3. Отсечение социальных целей образования

Нынешнее поколение временщиков-управителей, вышедшее из шинели «экономического необольшевизма», видит в экономике (как и в рынке) самоцель (впрочем, вполне корреспондирующую с их личными целями). В силу своей политической, социальной, гуманистической оскопленности они не могут или не хотят понять, что конечная цель развития экономики– это не прибыль, не пополнение золотовалютного запаса (и заодно собственных карманов), аблагосостояние нации, т.е. в самом прямом смыслесоциальная цель.

Таковы же конечные цели и образования. И их отсечение в образовательной политики выбрасывает из образования самую его суть.

При устранении из Закона «Об образовании» всех и всяческих льгот для учащихся, в том числе и с нарушениями здоровья, при отсутствии в реальной образовательной практике ранее многократно декларированной социальной поддержки детей малодоходных семей (которая сегодня – практически непосильная задача для подавляющей части регионов и муниципалитетов) становится очевидным одно. Вся социальная политика в образовании сводится к социальной селекции по имущественному принципу и состоянию здоровья.

Документ, подготовленный министерством, по существу, снимал социальные цели образовательной политики и что много опаснее – в корне выворачивал социальнуюсоставляющую этой политики. Если ранее ключевыми словами этой составляющей были «социальная поддержка» – ученика, учителя, образовательного учреждения, то теперь была принята жесткая установка на ихселекцию. Теперь господствует идеология отбора и отсева, деления на успешных и неуспешных, коих надлежит выбраковывать в лучших традициях социального дарвинизма.

Но что такое социальный дарвинизм в образовании? Это – возрождение недавнегогеноцида собственного народа. Геноцида в данном случаесредствами образования.

Особенно наглядно этот воинствующий социальный дарвинизм проявился у руководства Минобрнауки в отношении к начальному профессиональному образованию. Оно потребовало освободить ПТУ от «обременения социальными обязательствами», которые, по его мнению, «мешают профессиональной подготовке кадров».

Известно, что ПТУ всегда решали важнейшие социальные задачи поддержки наиболее бедной части учащихся, поскольку свыше 90 % их контингента – дети из малообеспеченных семей или вообще не имеющие родителей. Государство всегда высоко ценило эту социальную миссию ПТУ, всегда – и во время войны, и в период обвала 1990-х гг. оказывало их учащимся посильную помощь, организуя питание и обеспечивая обмундированием. Теперь же, когда казна не знала, куда девать свалившиеся в нее деньги, Минобрнауки считало, что нужно прекратить питание беднейших учащихся ПТУ, ибо оное – «помеха их профессиональной подготовке». (И это при том, расходы на питание одного учащегося ПТУ смехотворны. Они составляли 90 рублей в месяц.) Это верх и социального цинизма, и профнепригодности. Поскольку нищая, голодная система ПТУ по определению не может производить конкурентоспособный продукт.

В условиях катастрофического дефицита квалифицированных рабочих кадров в стране данное обстоятельство, однако, не волнует ни министерство, ни правительство. Они обвально сбросили ПТУ в регионы, без необходимой финансовой поддержки, без всяких нормативно-правовых гарантий их сохранения и развития. На вопрос корреспондента одной из газет: «Просчитывало ли Минобрнауки последствия и риски такой акции», высокопоставленный чиновник министерства спокойно и холодно ответил: «Нет».

Так проводятся у нас и образовательная, и другие социальные реформы. В результате мы видим массовую ликвидацию ПТУ в регионах, продажу их имущества «с молотка» и выбрасывание учащихся на улицу. Такая вызывающе безответственная, более того, провокационная, каннибальская по своему духу образовательная политика делает государство не только прямым участником разрушения образования, но и организатором системного формирования бедности, социального сиротства, малолетней преступности. Она превращает государство в субъект саморазрушения. Она является провокацией социального взрыва в стране.