Литература.

1. Иваницкий, А. М. Физиология мозга о механизмах построения субъективного образа // Эпистемология & философия науки, 2006, т. VIII, № 1.

2. Селье, Г. От мечты к открытию: Как стать ученым. М., 1987.

3. Эйнштейн, А. Мотивы научного исследования // А. Эйнштейн. Сборник научных трудов. В 4-х т. Т. IV. М., 1967.

4. Чернавский, Д. С., Чернавская, Н. М. К онтологии научного творчества. Синергетический подход // Эпистемология & философия науки, 2004, т. I, № 1.

5. Аллахвердян, А. Г., Мошкова, Г. Ю., Юревич, А. В., Ярошевский, М. Г. Психология науки. М., 1998.

6. Петров, М. К. Самосознание и научное творчество. Ростов/Д., 1992.

7. Холодная, М. А. Психология интеллекта. Парадоксы исследования. СПб., 2002.

8. Шереги, Ф. Э., Стриханов, М. Н. Наука в России: социологический анализ. М., 2006.

9. Юлов, В. Ф. Мышление в контексте сознания. М., 2005.

Тема 2. Наука как проблемный способ исследования.

1. Ценности в науке.

Всякое познание включает в себя оценку. Любое живое существо относится к окружающей среде с позиции собственных потребностей, делая себя безусловным центром и исходным пунктом своего поведения. Такое центрирование, хотя уже далеко не эгоистическое, присуще и человеку. У него есть свои потребности и интересы, которые задают в отношении природной среды и культуры определенную избирательность. Если в своих свойствах реальность бесконечна, то человечество осваивает узкий коридор того, что существует. И хотя он непрерывно расширяется, в этих рамках действительности открываются и формируются все возможные «блага», т.е. те единицы реальности, которые обладают значимостью для человека. Их выделение из многообразия бытия происходит путем процедуры оценивания.

Процесс оценивания протекает по универсальной технологии интеллекта. Суть оценивания заключается в выборе чего-то одного из некоторого многообразия. Слепой перебор всех возможных вариантов здесь не имеет места, стало быть, акт оценивания сопряжен с познанием и направляется определенным значением. Вот почему данная процедура может производиться только интеллектом. Интеллект человека вписан в социальную культуру и обладает высокими возможностями, в основе которых лежит технология функционирования знаний. Процесс оценивания конституировался в ее рамках. Как и в основной схеме здесь так же фигурирует три функциональных элемента: предмет – метод – результат, с той лишь разницей, что каждый из них несет ценностную специфику. В качестве предмета оценивания могут выступать чувственные впечатления и знания самого различного уровня. Содержание методов оценки составляют «ценностные теории», т. е. знания, задающие некие образцы и ставшие нормами-идеалами. Когда метод прикладывается к предмету, возникает оценка, которая выступает продуктом акта оценивания.

Научные ценности: «этос» и «методос». Являясь особым типом познания, наука существует и как специфический социальный институт. Их различие очевидно. Одно дело заключается в том, чтобы осуществлять исследовательский поиск, получать знания и развивать их, совсем другое - когда в ходе коммуникаций ученых знание переходит из состояния индивидуального или узкогруппового продукта в достояние научного сообщества. В одной области науки совершают открытие, в другой сообщают о нем и придают ему публичный характер. Соответственно этому выделяются две группы научных ценностей. Научный поиск регулируется идеалами «методоса», общение ученых по социализации знаний подчиняется нормам «этоса».

Любая человеческая деятельность имеет циклическую структуру, где во времени есть начало и конец. Цикличность научного поиска определяется узлами интеллектуальной технологии. Если учесть то обстоятельство, что предмет научного познания утверждается в форме проблемы, цикл “методос” будет таков: “проблема – метод – новое знание”. Для возникновения каждого компонента требуются свои идеалы.

