О наказаниях

 — С братом проблема. Я для него как отец. Постоянно его воспитываю, он не хочет учиться. Когда наказываешь или подталкиваешь — готовит уроки, стоит уйти — бросает. У меня это вызывает негодование.

— Все, что мы делаем, мы делаем исходя из своих потребностей. Ты наказываешь не потому, что он так делает, а потому что у тебя есть такая потребность — наказывать. Ваш конфликт — это отражение внутреннего. Если ты не будешь эту потребность удовлетворять на нем, то тогда начнешь наказывать себя. Мазохист — это скрытый садист. И наоборот. Люди конфликтуют друг с другом, чтобы не конфликтовать собой. И конфликтуют с собой, когда не хотят конфликтовать с другими. Перенос внутреннего вовне и внешнего вовнутрь. Но у тебя потребность наказывать сталкивается с установкой, что так делать плохо. Для избегания этого конфликта ты строишь обоснование необходимости наказания (во имя его же блага, говоришь ты). Получается, что наказание справедливо. Он тоже думает, что справедливо. А на деле психологическая игра.

— У тебя потребность наказывать, у него — подставляться, быть наказанным, так как и он, и ты не меняете своего поведения. Скрытый сговор.

— Но я же его за дело наказываю!

— Любое государство стремится обосновать свои законы как истинные, природные, естественные и на их базе вершить справедли­вость (согласно этим законам). А на самом деле законы отражают ин­тересы самого государства. Скрытая манипуляция. Чем жестче зако­ны, тем больше преступников. Как всех сделать преступниками? Вве­сти запрет на дыхание: через 20-30 секунд — все преступники.

Погранзастава, в ружье!

Одна девушка поделилась проблемой, на первый взгляд пустяковой — она не могла вспомнить что делала вчера на одном занятии. Стали по­могать ей вспомнить, но все бесполезно.

У меня совсем было пропал интерес, но она была очень настойчи­ва: «Как это так, я не могу вспомнить, что со мной произошло за эти 15 минут». И тут я понял, что под видом проблемы воспоминания ле­жала совсем другая — ее испугало, что какое-то время она по сути не контролировала себя. Из прежнего опыта общения с ней именно силь­ный самоконтроль являлся одной из отличительных черт.

Я стал строить метафору о том, что есть тюрьма, и в ней кто-то на­ходится, и есть пограничники, которые бдительно охраняют. Им объяснили, что там кто-то очень опасный. И вот вчера пограничники обнаружили на пограничной полосе следы! Срочно надо что-то делать. Наша помощь Л. по вспоминанию того, что было на самом деле, — лишь усиление способностей пограничного отряда (т.е. восстановле­ние контроля). Но ее реальная проблема именно в том, что она не мог­ла выпустить того, кто в тюрьме, при этом она даже не знала, кто там. (Я ее спросил: когда она выходила из себя? На что она ответила, что даже в детском садике читала книжки и не играла в шумные игры)

Кто же там? В этом направлении надо было идти дальше. Решил по­пробовать усилить конфронтацию с ее контролирующей инстанцией — принес водки, которая является стереотипом снятия самоконтроля.

Действительно, самоконтроль стал усиливаться. Когда я стал ей наливать, у нее возникло желание уйти. С ней началась легкая исте­рика — ее разбирал смех. Стал уговаривать ее «пограничников» вы­пить. Они долго крепились, но когда я случайно отвернулся, она взя­ла кружку и быстро выпила. После этого из нее стал выходить просто маленький ребенок, который начал веселиться и дурачиться.