1 Гелтеяь к. Логика объяснения. М., 1998. С. 20.

1 Карнап р. Философские основания физики, м.. 1971. С. 259-261.

¹ Van Froaxseii В- Scientific linages Oxford, ШЙ. Ch. 5.

⁵ KitcherP.. Salmon, W.C. Van Fraassen on Explanation JPhil, 1987, LXXX1V P. 3! 5-331).

1.4. Эмпирический и теоретический уровни научного познания

Первоначальная постановка проблемы

Научное познание опирается на установленные факты и дает им тео­ретическое объяснение. Поэтому кажется естественным полагать, что в научном познании четко различимы область надежно установленных фактов и теоретические конструкции, которые объясняют наличные фак­ты. Кажется, что это различие можно использовать и дальше: попробо­вать строго разделить всю сферу научного познания на два уровня —

эмпирический и теоретический. К эмпирическому уровню следовало бы

отнести все то знание, которое приобретается в ходе непосредственного изучения реальности, т.е. весь фактуальный материал, который является

фундаментом для последующего теоретизирования. Теоретический же уровень — это сфера различных гипотез, обобщений, теорий, которые «надстраиваются» над фактуальным базисом и обеспечивают его научное

толкование.

Идея четкого различения двух уровней познания выглядит весьма привлекательно, ведь тогда мы получаем достаточно ясную структуру научного познания. Как мы уже говорили в § 0.2, в неопозитивистском периоде философии науки считалось, что сфера научного познания отчет­ливо распадается на факты, метод и теорию. Научный метод оказывался в роли проводника от фактов к теории. Программа логического позити­визма была направлена на выявление правил единого научного метода. Эти правила должны были однозначно определять процесс «восхожде­ния» от фактов к теориям и процесс эмпирического подтверждения вы­двигаемых гипотез. Если бы удалось найти подобные правила и довести их до сведения ученых, то в науке были бы практически исключены любые разногласия. Наука превратилась бы в надежное, однозначное, истинное объяснение реальности. Вот почему проблеме четкого различения эмпири­ческого и теоретического уровней было придано такое важное значение. (Отметим, что этот притягательный проект восходил к классическому идеалу науки, ведь уже первые теоретики новой науки — Ф. Бэкон, Р. Де­карт, Г. Лейбниц и другие — считали, что существует единственный научный метод, гарантирующий получение истинного знания и исключаю­щий разногласия.)

Вкратце рассмотрим, как развивалась эта программа.

Прежде всего необходимо было прояснить эмпирический фундамент.

Какие утверждения являются абсолютной базой для наращивания науч­ного знания? Это, видимо, такие утверждения, которые фиксируют то, что непосредственно наблюдается учеными независимо от их теоретиче­ских установок. Речь идет об утверждениях «твердого опыта», в которых репрезентируются данные о результатах измерений, о наблюдаемых собы­тиях, о четко фиксируемых изменениях в ходе изучаемого процесса и т.п. Подобного рода утверждения ученый формулирует в своем протоколе во время проведения эксперимента или наблюдения. Эти суждения и были названы «протокольными предложениями». В них отражаются конкрет­ные, локализованные в пространстве и времени, единичные факты (скажем, факт, что в момент времени і₁ давление газа в камере имело значение Р).

Однако дальнейшая разработка этой темы привела к существенным трудностям. Оказалось, что последовательное приведение научных утверж­дений к «протокольному» виду ведет к бессмыслице, т.к. в содержание эмпирических утверждений всегда входят теоретические компоненты. Эти компоненты выходят за пределы непосредственного опыта и слу­жат его структурированию. Так, уже в приведенном выше примере можно выявить ряд скрытых теоретических и метафизических допущений. Ска­жем, для того чтобы иметь возможность зафиксировать момент времени

нужно опираться на положения об измеряемости времени, об его одно­родности и равномерности, ввести также равномерную измерительную шкалу, которая предшествует проводимому опыту, а не является непо­средственным опытным фактом. Точно так же понятия газа и давления являются не непосредственным результатом первичных ощущений ис­следователя, а сложными теоретическими конструктами. И, наконец, сам данный факт (в момент времени і, давление газа в камере имело значение Р1) является не действительно единичным и нейтральным, а уже интер­претирован как существенный, т.е. общезначимый для всех подобного

рода ситуаций и имеющий для нас подлинно теоретический интерес. Это

означает, что не существует «чистого» языка наблюдений, независимого (от любых теорий и теоретических допущений. Эмпирический факт — это не что-то простое и непосредственное. Эмпирическое знание на самом деле является сложным продуктом, который создается внутри специфи­ческого теоретического контекста.

Открытие неявного присутствия теоретических предпосылок в сфере

эмпирической работы ученых подорвало программу нейтральных «про­токольных предложений». Это означало, что выделение эмпирического и теоретического уровней в научном познании может носить лишь отно­сительный характер. Абсолютной границы между ними провести нельзя.

