Общество и новая социальная политика

Общество резко критически оценило новый антисоциальный курс правительства. Мэр Москвы Ю.М. Лужков открыто выступил против этого курса, назвав социальную политику «макроэкономистов-антинародников» «и безграмотной, и губительной». Потребности развития России, писал Лужков, «требуют совершенно иной социальной политики. Это должна быть действительно социальная политика, а не ее фактическая ликвидация под флагом концепции "минимального государства". Социальный дарвинизм, принцип "пусть выживает сильнейший"социальной политикой не является»¹.

Почти в тех же словах дала оценку этой политике и одна из лучших политологов Лилия Шевцова: «Формула новой социальной политики удивительно проста: патернализм по отношению к бюрократии и социальный дарвинизм по отношению к обществу»².

Правительство не только не возразило своим оппонентам, но в закамуфлированном виде подтвердило сущность своей социальной политики. На VIМеждународной конференции «Модернизация экономики и выращивание институтов» глава Минэкономразвития Г. Греф 4 апреля 2005 г. заявил, что на нынешнем уровне модернизации «уже не осталось безболезненных реформ», что все предстоящие реформы (в том числе и в сфере образования) «больно затронут десятки, сотни и даже миллионы людей». Это было вольным или невольным признанием того, что уже давно понятно всем – наше правительство попросту не умеет проводить иные – нормальные, неболезненные реформы. Не умеет, либо не хочет – в силу своего «либерального фундаментализма» или необольшевистского презрения к собственной стране и народу.

Это и дискредитировало в итоге в глазах народа само понятие «реформа». Подобным же образом наша «властная элита» дискредитировала понятия «демократия», «свобода», «правовое государство» и многие другие, что фактически не оставило ни понятийного, ни реального социально-политического пространства для обновления страны. Однако еще остается в силе главный фактор этого обновления – укорененное в народе понятие и требование справедливости.При переводе на язык права оно по сути тождественно понятию «социальное государство», которое и вызывает особую аллергию у либеральных необольшевиков и фундаменталистов. Но именно таковым провозгласила нашу страну в статье 7 Конституции Российской Федерации. Именно эту статью попытался, по сути, нейтрализовать геростратовский закон № 122, то есть попыталсяупразднить социальное государство в России.

В этих условиях российскому обществу предстояло самоопределиться, предстояло сделать по меньшей мере три серьезных шага в «разгерметизации» своего гражданского самосознания.

Во-первых, нужно было понять, что нет раздельного бытия культуры, науки, образования и других социальных сфер. Их единую судьбу определяет общее отношение к социальной и духовной сферам правительства, которое может давать им необходимую степень свободы и государственной поддержки, а может лишить того и другого, что мы и имели в 2004 г. Было бы иллюзией полагать, что какая-то из этих сфер способна самостоятельно противостоять напору правительственных необольшевиков. Поэтому пора было вспомнить завет Булата Окуджавы и объединить усилия, «чтоб не пропасть поодиночке».

Во-вторых, – и это главное– надлежало осознать, что отношение власти к образованию, науке, культуре – лишь отражение ее общей социальной политики, то есть ее отношения к обществу. Что и образование, и наука, и культура живут отнюдь не в отдельных особняках, а в том же полуразрушенном, разоренном здании, которое называется «социальной сферой». Жильцы нижних этажей этого здания – ветераны и пенсионеры уже вышли на улицы, пока деятели культуры, науки и образования горячо, но как всегда, разрозненно обсуждали свои проблемы. Не задумываясь над тем, что эти проблемы – лишь отголоски надвигающейся социальной катастрофы.

Судя по некоторым лозунгам «ситцевой революции» («Нет социальному террору!», «Не хотим быть жертвами геноцида!» и др.) ее участники раньше и глубже, чем деятели культуры, науки и образования, поняли суть происходящего. Равно как и подлинную суть антинародного закона № 122. Главное в нем, повторим, не провальная монетизация льгот, а кардинальное изменение социальной политикив стране и соответственно социального законодательства, финансовое удушение социальной и духовной сфер, а подчас и просто физическое уничтожение отдельных их институтов. Известно, что предстоящая реформа здравоохранения должна была, как и рекомендовал Всемирный банк (поразительно озабоченный судьбами России), ликвидировать, в частности, сеть детских поликлиник и женских консультаций – и это при том, что страна входила в глубокую демографическую яму и ее население вымирало с чудовищной скоростью – до 1 млн человек в год, при высоком уровне у нас детской смертности и низкой рождаемости, при критическом состоянии здоровья детей. Наконец итоговая цель этой каннибальской социальной политики – превратить социальную сферу в зону выживания или вымирания. На выбор. В полном соответствии с идеологиейсоциал-дарвинизма– базового основания новой социальной политики правительства и проводимых им социальных реформ.

Посему надо было не разрознено выступать в поддержку только театров или музеев, библиотек, медицины, науки или образования. Необходимо было сплотить силы для противостояния этой социальной политике, для защиты и социальной, и духовной сферы.

Наконец, в-третьих, предстояло вспомнить, что власть бесчинствует, пока не встречает гражданского сопротивления. События в стране начала 2005 г. еще раз наглядно это показали. И многому научили – народ начинал понимать, что его активные действия дают реальный результат. Если культура, наука, образование, а также здравоохранение (погром которого был не за горами) вольются в это гражданское сопротивление, то общество сможет предотвратить социальную и духовную катастрофу.

Однако, увы, это воссоединение было мало реально. Общество издавна и сознательно атомизировано властью. Кроме того, оно объективно стратифицировано не только по социальным, но и по профессиональным группам. И опыта преодоления этого барьера, опыта гражданского объединения у него, по сути, нет, – разве что 19 августа 1991 г.

Но и драматизировать это обстоятельство все же нет оснований. Любое большое дело начинается с малого первого шага. И опыт корпоративного объединения может породить гражданский опыт.

Мы же убедились в 2004–2005 гг., что в каждой из названных сфер – образовании, науке, культуре первоначальные оголтелые планы рыночных экстремистов не прошли. В той или иной мере они были скорректированы соответствующей общественной группой. Что же касается образования, то эти планы из-за мощного сопротивления общества и педагогического сообщества просто потерпели крах.

Реакция власти на ответ улицы монетизаторам льгот показала, что власть переоценила свои силы, что она боится общества. Не случайно наиболее одиозные социальные реформы были заморожены уже зимой 2005 г., а к осени, видя нарастающее общественное сопротивление, власть задумалась о «левом повороте». Но об этом – разговор впереди.