Цикл “этос” образуется из других научных действий: “научная публикация (доклад) – критическое обсуждение – принятие/непринятие нового знания”. Ясно, что здесь фигурируют специфические ценности. Один из основателей социологии науки Р. Мертон (США) в 1942 году сформулировал четыре основные нормы: 1) универсальность; 2) коллективизм; 3) бескорыстность; 4) организованный скептицизм. Они, безусловно, выражают реалии науки. Если ученый представил свое открытие в статье, опубликованной в научном журнале, то он желает, чтобы всем его коллегам оно было известно. Налицо – «универсальность» и «коллективизм». Узнав о новации, ученые подвергнут ее критике, будут проверять ее эмпирические и рациональные основания, оценивая ее через призму господствующих в науке норм («организованный скептицизм»). Конечно «этос» не исчерпывается этими нормами. Когда ученый создает текст статьи, то он не допускает плагиата, не фальсифицирует факты, проявляет уважение к авторитету именитых ученых и специальных норм: рациональная аргументация, уважение к оппонентам, соблюдение регламента и т. д.

Ценности научной проблематизации. Для нас особый интерес представляет цикл «методос». Каждый его блок следует разобрать детально, и естественно начать с исходного – с «проблемы». Как таковая проблемность является широким феноменом, присущим всем типам познания. Психологи характеризуют ее в виде такого негативного фактора как «барьер» для деятельности, который переживается в отрицательных эмоциях, что позволяет мобилизовать ресурсы человека для должного преодоления. Однако еще в конце ХIХ в. американский психолог и философ У. Джеймс определил проблему как интеллектуальное затруднение. Только в таком ракурсе можно понять суть проблемности. В познавательном плане важно то, что проблема переключает индивида из бездумного состояния в мыслительное. «Мы начинаем думать, когда обо что-то стукнемся» (П. Валери). Как правило, в своей деятельности человек руководствуется привычными представлениями, пребывает в состоянии веры в их эффективность и строит определенные ожидания. Когда они не сбываются и, уступают место чему-то неожиданному, эту ситуацию психика переживает как появление препятствия. Такое положение влияет на ментальную психику, она переключается с веры на сомнение. Это состояние в свою очередь активизирует интеллект и его работа начинается с оценки сложившейся ситуации, что и составляет содержание акта проблематизации. В практическом познании рассудок четко фиксирует явное расхождение цели действия с наличной ситуацией, что вынуждает произвести переоценку используемых средств. Нечто похожее происходит и в науке, но с учетом специфических сложностей.

Единой и сквозной целью научного исследования выступают новые знания. Однако сами по себе они существовать не могут, их единственная возможная основа – новые чувственные данные и массив наличных сведений. Из этого многообразия и конституируется предметная сторона научной проблематизации. Ее уровни весьма разнообразны и простираются от фактуальности до фундаментальных теорий. Выбор определенного предмета диктуется характером проблемной ситуации. Методом проблемного оценивания служат исторически сложившиеся образцы результатных форм знания. Они отвечают на вопросы типа: «что считать нормальным фактом науки?» «Какова нормальная научная теория?» Любые отклонения в существующих когнициях от данных идеалов оцениваются в качестве проблемного содержания, которое подлежит должной трансформации в ходе решения.

Современную науку представляют более тысячи шестисот дисциплин (физика твердого тела, популяционная генетика, история древнего мира и т.д.). Хотя в каждой дисциплине сложились специализированные нормы, они являются лишь частными формами общенаучных идеалов. В качестве ведущего и сквозного в них выделяется идеал когнитивной связанности: «любые результаты науки должны иметь рациональное единство». Рекомендация, ориентирующая на поиск любых форм несвязности и нарушений единства, представляет собой проблемное правило. Налицо тандем из ценностей с противоположными функциями. Норма проблематизации обеспечивает начало исследования, ибо установка на когнитивную бессвязность помогает находить «дефектное» знание, обладающее возможностями роста и структурного улучшения. Когда оно оценивается в качестве проблемного материала, тем самым появляется исходный предмет мышления. Идеал же связанности направлен на завершение исследовательского цикла, он фиксирует качество решения проблемы.