Наблюдаемые и ненаблюдаемые объекты

Тем не менее различение уровней научного познания не следует от­вергать полностью. Ведь в научной деятельности действительно мож­но обнаружить две составляющие, одна из которых сводится к пре­имущественно лабораторно-экспериментальной работе, другая -— к тео­ретизирующей. Это определенным образом отражается и в теоретическом языке. Дело в том, что вполне возможно проводить деление, пусть и не­достаточно строгое, между наблюдаемыми объектами, которые описыва­ются в языке данной теории в терминах наблюдения, и теми объектами,

которые при данном состоянии исследований и их технических возмож­ностях не могут быть непосредственно выявлены, а вводятся в теорию как гипотетические объекты, т.е. как некие теоретические сущности, эмпи­рический смысл которых недостаточно определен. Допустим, наблюдая

движение наэлектризованных частиц, физик может предположить сущест­вование невидимой среды, которая является носителем электрических свойств и взаимодействий; существованием такой среды можно объяс­нить многие опытные феномены, однако на данный момент у ученого может не оказаться средств обнаружения этой среды и измерения ее свойств. Действительная история науки показывает, что для продвижения научного познания огромное значение имело введение подобного рода теоретических сущностей при отсутствии надежных средств их эмпири­ческой верификации. Например, такие понятия, как «молекула» и «поле» в физике, «болезнетворное начало» в эпидемиологии, «химический элемент» в химии, и т.п., явились в своем первоначальном введении имен­но ненаблюдаемыми.

Проблема роли теоретических понятий

Затруднения в проведении неопозитивистской программы были обна­ружены и на другом полюсе исследований— со стороны изучения теоре­тической сферы научного познания. При анализе языка теорий исследо­ватели столкнулись с проблемой, какую функцию в научных концепциях играют сугубо теоретические термины, т.е. те, референт которых не мо­жет быть однозначно выявлен эмпирическими методами. Возникло даже предположение о принципиальной устранимости таких терминов из на­учного языка. Ведь очень хотелось бы, чтобы теоретический термин пол­ностью вырастал из эмпирического содержания.

Проблема устранимости теоретических терминов была поставлена в 1931 г. андийским логиком Ф.П. Рамсеем. Суть ее состоит в следующем: если данная научная теория содержит теоретические понятия, обозначаю­щие некие ненаблюдаемые объекты и с их помощью неплохо объясняет

и предсказывает ряд непосредственно наблюдаемых феноменов, то нельзя ли переформулировать данную теорию таким образом, чтобы сохрани­лось все ее эмпирическое содержание, вся ее объяснительная и предсказа­тельная сила, но были устранены ненаблюдаемые сущности? Или, говоря иначе, если данная теория с помощью теоретических терминов устанав­ливает связи между эмпирическими феноменами (например, научное предсказание можно понимать как связь между тем, что наблюдаемо и тем, что будет наблюдаться позже), то нельзя ли установить те же самые связи и без использования ненаблюдаемых объектов? Эта проблема полу­чила в философии и методологии науки название проблемы Рамсей-эли-минации.

Позже эта проблема была изучена и представлена К. Гемпелем под на­званием дилемма теоретика. «Почему наука должна обращаться к гипо­тетическим сущностям, в то время как она заинтересована в установлении

предсказательных и объяснительных связей между наблюдаемыми сущ­ностями?» — спрашивает он¹. Установление связи между наблюдаемыми объектами К. Гемпель называет систематизацией. Так, если теория уста­навливает между наблюдаемыми объектами некоторую дедуктивно-но-мологическую связь (см. § 1.3), то можно говорить о дедуктивной систе­матизации, если же эта связь недедуктивная, вероятностная, то можно

говорить об индуктивной систематизации. Далее ход его рассуждений та­ков. Если теоретические термины не выполняют функции систематиза­ции, они не нужны. Но если они выполняют эти функции, т.е. устанавли­вают связи между наблюдаемыми явлениями, то эти же связи можно установить и напрямую, без использования дополнительных понятий. Тог­да опять же теоретические термины не нужны.

Прежде всего возникает вопрос о технической возможности логиче­ски корректно осуществить Рамсей-элиминацию, т.е. переформулировку

теории без использования неэмпирических понятий. Первое положитель­ное решение дал сам Ф.П. Рамсей, предложив процедуру замены тео­ретических терминов логическими конструкциями. Однако результаты Ф.П. Рамсея, показывающие принципиальную возможность устранимо­сти неэмпирических терминов из теории, ни в коем случае не означают, что ученые должны отказаться от использования таких терминов. Как подчеркивает Р. Карнап, процедуры Ф.П. Рамсея выявляют полное содер­жание наблюдений, на которых базируется та или иная теория; решение Ф.П. Рамсея лишь устраняет все неявно подразумеваемые дополнитель­ные значения неэмпирических терминов и выявляет действительный эм­пирический базис теории². Однако решение Ф.П. Рамсея оставляет откры­тым вопрос, зачем нужны неэмпирические термины.