту точку зрения; коммуникативные процессы нормальной науки отличаются большей под­вижностью и неопределенностью. Так, многие из ее деятелей вообще мало общаются между собой. В периоды же заметных научных измене­ний наблюдается выделение некоторых подгрупп, в которых заметна интенсивная внутригрупповая коммуникация — то, что выше было назва­но уплотнением сети и формированием сплоченной группы.

Отметим, что феномен научной коммуникации в последние десятиле­тия сам является темой интенсивных социологических исследований. Это связано с той огромной ролью, которую играет циркуляция информации

в любом сообществе. Принято выделять формальный (печатная продук­ция и приравненные к ней сообщения) и неформальный (личное общение, неофициальные сообщения) типы научной коммуникации.

Основой формальной коммуникации является, конечно, статья и более

крупные формы. Статья, опубликованная в специализированном научном

журнале, стала примерно с середины XIX в. основной единицей научной

информации, позволяющей оперативно сообщать о достижениях передне­го фронта науки. Однако сегодня, кроме оригинальной статьи, популяр­ность приобретают другие формы: так, ученые активно используют рефе­раты, анонсы и краткие сообщения, особенно в динамично развивающихся

областях. Ввиду колоссального накопления информации большую роль приобретают обзоры. Известно, что поток научной информации постоянно

возрастает, что создает определенные сложности для ученых. Ученому фи­зически невозможно уследить даже за тем, что происходит в узкой сфере его непосредственных интересов. Огромные массивы научной литературы остаются никем не прочитанными. Все это говорит о том, что информаци­онное обеспечение и взаимодействие в науке сталкивается с серьезнейши­ми проблемами. Правда, в самое последнее время в ходе компьютерной ре­волюции пропускные возможности каналов коммуникации существенно расширились и качественно обновились: как известно, новые перспективы открыты в связи со становлением сети Интернет. Многие аналитики утверж­дают, что журнальные публикации в будущем утратят свои функции; их заменят новые формы хранения и обработки информации — банки данных, информационно-справочные системы и т.п.

Действительно, существует множество издержек, связанных не только

с коммуникативной ролью статей, но и с самой публикационной центриро­ванностью науки. Так, Д. Прайс в своей известной работе от 1967 г. указыва­ет, что ученые по социальным причинам вынуждены стараться публиковать

как можно больше, что наносит ущерб самой же науке. Анализируя тенден­ции в развитии научной коммуникации, он предсказывает замену журналь­ных статей другими, более эффективными информационными формами'.

Неформальная коммуникация играет огромную роль в науке. Для опи­сания структур неформальной коммуникации социологи часто используют термин «невидимый колледж» (восходящий к группе ученых XVII в., поз­же образовавших Лондонское королевское общество). Это сеть невидимых

личных связей и каналов коммуникации ученых. Например, у каждого уче­ного, как правило, есть его личные эксперты и консультанты, которым он больше всего доверяет (часто они не являются его формальными сотрудни­ками или даже относятся к другой специальности). Ученые устанавливают

множество неформальных связей по поводу проблем, над которыми они

работают. Они создают неформальные, географически дисперсированные

коллективы путем научной переписки, общения на конференциях, личного знакомства, поддержания традиций. Роль неформальной коммуникации

особенно важна для трансляции неявного знания, занимающего важное место в научных школах, неформальных группах, традициях.

Сегодня, когда в науке задействовано огромное количество рассеянных по различным центрам специалистов, а потоки печатной информации пре­вышают возможности индивидуального потребления, роль неформальной

коммуникации становится особенно важной. Именно устойчивые нефор­мальные связи выступают структуризующим началом в научных коммуни­кациях. Многие ученые предпочитают пользоваться неформальными свя­зями для сообщения о своей работе и обсуждения ее результатов.

Проблемы динамики пауки

Применение точных наукометрических методов позволило изучить количественные аспекты динамики различных сторон социального ин­ститута науки: увеличение числа научных работников в общей структуре населения, интенсивность и результативность научных разработок (часто­та открытий и изобретений, публикационная активность), параметры ста­новления и развития научных областей. Установлено, что для многих показателей, отражающих ускорение научной деятельности, характерна динамика по экспоненциальному закону. Например, нарастание интенсив­ности исследований в какой-либо новой, активно разрабатываемой обла­сти обычно обнаруживает тенденцию, близкую к экспоненциальной кри­вой. Вообще, экспоненциальные зависимости встречаются достаточно

часто в различных областях (например, им подчиняется рост бактерий,

выпадение кристаллов из перенасыщенного раствора и многие другие). Экспоненциальная функция выражает т.н. закон естественного роста.

Однако, несмотря на большую распространенность в научной деятель­ности экспоненциальных тенденций, динамика науки в целом подчиняется более сложным закономерностям, которые сегодня внимательно изучают­ся. Так, в некоторых случаях обнаруживаются еще более быстрые процес­сы (режимы с обострением). Существуют и тенденции замедления, стаби­лизации в изменениях тех или иных показателей. Осознание сложности динамических трендов в науке заставляет социологов искать новые позна­вательные аналогии и модели. Например, в этой связи некоторые социоло­ги (У. Гоффман, М. Новаковская и др.) сравнивают увеличение публикаций со своеобразным «эпидемическим» процессом, при котором члены научно­го сообщества как бы заражаются новой темой, а на этот процесс в целом

оказывают влияние различные ускоряющие и стабилизирующие факторы.

В социологии подобные феномены, касающиеся закономерностей дина­мики каких-либо социальных процессов, известны давно. Выяснено, что многие такие феномены можно моделировать уравнениями математической

экологии (т.н. уравнения Вольтерры). Действительно, науковеды проводят

интересные аналогии между процессами в научном сообществе и в экологи­ческой системе. С этой точки зрения развитие науки следует понимать как колебание периодов роста и падения продуктивности: начало нового цикла определяется возникновением и активным становлением новой парадигмы, а затем происходит некоторое насыщение предметной области'.

Одной из интересных проблем динамики науки является проблема пере­хода интенсивно работающих научных систем в более стабильный режим.

Ведь экспоненциальная динамика носит взрывообразный характер, однако ясно, что в реальности рост какого-либо показателя не может возрастать до огромных значений. Всегда вступают в действие различные лимитирующие факторы, которые могут привести к замедлению и даже остановке того или иного процесса. В науковедении эта проблема получила название проблемы сатурации науки (от лат. зайггагю — «насыщение»). В свое время ее поставил еще Д. Прайс. Он полагал, что наблюдаемое в новейший период ускоренное развитие науки неминуемо сменится ее замедлением и движением к некоему насыщенному состоянию. Действительно, можно указать ряд очевидных