Идеал связности и ее проблемный антипод прошли длинный путь исторического развития. Исторически первыми версиями стали нормы логической связности/логической несогласованности. Проблемное правило сформулировал Аристотель в виде требования – установки: «следует смотреть, нет ли где какой-нибудь несогласованности» [2, с. 497]. Данная норма весьма абстрактна и в каждом специфическом случае она нуждается в должной конкретизации, что требует от ученого соответствующей компетенции. Вовсе не случайно начинающему исследователю (аспиранту) его научный руководитель помогает сформулировать диссертационную проблематику. «Говорят, что посредине между двумя противоположными мнениями лежит истина. Никоим образом! Между ними лежит проблема» (И. Гете). Уже древние мыслители обнаружили, что логическое противоречие является самой очевидной формой рациональной несогласованности, когда одно и то же утверждается и в то же время отрицается. У нормы непротиворечивости античные философы подчеркнули негативную функцию запрета: «в итоговой мысли противоречий не должно быть». Как известно Зенон (V в. до н. э.) разработал прием «сведения к абсурду» и использовал этот вариант идеала непротиворечивости для конструирования апорий и критики своих оппонентов. Данную норму позднее перенесли в геометрию и разработали теоретическое доказательство. Только в ХХ в. ученые обратили внимание на конструктивную сторону идеи противоречия – выявление когнитивных полярностей и их должная оценка ведет к постановке проблемы. Если противоречие фиксируется в начале исследования, то это позитивная проблема, в конце же поиска она оборачивается ошибкой. На эту двойственность указал английский ученый и философ Н.А. Уайтхед (1861-1947): «В формальной логике противоречие является сигналом бедствия, но в развитии реального знания оно означает первый шаг по направлению к успеху» [3, с. 137].

История науки полна примеров успешного действия проблемной нормы противоречивости. Так, в середине XIX в. был открыт закон сохранения энергии и одним из его следствий стал «закон эквивалентности теплоты и работы». Развивая термодинамику, немецкий ученый Р. Клаузиус обнаружил противоречие между «законом эквивалентности» и «принципом Карно». Если в первом утверждалось взаимообратимость теплоты и механического движения, то согласно второму, получение механической работы в тепловой машине не обязательно сопровождается переходом теплорода от тела с относительно высокой температурой к телу с меньшей температурой. Клаузиус оценил такой диссонанс в качестве проблемы и ее решение пришло на пути отказа от понятия теплорода. Когда А. Эйнштейн зафиксировал противоречие между принципом относительности механики и представлением электродинамики об абсолютном эфире, то, хорошо зная историю термодинамики, ученый поступил по образцу Клаузиуса. Ложная гипотеза эфира так же была устранена проблемным сомнением.

Одно из типичных отклонений от нормы связности – наличие пробелов в некоторой совокупности научных знаний. Речь идет о ситуации, когда вместо логического и идейного единства существуют разрывы, указывающие на отсутствие каких-то значимых элементов знания. Научное содержание здесь представлено множеством разрозненных фрагментов фактов, законов, где каждый элемент о чем-то свидетельствует, но общий смысл целого отсутствует. Это напоминает ситуацию с недостроенной детской мозаикой. Такое положение дел ученый расценивает как проблемное. Иллюстрацию можно взять из истории физики. До 1900 г. классическая электродинамика развивалась на основе принципа непрерывности (электромагнитное поле и его энергия меняются без скачков). Затем возникла квантовая гипотеза, которая актуализировала идею прерывности. К 1910 г. физика стала сочетать полуклассические и полуквантовые теории. Проблемную оценку произвел немецкий ученый М. Планк (1858-1947): «Создавшееся ныне состояние теории, исполненное пробелов, стало невыносимым для каждого настоящего теоретика» [4, с. 71].

Иррациональная смутность и неопределенность. Другой типичной формой отклонения от идеала связного единства выступает когнитивная смутность или рациональная путаница. Ее рельефную характеристику дал американский методолог науки У. В. О. Куайн. Наличие смутных терминов свидетельствует о логическом неблагополучии – существовании каких-то нарушений логической нормы, требующей четких смысловых границ. Хотя смутность не затрагивает истинностных значений общих предложений науки, она вносит двусмысленность, рациональную непрозрачность и логическую непоследовательность. Состояние смутной путаницы является для науки проблемным и оно устраняется процедурами проясняющей рефлексии [5, с. 148-170]. Некоторые ученые характеризуют проблемность метафорой спутанного или запутанного узла. Здесь очевидно, что все выражения типа «смутность», «путаница», «спутанный узел», «неясность» синонимичны. Их объединяет одно общее значение – отсутствие связного порядка в наличных знаниях, что оценивается как проблемность. В 1901г. И. П. Павлов (1849-1936) ставил опыты по физиологии пищеварения и однажды заметил, что нейтральный для животного элемент среды способен вызывать у него физиологическую реакцию. Биология того времени такого рода связи вообще не брала в расчет, их просто не замечали. Неясную и смутную зависимость Павлов оценил в виде значимой и перспективной проблемы. Так возникло новое направление по изучению условных рефлексов, ставшее началом физиологии высшей нервной деятельности.

