Патриотизм и критическое отношение к россии, русскому народу - совместимы ли они?

Патриотизм, любовь к России, боль и тревога за нее крас­ной нитью проходили сквозь рассуждения сколько-нибудь известных и влиятельных мыслителей России XX в., независимо от того, как именно каждый из них представлял себе и оценивал российский путь в истории. Патриотизм был самой общей ценностной предпо­сылкой более конкретных философско-исторических размыш­лений о русской идее.

В. В. Розанов, один из самых ярких и критически ориентирован­ных авторов в русской философии, в сборнике "Мимолетное. 1915 год" писал: "Любить, верить и служить России — вот программа. Пусть это будет Ломоносовский путь"⁴. И никто из философов, вооб­ще-то споривших с Розановым, не возражал ему именно в данном пункте.

Преданность России, патриотизм свойствен и тем мыслителям, которые, подобно И. Ильину, были изгнаны с родной земли. В статье "О русской идее", опубликованной за рубежом в сборнике статей 1948— 1954 гг., Ильин писал: "Если нашему поколению выпало на долю жить в наиболее трудную и опасную эпоху русской истории, то это не может и не должно колебать наше разумение, нашу волю и наше слу­жение России. Борьба русского народа за свободную и достойную жизнь на земле—продолжается. И ныне нам более, чем когда-нибудь, подобает верить в Россию, видеть ее духовную силу и своеобразие и выговаривать за нее, от ее лица и для ее будущих поколений, ее твор­ческую идею"⁵.

А. Ф. Лосев, испытавший на себе превратности судьбы крупного, самобытного мыслителя, жившего в условиях советского режима, пи­сал в 1941 г.: "Любящий любит не потому, что любимое —высоко, велико, огромно. Родители любят детей, и дети любят родителей не за высшие добродетели, а потому что они друг другу родные. Благород­ный гражданин любит свою Родину также не за то, что она везде и всегда, во всем и непременно велика, высока, богата, прекрасна и пр. Нет. Мы знаем весь тернистый путь нашей страны; мы знаем многие и томительные годы борьбы, недостатка, страданий. Но для сына своей Родины все это — свое, неотъемлемое свое, родное: он с этим живет, с этим погибает; он и есть это самое, а это самое, родное, и есть он сам"⁶.

Тот же мотив — ощущение слитности человека, ищущего свое Я и свою индивидуальность, с Родиной, ее судьбой, как бы мучительна и тяжела она ни была — развит в работе С. Булгакова (1871 — 1944) "Моя родина": "Нужно особое проникновение и, может бьггь, наибо­лее трудное и глубокое, чтобы познать самого себя в своей природной индивидуальности, уметь полюбить свое, род и родину, постигнуть в ней самого себя, узнать в ней свой образ Божий"⁷.

Но ни один из писателей и философов, о которых здесь шла и еще пойдет речь, не понимал российский патриотизм как некритическое принятие всего, что происходит с Россией и в России. Критический подход к российской действительности, "русскому националь­ному характеру" понимался многими философами нашего отечества не просто как совместимый с российским патрио­тизмом — он мыслился как неотъемлемое свойство и прояв­ление этого патриотизма. В. Розанов писал: «... болит душа за Россию...

. болит за ее нигилизм

Если "да" (т. е. нигилизм) — тогда смерть, гроб. Тогда не нужно жизни, бытия. "Если Россия будет нигилистичной" — то России нуж­но перестать быть, и нужно желать, чтобы она перестала быть... Вот где зажата душа. Но как "нигилизм" пройдет, когда почти все нигили- стично? даже мальчики? гимназисты?»⁸. Не та же проблема мучит нас и сегодня?

И. Ильин, написавший о патриотизме (скажем в книге "Путь ду­ховного обновления") немало вдохновенного и прекрасного, подразу­мевает под истинным патриотизмом непременно критическое отноше­ние к тому, что в истории и в сегодняшней жизни Родины вызывает обоснованное недовольство. "Любить свой народ и верить в него, ве­рить в то, что он справится со всеми историческими испытаниями, восстанет из крушения очистившимся и умудрившимся, — не значит закрывать себе глаза на его слабости, несовершенства, а может быть, и пороки. Принимать свой народ за воплощение полного и высшего совершенства на земле было бы сущим тщеславием, больным нацио­налистическим сомнением. Настоящий патриот видит не только ду­ховные пути своего народа, но и его соблазны, слабости и несовер­шенства. Духовная любовь вообще не предается беспочвенной идеали­зации, но созерцает трезво и видит с предметной остротой. Лю­бить свой народ не значит льстить ему или утаивать от него его слабые стороны, но честно и мужественно бороться с ними. Национальная гордость не должна вырождаться в тупое самомнение и плоское само­довольство; она не должна внушать народу манию величия"⁹.

Ильин замечает, что для такого критического, т. е. подлинного, патриотизма нужны зоркость, правдивость и гражданское мужество. Он превосходно говорит о "соблазнах национализма" — о тенденции преувеличивать достоинства своего народа и сваливать всю ответствен­ность за совершенное или так и не совершенное им "на иные "вечно злые" и "предательские силы". (Надо, однако, иметь в виду следую­щее чисто терминологическое противоречие: иногда И. Ильин упот­ребляет понятие "национализм" и в ином смысле, по существу отож­дествляя его с патриотизмом.) "Путь к обновлению ведет через пока­яние, очищение и самовоспитание", — эти слова выдающегося русско­го мыслителя остаются для нас актуальными¹⁰.

Итак, в понимании не только совместимости, но и единства патри­отизма и критического отношения к родной стране мы вряд ли обна­ружим разногласия между выдающимися мыслителями России нача­ла века. Однако в конкретном понимании проблематики, обнимаемой понятием "русская идея", разногласия между ними существуют.

И. Ильин так определяет особенности своего подхода:

"Эта идея формулирует то, что русскому народу уже присуще, что составляет его благую силу, в чем он прав перед лицом Божиим и самобытен среди всех других народов. И в то же время эта идея указывает нам нашу историческую задачу и наш духовный путь\ это то, что мы должны беречь и растить в себе, воспитывать в наших детях и в грядущих поколениях и довести до настоящей чистоты и полноты бытия —во всем, в нашей культуре и в нашем быту, в наших душах и в нашей вере, в наших учреждениях и законах. Русская идея есть нечто живое, простое и творческое. Россия жила ею во все свои вдохновенные часы, во все свои благие дни, во всех своих великих людях"¹¹. Иными словами, под русской идеей И. Ильин понимает лишь все великое, благое и только позитивное, что есть в истории, судьбе, культуре и духе российского народа. Н. Бердяев, напротив, включает в совокупность проблем и линий исследования русской идеи не только благое, лучшее, "правое" — он считает, что подойти к разгадке тайны "русской души", самобытности пути России, можно лишь в случае, если сразу признать "антиномичность России, жуткую ее противоре­чивость. Тогда русское самосознание избавляется от лживых и фаль­шивых идеализаций, от отталкивающего бахвальства, равно как и от бесхарактерного космополитического отрицания и иноземного раб­ства"¹².