4.4. Экономические доктрины и эталонные ареалы

Общее у меркантилистов и физиократов.Меркантилизм и физиократию принято рассматривать как две диаметрально противоположные доктрины. Но если обратиться к отражению этих доктрин в России, можно заметить одну весьма существенную их общую черту — обе ориентировались на формыкрупногоделовогопредприятия.Меркантилизм — на монопольные купеческие компании и централизованные мануфактуры, в насаждении которых особенно усердствовал Кольбер. Физиократия — на английские фермы арендаторов на больших огороженных участках.

Голландский мануфактурный эталон.Меркантилисты обращали свои взоры к Голландии, ставшей (см. гл. 2), их «эталонным ареалом». Проницательнее всех оказался У. Петти. Он не только расписал достоинства внутреннего устройства Голландии (веротерпимость, гарантированные законом права собственности, организация банкового дела), обеспечившие её процветание и внешнеэкономическую экспансию, позволившую развить крупную экспортноориентированную промышленность на дальнепривозном сырье, но и отметил, что голландцы переложили на датчан и поляков патриархальные занятия скотоводства и хлебопашества, приносящие наименьшие выгоды.

Так было зафиксировано влияние места, занимаемого в межстрановом разделении труда, на особенности структуры и институтов национального хозяйства. От этого места зависела траектория развития, которая при стремлении к «эталонному ареалу» могла сильно отклониться совсем в другую сторону.

Россия, потянутая к голландскому образцу Петром I, благодаря своим людским и рудным ресурсам стала великой военной европейской державой. Но из многих подражательных мер проку не вышло, а иные обернулись противоположностью: расчёт на распространение вольнонаёмного промышленного труда сменился насаждением мануфактурного крепостничества — на казённых заводах, посессионных фабриках, в дворянских имениях; первоначальное усиление мануфактурной составляющей экспорта уступило продовольственно-сырьевой тенденции.

Английский фермерский эталон.Гораздо менее масштабный и отчасти курьёзный, но всё же поучительный характер имела попытка осуществить в России «эталонный ареал» физиократии — английское сельское хозяйство.

В своей статье «Зерно» для «Энциклопедии» Ф. Кенэ подчеркнул, что положение богатого земледельца должно быть уважаемо и поощряемо, тогда крупные хозяйства будут всё больше и больше распространяться в государстве. Но для того, чтобы земля хорошо вознаграждала труд на ней, стада должны её удобрять. Кенэ указывал на сельскохозяйственное процветание Англии, но не обратил внимание, что оно связано с переходом к новой системе полеводства, первоначально названной «норфолкским севооборотом», по наименованию английского графства, где она была впервые внедрена.

В отличие от классического трехполья с озимыми и яровыми посевами, оставлявшего треть пашни под паром, норфолкскоемногополье использовало всю площадь пашни, добавляя к зерновым специальные культуры для питания скота — кормовую репу (турнепс) и клевер.

Основатель научной агрономии А.-Д. Тэер назвал эту систему плодопеременной(или плодосменной). Она стала возможной как крупное коммерческое предприятие арендаторов на больших огороженных участках со стойловым содержанием скота, который получал достаточно прокорма и, в свою очередь, обеспечивал интенсивность удобрения земли (гумус).

Следует заметить, что, во-первых, для внедрения многопольной системы требовался известный период, когда скот надо содержать ещё без запаса кормов. И здесь, как выяснено современными учёными, преимущество благодаря климату получили страны по берегам Ла-Манша и Северного моря — Нидерланды, Англия и север Франции (те самые её провинции, в которых Ф. Кенэ находил «большую культуру»).Во-вторых, эта система допускала увеличение числа полей и расширение набора культур — за счёт, например, картофеля и сахарной свеклы.В-третьих, крупные размеры ферм, требуемые для многопольного севооборота, были достигнуты закреплением в Англии и позже в Пруссии общинных угодий в частную собственность помещиков (лордов и юнкеров) при массовом обезземелении крестьян.

Повсеместноераспространение плодопеременной системы относится уже ко времени после смерти Кенэ (в Англии — конецXVIIIв., в континентальной Западной Европе —XIХ в.), но оно вписалось в указанный физиократами фермерский ориентир. И уже в 1780-е гг., когда в России принимаются решения о торгово-промышленной политике, прямо противоположные принципу laisser faire, английское земледелие находит увлечённых пропагандистов. Для «екатерининских орлов» светлейшего князя Г. А. Потёмкина-Таври­ческого и графа Н. С. Мордвинова, для любимца-внука Екатерины II, ставшего царём Александром I и его друга министра коммерции графа Н. П. Румянцева, для подражавших им помещиков фермерская Англия становится таким же эталонным ареалом, как Амстердам — для меркантилизма.

Но внедрить в России плодопеременное хозяйство фермерского типа не удалось. Причины этого были раскрыты позже, но очевидным уже в начале XIХ веке стало то, что экстенсивное земледелие с традиционнымтрехпольемнакрепостном трудев России выгоднее. Особенно с хозяйственным освоением полосы черноземных почв, начавшимся после присоединения Крыма. И зерно заняло первое место в русском экспорте, в дальнейшем (вплоть до крушения империи) всё более отрываясь от других статей.

А. Н. Радищев: приоритет «маломощному населению». Итак, крепостное право стало «общим знаменателем» в результатах опыта приложения в России экономических доктрин, ориентированных на западные страны как эталонные ареалы. Первый радикальный критик крепостничества Александр НиколаевичРадищев (1749—1802) был и первым, кто проанализировал форму, остававшуюся «за скобками» заимствованных западных доктрин —мелкоесельскоекустарное производство, подспорное для русского крестьянина с егомелким земельным наделом.

Радищев, окончивший Лейпцигский университет, был европейски образованным чиновником, дослужившимся до поста управляющего Петербургской таможни. Его карьеру прервала книга «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790) с описанием «наитягчайшего» состояния русских крестьян, принужденных к 5—6-дневной барщине и месячине. Сосланный как «бунтовщик хуже Пугачёва» в Сибирь, Радищев по пути в Илимский острог остановился в Тобольске, где написал «Письмо о китайском торге» с размышлениями о последствиях ожидаемого возобновления торговли России с Китаем через сибирскую слободу Кяхта.

Радищев был знаком с учением физиократов и согласно им считал земледелие «первым началом всего благосостояния», но вносил коррективу применительно к России с её географическим своеобразием: долгая зима и в некоторых губерниях низкое плодородие. Отсюда распространённость мелкой кустарной сельской промышленности, необходимой для «довольственного жития маломощного населения» России и Сибири. И именно интересам мелких российских производителей Радищев отдавал приоритет в своих рассуждениях оботносительностипринципа свободы торговли: там, где одни кустари выиграют от дополнительного источника сырья (шёлк-сырец), другие могут проиграть от конкуренции готовых товаров (тканей-«китаек»).

Две проблемы, обозначенные Радищевым, — судьбы мелкой кустарной сельской промышленности и сравнительная целесообразность протекционизма и свободы торговли — стали сквозными для российской экономической мысли в процессе усвоения ею системы категорий западной политической экономии с оглядкой на географическое и историческое своеобразие страны.