Нормы проблемности действуют как постоянные установки. Идеал когнитивной связности является универсальным методом научной проблематизации. Схема его действия относительно проста. Данная норма существует в сознании ученого в виде постоянно действующей установки. Чем бы ни занимался исследователь, его интеллект всегда готов к возможной оценке. Легко представить типичные ситуации, где ученый сталкивается с наличным дисциплинарным знанием: чтение статей в специализированном журнале, обсуждение новой гипотезы на научной конференции, подготовка собственной публикации и т.п. Во всех этих случаях предметом оценки выступает некоторый массив знаний и он как бы «пропускается» через «призму» идеала связности. Если между ними нет никаких несоответствий, стало быть, нет оснований для проблемности. Скользящая оценка сводится к заключению: все рассмотренные виды знания суть нормативные результаты. Но вот случился когнитивный диссонанс, норма связности обнаружила фрагмент, отклоняющийся от ее требований. Он оценивается в виде проблемы, такое знание отделяется от нормативных образований путем формулирования ряда вопросов. Акт научной проблематизации состоялся.

Конечно, между идеальной схемой и реальной практикой науки существует большая разница. Здесь нужно учитывать такой существенный фактор как историчность. Если брать раннюю науку, то норма связности здесь еще только формировалась, она имела частный характер и слабо осознавалась. В таком положении пребывала античная и средневековая наука. Относительной зрелостью здесь выделялась математика (геометрия, арифметика, алгебра), где действовала норма логической непротиворечивости. Но, как правило, все противоречия расценивались в виде ошибочных результатов и отбрасывались как ненужные заблуждения. Ситуация стала меняться только во второй половине XIX в. Теоретическое обоснование исчисления бесконечно малых (Коши, Вейерштрасс) внесло коррективы в традиционную нормативность – некоторые виды противоречий стали считаться проблемными индикаторами последующего развития математики. Такая переоценка дала свои плоды. Когда в самом начале XX в. Д. Гильберт выступил с докладом на международном конгрессе, то из 23 сформулированных им проблем несколько имело форму явного противоречия. Вот почему следует согласиться с английским экономистом Л. Роббинсом в том, что в достаточно зрелой науке выбор проблем не может более определяться наивной рефлексией, он диктуется системой разных идеалов.

Проблемы взаимосвязи фактов и теорий. Норма связности специализируется в науке в зависимости от уровня исследовательской деятельности. В самом обобщенном и широком формате речь идет об эмпирии и теории, одно дело – процедуры наблюдателя и экспериментатора, совсем другое – мышление теоретика. На эмпирическом уровне исходным является формирование фактов науки. В этом процессе выделяются два этапа: фиксация чувственных данных (описание) и их рациональная интерпретация. На первом господствует норма точности – исследователь должен без привходящих искажений зарегистрировать то, что показывают органы чувств, вооруженные приборами. Здесь возникают затруднения языкового и технического характера. Настоящая проблемность начинается на втором этапе. Здесь действует норма особой связности – факт должен иметь определенное эмпирическое значение, которое формируется некоторыми представлениями.

Объяснение фактов теорией. Относительно простой интерпретацией научные факты не обходятся. Если в распоряжении ученых имеются чисто описательные факты, существующие сами по себе, вне связи с теориями, это положение расценивается как проблемное (притча о яблоке, упавшем на голову И. Ньютона в этом плане имеет проблемный смысл). В науке существует онтологическое обоснование. У исследуемой реальности есть двойная структура: глубинные общие законы и их единичные проявления на поверхности бытия, объективные явления. Если факты науки фиксируют только последнее, этого для относительно полной картины недостаточно. Поскольку объективные события фиксируются фактами науки, последние должны быть связаны с соответствующими теориями. К этому и сводятся все проблемы объяснения.

