156 Тема 8. Личность как индивидуальность...

чтобы заниматься внешним миром, они занимаются собой. Впоследствии Юнг и Фрейд ошибочно истолковали этот важнейший невротический про­цесс как врожденные (?) типы характера, один как «интроверсию», другой как «нарциссизм».

Если, таким образом, вряд ли остается что-нибудь загадочное в пове­дении этого человека, если в его властолюбивой установке мы отчетливо ви­дим выдающую себя за любовь агрессию, то менее понятный нервный срыв пациента нуждается в некотором пояснении. Тем самым мы вступаем непосредственно на территорию психологии неврозов. Вновь, как и в дет­стве, пациент потерпел крушение о женщину. Во всех подобных случаях невротику хочется укрепить свою уверенность и укрыться на как можно большем расстоянии от опасности. Наш пациент нуждается в срыве, чтобы лелеять в себе причиняющее боль воспоминание, чтобы поставить вопрос о вине и решить его не в пользу женщины, чтобы впоследствии подходить к делу с еще большей осмотрительностью! Сегодня этому мужчине тридцать лет. Допустим, что лет десять-двадцать он будет носиться со своим горем и еще столько же будет оплакивать свой потерянный идеал. Тем самым он, пожалуй, навсегда застраховал себя от каких бы то ни было любовных от­ношений и таким образом от какого-либо нового поражения.

Он аранжирует нервный срыв опять же с помощью старых, испытан­ных средств из своего опыта, подобно тому, как, будучи ребенком, он отме­тал от себя, например, еду, сон, работу и играл роль умирающего. Теперь чаша весов с виной возлюбленной опускается, а сам он возвышается над женщиной по воспитанности и характеру, он достиг того, к чему стремил­ся: он выше, он лучше, его же партнерша «плохая, как и все остальные девушки». Они не ровня ему, мужчине. Тем самым он исполнил долг, который ощущал еще ребенком, он показал, не подвергая испытанию свои силы, что стоит выше, чем весь женский пол.

Мы понимаем, что его нервная реакция не может оказаться слиш­ком острой. Он обязан жить на земле как живой укор женщине¹.

Если бы он знал о своих тайных планах, то все его деяния были бы проявлением враждебности и злого умысла, поэтому поставленная цель, его возвышение над женщиной, была бы в принципе недостижима. Ведь он увидел бы себя таким, каким его видим мы, он увидел бы, как мани­пулирует с чашами весов и как все подводит к заранее намеченной цели. То, что с ним происходит, не было бы больше «судьбой», не говоря уже о том, что для него это оказалось плюсом. Его цель, его жизненный план, его жизненная ложь требуют этого плюса! Поэтому и «получается», что этот жизненный план остается в бессознательном, тем самым можно ду­мать о судьбе, за которую не отвечаешь, а не о долго готовившемся пути, прокладываемом с помощью различных ухищрений и уловок, за который несешь ответственность.

¹ Становится очевидной параноидная черта.

Адлер А. Индивидуальная психология, ее гипотезы и результаты 157

Здесь я должен оставить в стороне подробное изображение этой «дис­танции», которую невротик устанавливает между собой и религией — в дан­ном случае браком. То, как он это делает, также следует ограничить описани­ем «аранжировки невроза». Надо только указать, что эта дистанция отчетливо проявляется в «боязливой установке» пациента, в его принципах, в его миро­воззрении и в его жизненной лжи. Наиболее действенным для ее проявления всегда оказываются невроз и психоз. Необычайно велика также склонность к проистекающим из этих же источников перверзиям и к разного рода импо­тенции. Сделка и примирение человека с жизнью проявляется тогда в исполь­зовании сослагательного наклонения: «Ах, было бы это иначе!..»

Значение вопросов воспитания, которым наша школа придает са­мый большой вес (см. «Лечение и воспитание», 3-е изд., 1929), строго вы­текает из этого.

Из плана данной работы следует, что наше исследование, как и в слу­чае лечения, идет по обратному пути, сначала рассматривает цель превосход­ства, а потом разъясняет состояние борьбы человека¹, особенно у невротика, и только теперь пытается понять источники этого важного душевного меха­низма. Одну из основ этой психической динамики мы уже раскрыли, она заключается в исходной виртуозной склонности психического аппарата обес­печивать приспособление и утверждение в реальности с помощью уловки, фиктивной идеи и целевой установки. Я должен попытаться вкратце осве­тить, каким образом цель богоподобия преобразует отношение индивида к своему окружению в воинствующее и как в борьбе человек стремится при­близиться к цели по линии прямой агрессии или по направляющей линии предосторожности. Если проследить за ходом развития этой агрессии в глубь детства, то всегда наталкиваешься на служащий ее причиной фунда­ментальный факт: на протяжении всего своего развития ребенку присуще чувство неполноценности по отношению к родителям, братьям, сестрам и к окружающим. Из-за физической незрелости ребенка, из-за его неуверенно­сти в себе и несамостоятельности, вследствие его потребности опираться на более сильного и из-за часто болезненно переживаемого подчиненного поло­жения среди других у него развивается чувство ущербности, которое проявляется во всей его жизни. Это чувство неполноценности вызывает по­стоянную тревогу ребенка, жажду деятельности, поиск ролей, желание срав­нить свои силы с другими, предусмотрительность, стремление к физическому и психическому совершенствованию. От этого чувства неполноценности за­висит вся воспитательная способность ребенка. Таким образом, будущее ста­новится для него той областью, которая должна принести ему компенсацию. Состояние борьбы также отражается в его чувстве неполноценности, и ком­пенсацией для него является только то, что надолго упраздняет его жалкое нынешнее положение и возвышает его над всеми другими. Таким образом

¹ «Борьба за существование», «борьба всех против всех» и т.д. являются лишь други­ми перспективами того же самого отношения.