Процесс научного объяснения таит в себе свои сложности. Установление связи фактов науки с теорией в схематичном плане сводится к дедуктивному выводу первых из теоретического знания. Однако это кажущаяся легкость. Вся проблемная трудность состоит в том, что один и тот же факт может быть следствием разных теорий. Истинным же является какой-то один вариант. Ученому в этом выборе приходится полагаться не столько на логику, сколько на догадку и на критический анализ ее продуктов.

Откроем некоторые страницы истории физики. Медицинские банки, пипетки и сифоны люди практиковали давно. Но использование касалось сугубо внешней, описательно-фактической стороны дела. Почему вода в пипетке и сифоне поднимается вверх? Почему тело под банкой вздувается? Эти проблемные вопросы порождены идеалом «спасения» фактов теорией. Самый первый ответ дал Аристотель: «природы боится пустоты». Такое натурфилософское объяснение просуществовало до XVI в. Итальянец Э. Кардан предложил модификацию аристотелевской идеи: при увеличении объема воздуха над водой он разрежается и создает втягивающую силу. Другие ученый нашли такие факты, которые не объяснялись теорией Аристотеля – Кардана: а) в двух вертикальных сообщающихся сосудах произвольной формы (разные объемы воздуха) давление на основаниях одинаковое; б) вода в колодцах не поднимается выше 18 локтей; в) если подняться в гору на 70 шагов, то водяной сифон перестает действовать. В 1680 году итальянец Д. Бальяни все факты объяснил давлением воздуха, а его соотечественник Э. Торричелли обосновал эту гипотезу опытами.

Идеалы когерентности и простоты как средства постановки теоретических проблем. Грань, отделяющая в науке эмпирию от теории, весьма подвижна и относительна. Строгого разделения труда здесь не существует. Теоретик всегда считает за честь объяснить какой-то запутанный факт, через такие головоломки и развиваются высокие идеи. И все же на теоретическом уровне действуют свои нормы. Наряду с идеалом теоретического спасения фактов ученые здесь озабочены внутренним совершенством самих теорий. Это поле деятельности обслуживают соответствующие нормы: правило когерентности и идеал простоты.

Идеал когерентности является одним из вариантов нормы связности и исходит из признания идейно-логической согласованности элементов теории. Любое рассогласование будет в свете этой нормы проблемой. Самым очевидным отклонением от когерентности выступает логическое противоречие, оно сразу «бросается в глаза» теоретика и оценивается в качестве проблемы. Установка на выявление когнитивных диссонансов сложилась еще на этапе становления науки (античная математика, астрономия, статика и т. п.) и для современной науки стала традиционной нормой. На рубеже XIX и XX вв. А. Эйнштейн зафиксировал полярное расхождение между принципом относительности механики и представлением электродинамики об абсолютном эфире. С этой проблемы началось становление специальной теории относительности.

Свой специфически нормативный смысл несет правило простоты. Его первые версии характерны для древней преднауки в виде неявных форм, не имеющих четких формулировок. О скрытой форме существования идеала простоты можно говорить в связи с платоновской идеей теоретизации науки. Если древним астрономом она предписывала спасать явления неба математической схемой, то это означало сведение пестрого многообразия фактов к немногим общим утверждениям. Всякая теория упрощает эмпирию. В средневековой науке норма простоты приобрела явный вид в форме «бритвы Оккама». Она стала главным методом критической оценки геоцентризма Птолемея со стороны польского ученого Н. Коперника. Он признал, что большое число эпициклов – главный недостаток теории. С такой проблематизации началась революция в астрономии.

Еще в XIX в. существовало представление о развитии науки в виде простого и линейного приращения новых фактов и теорий к уже случившимся ранее результатам. В свете процесса проблематизации эта модель кумуляции выглядит весьма наивно. Наука демонстрирует производство высшего типа, стержнем которого является рациональная технология. Новые продукты здесь возникают в ходе преобразования старых когнитивных структур, что возможно только при условии их переоценки. То, что ранее сформировалось в виде нормального результата, в дальнейшем становится предметом трансформаций. Такие метаморфозы как раз и подготавливает проблематизация.